Приходите за счастьем вчера

– Я думаю, нервы Эла сдадут первыми, – фыркнул Лоренцо. – Я бы уже пристрелил.

– Она ушла, – извиняющимся тоном пробормотала подошедшая Оливия. – Только спросила адрес гостиницы. Думаю, что твой брат уже давно прострелян, Кол.

– То есть? – Синеджа вскинул брови при замечании супруги. – На кого ты ставишь?

– Я? – Оливия смешливо прикусила губу. – Я всегда ставлю на Элайджу. Ты недооцениваешь его дар убеждать женщин.

– Мне начинать ревновать?

– О, нет, он так убедителен именно потому, что не распыляется и вся сила воли обрушивается на одну. К сожалению, эта женщина не я.

– Почему, к сожалению?

– Завидую Катерине. Мне такого счастья не светит.

– Это была моя кузина, Лив.

– Эта кузина глаз не отрывала от твоих определённых зон.

– Даже если и так, её зоны мне были неинтересны.

– Если бы они были тебе ещё и интересны, мой дорогой, ты бы лежал с острым пищевым отравлением где-нибудь под трибуной. И заметь, не из-за ревности, а потому что я терпеть не могу извращенцев вообще и инцест в частности. Ладно, пойду к Эйдану…

– Всё-таки она у тебя безнадёжная оптимистка, – констатировал Кол, знавший биографию когда-то юного Лоренцо и его кузин куда более подробно, – стоп, а ты куда собралась…

– Я поздравить победителя, – улизнуть под шумок Елене не удалось, но она обратила взгляд бархатно-карих глаз на молчаливого Нейтленда. Если верить нелестному мнению Кет об этом человеке, то он должен был спасти её от Кола именно за них. – Эти неблагодарные люди даже минутки мне не дали, с вами поговорить.

– Поверьте, – Нейтленд вздохнул, – эти неблагодарные люди не дали и мне слова вставить. Примите моё восхищение. Кол, ты позволишь?

Кол скривился, но деваться было некуда. Впрочем, Нейтленд, решивший от усталости поиграть в благородство, тоже получил сторицей и вправду отлично провёл вечер – Елена оказалась приятной собеседницей, на неё член не вставал и она не вертелась рядом с его лучшим другом в юбке начинавшейся и заканчивавшейся где-то на заднице, вызывая стойкое понимание внутренней непорядочности происходящего.

Швейцар ушёл, и Кетрин осталась одна на всём этаже. Дверь бесшумно отворилась – была не закрыта, видимо, Элайджа ждал горничную или собирался выйти. В прихожей перед ней стоял его застёгнутый чемодан, сам Элайджа сидел на краю кровати, сцепив пальцы и глядел в окно ночного города. После шумной атмосферы празднования на гонках, адреналина, это бьющее по нервам тихое одиночество и усталость на лице, заставили Катерину немедленно подать голос:

– Элайджа?

Плечи мужчины мгновенно напряглись, он резко повернул голову и встав с постели, подошёл к столику, на котором лежал ключ от номера.

– Кто тебе дал адрес гостиницы и разрешил пройти в номер? – голос был сухим. Ключ перекочевал в ладонь.

– Оливия. Ты уже уезжаешь?

– Да.

– Я хотела попросить прощения.

– Тебе не нужно моё прощение, и мне твои извинения тем более. Встретимся дома.

– Подожди. – Мысли Кет хаотично заметались, она замерла, не понимая, что же ему от неё нужно сейчас и одновременно зная, что времени на рассуждения нет. – Я так больше никогда не буду делать. Если хочешь, я вообще не стану ездить больше ста пятидесяти.

– Почему я должен чего-то хотеть? Кажется, это твоя личная жизнь, к которой я по контракту не имею касательства. Так же как и ты к моей.

– Но это неправда, – сжав кулаки, Катерина преградила ему дорогу. – Контракт был не для этого. Если ты переживаешь, это не правда.

– Что я там переживаю – только моё дело. Ты и будешь так вот стоять? – обойдя её, поинтересовался Элайджа. – Мне нужно сдать номер.

– Знаешь что, Майклсон… – рывком обернувшись, Кет откинула волосы за спину, ноздри начали раздуваться, на глазах выступили слёзы, и она забыла про все планы на жизнь, – Я пришла первая, пришла извиняться и помириться. Вместо того, чтобы хотя бы выслушать, ты поворачиваешься ко мне задницей. Если мы сейчас не поговорим – ты видишь меня в последний раз в своей жалкой, тухлой жизни, с дешёвыми правилами контрактов и ублюдочной корпоративной этико… ой-ой! Не надо!

Запал мгновенно сменился воспоминанием, что не стоит говорить некоторых вещей. Кетрин замерла, понимая, что силы явно не равны, и оказалась в неудобной позе животом на коленях Элайджи, но пнуть его всё же сумела.

– И за Софию я буду с тобой судиться, – сказав последнюю фразу, она закусила губу и прижалась щекой к покрывалу. – И за телесные повреждения. Точнее будет так – ты нанесёшь мне телесные повреждения, я пойду в полицию, где возьму справку и тебя не то, что к Софии – вообще к детям не подпустят за километр. И ещё…

– Пожалуй, после всего услышанного на свой счёт, мне приходит мысль, что я когда-нибудь и вправду захочу тебя отшлёпать так, что долго не сможешь сесть, – положив руки на талию брюнетки, и вызвав писк от неожиданности, констатировал Элайджа. – Но полёт фантазии меня всегда впечатлял.

Наконец, сообразив, что никто её давно не держит, она сама просто лежит на руках Элайджи, которые предохраняют от поцелуя с ковром гостиничного номера, Катерина высвободилась и встала на ноги, повернувшись спиной к бывшему мужу. Стресс и реакция после крайней концентрации всех внутренних сил лишили её контроля над эмоциями. В комнате стало так тихо, что быстрое испуганное дыхание брюнетки превратилось в громовое сопение, и после в придушенный вопль слепой ярости:

– Ты не собирался меня бить!

– С чего ты вообще решила, что я могу тебя тронуть, радость моя? Совесть мучит? – он легонько шлёпнул её по заду, с губ сорвался неожиданный для него самого смешок от пришедшей в голову догадки: – Только ты не кажешься особенно напуганной и кхм... разъяренной этой перспективой. Не знаешь, как выпустить пар?

– Пусти! – Теперь взгляд обернувшейся женщины стал и впрямь яростным.

– Норовистая девочка. Я не сужу победителей. Впрочем, если ты хочешь, иди ко мне.

– О, как же я тебя ненавижу, Майклсон!

– Потому что не оприходовал тебя ремнём? Ты, безусловно, истинная женщина.

– Ты вконец оборзел от безнаказанности…

– Дверь по-прежнему открыта, – со смешком напомнил Элайджа, увидев, как она метнулась к выходу из комнаты. – Но это ты хотела поговорить, – женщина замерла, хватая ртом воздух. – Прежде чем ты проклянёшь меня, Катерина, напоминаю, проклятья – вещь крайне сомнительная, со всякими коленами, а ты растишь мою дочь… – Тон переменился так резко, что она замерла. – Поиграли в итальянские страсти и хватит с нас... Возвращайся, давай.

Обернувшись, она покорно пошла к нему.

– Ради чего ты ввязалась в эти гонки? – голос Майклсона из задумчивого стал жёстким. – Ради денег?

– Да. Но я не собиралась, то есть не планировала заранее ехать между балками. – Голос перестал быть воинственным, а стал тихим и неуверенным: – Просто, во время гонки бывает, что отказывают тормоза. В переносном смысле.

Кет в очередной раз сумела смягчить его настроение – Элайджа её понимал, только его личные тормоза отказывали на другом. И это другое стояло на расстоянии вытянутой руки и, кажется, ни хрена не вникало в ситуацию.