Приходите за счастьем вчера

– Солнце светит, птицы поют, – сварливо заметила Кет, не желая идти на мировую и надувшись аки мышь на крупу.

– Это не аргумент.

Они въехали в ворота.

– Тебе хочется подышать английским воздухом после своих папуасов племени имени динго донго, и посмотреть насколько хороша Иллюзия и племянники верхами. По-моему, это очевидно любому дураку, а не только президенту здоровенной кор… – сообразив, что её разводят, Катерина замолчала и, пронзив мужчину надменным взглядом, отстегнула ремень безопасности.

Не получилось. Кет стояла, прижав ладони к горящим щекам, и неотрывно смотрела на девочку из чьих глаз вот-вот должны были прыснуть слёзы.

Сначала всё пошло по плану: они с Дени и Дейвом как обычно уехали в рощу, где на поляне-опушке начали выгул лошадок, Элайджа и вправду привёл Ребекку, и, он всё объяснил сестре, но та не выдержала и выскочила на поляну из-за кустов орешника, где они стояли, наблюдая за детьми. И Дени теперь стояла, выпустив повод Иллюзии, и судорожно сглатывала, открыв рот и глядя на мать в паре шагов от себя. С усилием избавившись от одеревенения, Катерина подошла ближе.

– Она нервничает, Бекс, – пробормотала Кет.

– Но она же говорит, – неверяще прошептала блондинка: – Я слышала. Ты же можешь говорить, Дени.

– Не с тобой, – коротко бросил Элайджа.

– Господи, да какая… Ты умница. Всё хорошо! Хорошо! – Кинувшись к Даниэлле, Ребекка схватила уже тяжёлую девочку на руки и закружила по площадке. – Мне не страшно, говоришь ты со мной или нет, Даниэлла. – Наконец, поставив дочь на траву, она опустилась на колени рядом с ней, чтобы стать одного роста и заглянула в глаза: – Я рада, что ты можешь говорить вообще. Я очень, очень счастлива, милая. Ты уже сделала меня счастливой. А что не можешь… – сморгнув набегавшие слёзы с глаз, Бекс улыбнулась трясущимися губами: – Разве мы плохо понимали друг друга, когда ты ни с кем не говорила, зайчоночек мой? Я тебя очень люблю, очень сильно, неважно говоришь ты или нет.

Кивнув, Дени протянула ладонь. Бекс сначала не поняла, потом сообразила дать телефон.

«Тогда почему ты плачешь, мама?»

– Это от счастья, милая. От сильного счастья тоже плачут.

Заплакав, Даниэлла бросилась на шею матери.

– Ну вот и всё, Катерина, – стараясь не слишком коситься на сестру и племянницу, Элайджа переключил внимание на подавленную жену.

– Не всё, – возразила Кет, подходя к нему и по безмолвному приглашению приникнув к плечу. – Она так и не заговорила.

– Уэс сказал, что заговорит. Главное – она преодолела стресс после комы Деймона, а что не может говорить именно с матерью – очень сильное волнение. Рано или поздно оно утихнет, и всё будет хорошо.

– Да?

– Да. Твоя задача была, чтобы Бекс узнала, что она может говорить и при этом дать Дени уверенность, что она может это делать не только с лошадью, а не чтобы она заговорила с матерью. И, – Элайджа улыбнулся внимательно слушавшему диалог племяннику, – вы с Дейвом справились. Всё отлично.

– Только женщины всегда слишком много плачут, – заявил покрасневший от внимания к его персоне Дэвид, надвинув шапку на лоб. – А у нас Иллюзия в рощу ушла. Я схожу приведу.

– Ушла? – Кет, уткнувшаяся носом в плечо Элайджи, смахнула выступившие на ресницах слезинки и встрепенулась, глядя вслед удалявшемуся мальчику. – Правда, забыли про лошадей. Пойду помогу…

Но Элайджа удержал.

– Каждому человеку иногда нужно побыть одному, даже если ему только двенадцать лет.

«Классный он дядька…»

Дэвид, которого периодически просто доканывало наличие такой кучи женщин в семье, устремился к мелькавшей в просвете между ещё не покрывшимися пышной листвой деревьями пятнами рыжей шерсти.

– Тогда прогуляю Аиду, – оглянувшись в сторону блондинки, что-то тихо втолковывавшей улыбавшейся Даниэлле, сказала Кет. – Не думаю, что сегодня до неё будет кому-то дело.

Он понимающе отстранился. Кет кивнула, подошла к Аиде, подобрала петлю на кордео и оглянулась на бывшего мужа, в одиночестве отправившегося по тропинке к дому. Ей хотелось подумать одной, но слова вырвались словно против воли:

– Элайджа, а ты не хочешь тоже погулять?

Он обернулся, разглядывая женщину с кобылкой на фоне весеннего голубого неба.

– Солнце светит и птицы поют?

– Нет, посмотреть и восхититься, как я ней управляюсь.

– Возможно, хочу…

– Ты говорила, что Дени разговаривает. Ты с ней тоже часто разговариваешь, веришь в это?

– Дени разговаривает для себя, и не думаю, что это плохо. В детстве должны быть чудеса. Или хотя бы вера в них, – Кет с нежностью оглядела бредущую вдоль тропинки лошадь и отрицательно кивнула, увидев, что Элайджа нахмурился. – Нет, пусть идёт, всё равно она знает, что я осталась. А ты незнакомый и её нервируешь.

– Так плохо пахну?

– Можешь захотеть её хищницки скушать.

И оба рассмеялись. Ласково пригревающее солнышко растопило остатки серой утренней дымки, зелень наполняла прохладный, влажный воздух терпким травяным ароматом, и события этого дня подействовали на них замечательно, приведя в отличное расположение духа. Кетрин с Элайджей стояли почти на вершине холма, облокотившись о небольшой деревянный плетень, слева отделявший тропинку от крутого спуска, и наслаждались открывавшимся видом на Йоркширские бесконечные холмы.

– Катерина? …времени мало, мне нужно улетать… – Прикрывшая глаза ресницами, чувствуя, как припекает солнце, и окунувшаяся в состояние чем-то подобное дремоте, брюнетка не сразу поняла, что Элайджа не просто говорит ей её имя, а спрашивает и ждёт реакции, и только услышав громкий вопрос: – Ты совсем меня не слушаешь? – очнулась.

– Да, извини, – с трудом ворочая языком, сказала женщина. – Я немного эм… заснула, в общем. И показалось, что ты во сне говоришь. Повтори, пожалуйста, что ты рассказывал.

– Я не рассказывал, – улыбнулся Элайджа. – Я хотел позвать тебя завтра с собой.

– Снова приём? – вздохнула Кет, отлично понимая, что завтра ему будет не до приёмов.

– Нет. На матч «Манчестер Юнайтед» и «Манчестер Сити».

Кет тихонько вздохнула. Прощаться всегда тяжело, а тем более прощаться нехорошо. Оставалось надеяться, что она сумеет держаться достойно, и Элайджа воспримет её рассказ без сильного гнева. Решение было принято давно, но вот и вправду решилась она только сейчас, но подумала, что один день погоды не сделает. В прежние времена она бы вцепилась в него мёртвой хваткой, но за год с рождения Злателины, казалось, изменилась и сама Катерина. Ей не хотелось ничего вымучивать и выпрашивать, хотелось заниматься любимым делом и достичь успеха. И семьи с человеком, которого любила до безумия тоже хотелось, хотелось больше всего на свете, но не любой ценой. Принявший её молчание за попытку придумать вежливый отказ, Майклсон добавил: