Приходите за счастьем вчера

– Майклсон, ты сам участвовал в этом, – брюнетка сдвинула брови – страх, что Элайджа выйдет за дверь ушёл, но она по-прежнему терялась рядом с ним, понимала, что ни одному другому мужчине не тягаться, и потому пыталась говорить гордо, а получалось точь в точь, как у подростков: – И не говори, что ты не оценил мои умения!

– Я помогал другу с немалым опытом гонок, а ты поехала из-за денег. Я оценил умения. И удачливость тоже.

– Ну, ещё раз скажи, что хочется меня выпороть как ребёнка, – пробормотала женщина, присела рядом на кровать и, склонила голову, разглядывая свои коротко стриженые ногти.

– Хочется. Но не как ребёнка, и не как хоть одного человека на белом свете. Я вообще был далёк от этого всю свою жизнь, пока не отыскал тебя в твоём Мистик Фоллз, – мрачно сообщил Элайджа. Кровать жалобно скрипнула, когда он откинулся на спину заложив руки за голову. – Поехать непонятно по чему из-за баксов. Из-за такого дерьма, Катерина...

– Я не… Ты прав. Прости.

– За что простить, Катерина? За то, что ты не понимаешь, что у тебя двое крошечных детей дома? Понимание либо есть у тебя в голове, либо нет, и вряд ли появится.

– Элайджа… – Он говорил справедливо, сейчас Кет это понимала. И несправедливо, потому что рискнула она только из-за него и потому, что ей хотелось восхитить именно его. Только его. Как часто в их семейной жизни и никогда в других обстоятельствах, Кетрин хотелось заплакать, потому что объяснить толково было ничего невозможно. Встав, она постаралась говорить спокойно. – Ты прав, что я поступила глупо. Тем более глупо, что я рисковала не только собой, но и сестрой. И неправ тоже, всё случилось не потому, что мне плевать на тебя и твою жизнь. Меня бы тоже не было в Йоркшире, если бы я не хотела жить рядом с тобой.

Он фыркнул и вновь перед ней был спокойный, уравновешенный и немного философски-настроенный человек.

– Ладно поговорить – поговорили, у меня самолёт.

– Если можно отложить вылет до завтра… – обняв мужчину со спины, проворковала Кет и замерла, ожидая ответа. Но ответа не было – не положительного, ни отрицательного, приняв это за маленькую победу и продолжая поглаживать напряжённую шею пальцами, она продолжила мягким голосом: – В конце концов, победитель без праздника – куда это годится? Поцелуй меня.

Обернувшись, Элайджа молча впился в подставленные губы, чувствуя себя так, словно сердце вдруг очутилось где-то в горле и бьётся там рваными толчками.

Этим вечером бесконечно просматривая то как, серебристый «Ягуар» проскакивает перед мордой «BMW» и продирается через кусты, он вдруг окончательно понял, что давно уже переоценил жизнь. И хотел дать Катерине ещё шанс, в том числе шанс объясниться, потому что ему самому её очередной шанс был необходим как воздух. Только объясниться вовсе не означало, что он готов был удовлетвориться любыми объяснениями и в любой момент, но собирался их хотя бы выслушать.

– Я скучал по тебе, – прервав их долгий поцелуй, Элайджа зарылся носом в каштановые кудри. – Только как-то по-дурацки получилось.

– Я равнодушна к заездам и к гонкам, по крайней мере к таким... К таким реальным, хотя мне понравилось. Я участвовала только из-за денег, а по балкам поехала, потому что Елена рассказала, что на самом деле ты меня ни во что не ставишь на дороге. – Слова сыпались быстро как горох из стручка. – Я раньше думала, что ты мне подарил «Ягуар» потому что знаешь, как я люблю автомобили. И мне захотелось доказать, что я могу.

– Елена сказала глупость. Я подарил именно, потому что он тебе вправду понравился, – вновь усадив брюнетку на кровать, он присел рядом на корточки, разглядывая её лицо, – потому что я знаю, что для тебя он гораздо интереснее любой другой дорогой побрякушки, а вовсе не как статусную игрушку богатой даме. Но для таких гонок нужен хотя бы минимальный опыт, кошечка. И мотивация – не только деньги. Скажи, зачем тебе именно твои деньги, если я могу дать в разы больше выигранного сегодня? На что?

– На лошадей. Я хочу заняться тренировкой лошадей. Сама я такое не потяну, но мне нужно вложить свою долю к остальным, чтобы получить место. И работу.

Повисло долгое молчание, Элайджа закрыл глаза. Всё было просто, банально, если бы ему вовремя вспомнить о том, что за клубок противоречий из светлого и тёмного представляет собой душа Катерины. И не имело никакого отношения к их контракту, Локвуду и Софии. Только он ничего не знал о её планах на жизнь уже как… год.

– Почему ты просто не попросила у меня?

– Я завтра скажу, – откинувшись на спину, она протянула руки, позволяя Элайдже прижать её к кровати. Бесёнок, дремавший в ней в пору покаянности, теперь, когда ей удалось умилостивить Элайджу, активизировался, и Катерине стало наплевать на «завтра» и голос разума, поэтому она прошептала: – Ты любишь меня? Такие занятые как ты скучают только по тем, кого любят.

Элайджа не ожидал этого вопроса сейчас и замер, приподнявшись на локтях.

– Катерина...

Но у Кетрин не было времени, и с лихвой – эгоизма ревнивой собственницы, поэтому она не смутилась тона и не отвела взгляд, с бесстыдностью выискивая любые отголоски чувств.

– Я ведь всегда помню о тебе, поэтому знаю. Ты любишь меня?

И пусть Элайдже не нравился вопрос, врать ему нравилось ещё меньше.

– Да.

– Я тоже.

В его глазах неожиданно сверкнули веселые искорки.

– И даже не скажешь, что сильнее? Положено по закону жанра.

– Нет. – Серьёзная, она обвела пальцем линию подбородка Элайджи. – Сильно или слабо нельзя любить, можно либо любить, либо – все остальное. Я люблю.

Кетрин закрыла глаза и на ощупь принялась покрывать поцелуями лицо и шею мужчины, растворяясь в нём и, не видя, как чёрный лёд глаз Элайджи, раздражённого её неумной требовательностью, плавится от этих слов и хаотичных прикосновений, но чувствуя с какой уверенной нежностью, без привычных нетерпеливых рывков, неё стягивают джинсы и футболку, узоры поцелуев на коже и, наконец, абсолютное слияние тел.

А после она счастливой пила щекочущее пузырьками язык шампанское и целовалась с пылом, которому могла бы позавидовать и пятнадцатилетняя девчонка. Впрочем, в пятнадцать у неё не было никакого желания так целоваться и держать любящего её мужчину в объятьях. И цену надежде она тогда раньше тоже не знала.

Потянувшись в постели, Кет не открывая глаз, зевнула и потянулась, наслаждаясь прекрасными воспоминаниями и не желая, чтобы они превращались в прошлое. А потом неохотно распахнула ресницы.