Приключения сомнамбулы. Том 2
Шрифт:
– Они-то себя просвещёнными и считают, они против…
– Просвещёнными телевизором и экранчиком мобильного телефона?
– Погодите, погодите, у них свои резоны; они пожинают плоды победного восстания масс, они, молодые и успешные, не желают, чтобы их учили, грузили бывшими муками, тяготами, заставляли разгребать горы идейного мусора, накопленного в советских сумерках. Кто для них Его Величество Автор, измученный своими фобиями и своим эго? И кто, искренне не понимают, уполномочил автора влезать со своей нудятиной в вольные молодые души?
– А если Бог?
– Ну-у, Бог высоко, земные художественные
– Позвольте, искусство – на все времена служение, не обслуживание!
– Не стоит уповать на максимы нищих, те, у кого завелись деньги, хотят, чтобы их обслуживали.
– Форматом, отменившим искусство? Цивилизация отменила культуру, а формат…
– Да, в моде динамика и броский примитив: попсовые переложения библейских сюжетов, фантастика, приправленная кровью и сексом, всякая приключенческая ерундистика, и, конечно, разного рода исторические провокации, пусть и двухкопеечные, но провокации; искусством признаётся лишь искусство удивлять неучей и кратко, облегчённо-ловко рассказывать.
– Любопытно, историю приговорили, «экшн» зацвёл.
– Видеть не могу пёстренькие, блестящие обложечки, упаковку занимательно динамизированной пустоты.
– От глянца спасенья нет?
– Свинятам нужны инъекции от постисторической скуки.
– И всё же – обслуживание? Литература вырождается в общедоступную разновидность сервиса? Чтобы отвлекать от насущного, не смущать властьимущих?
– Тенденция, однако.
– Поэт сказал – чем больше ты прочитаешь умных книг, тем меньше твои шансы стать императором.
– Какой поэт?
– Мао Дзе Дун!
– Побеждает новая культурная революция?
– Хунвейбины переродились в гедонистов, сели за компьютеры, у них под руками теперь множество чудесных, распоряжающихся выдачей удовольствий пультов! В эпоху телекоммуникаций, которые новую революцию вдохновляют и вооружают, для самоутверждения власти не нужны кровопускания и высылки неугодных в сельскохозяйственные коммуны. Шоу-бизнес сильнее госбезопасности! Шоу без стука входит в любой дом и продолжается круглосуточно!
– Слышали? Даже писатели с репутацией готовы встать на коньки, акробатничать под куполом цирка.
– Ещё бы! Массовикам-затейникам от всех искусств заведомо гарантирована массовая поддержка!
– Ха-ха-ха, армия претендентов на императорский трон! Миллионы перед телеэкранами жуют дурманную жвачку, миллионы бездумно гуляют по интернету. А что-то шибко серьёзное уже нужно лишь аутистам, требующим, чтобы книги издавались издателями себе в убыток! Что-то серьёзное – застарелая ересь.
– Увы, масс-медиа не родить обратно.
– Звёздное-то небо над головой пока, – взгляд и руки потянулись к стеклянной крыше, – однако с внутренним нравственным законом туговато стало, оттого и звёзды многим не светят.
– Каждому – своё!
– И свежих голосов – раз-два и обчёлся.
– Но есть же, есть!
– Исключение подтверждает правило?
– Конъюнктурщики гонят «экшн», а он…
– Кто он? Фото не поместили, ничего не известно, вы…
– Как же, знал, мы встречались… – доставал кота из мешка…
– Поплыл против течения, у его фразы,
перебитой придаточными предложениями, прерывистое дыхание, – чуть поодаль прохаживался вдоль цветочного барьера в компании умных престарелых дам чопорный всезнайка-Головчинер. Тихая культурная оппозиция творившемуся в «Золотом Веке»?– Почему, Даниил Бенедиктович, и само повествование перебил, в начале выболтал что и чем кончится, затем повёл рассказ от Адама? И так подробно… опять послевоенные годы, замедленное взросление.
– Похоже на синдром «Амаркорда», архетипическая поэтизация детства в тоталитарном прошлом.
– Романная композиция задом-наперёд выстроена, накренилась от перегрузок… Даня, зачем столько Италии? Ещё в Венеции хотела вас об этом спросить, но с моста Академии такой пленительный открывался вид, всё постороннее вылетело из головы.
– Вечные поиски рая на земле, художественного рая, как средоточия гармонии и красоты. Когда мнится, что зримый, вроде бы материализовавшийся образ рая найден и обретён, легко ли его покинуть? Рай не ужимают по композиционным соображениям.
– Ничего не поняла! Слов много, но о чём они повествуют, не поняла… и всё-таки мне понравилось, – признавалась тощая и плоская, ярко намазанная клыкастая дама с замотанным газовым шарфиком горлом; компания рассаживалась на длинной оранжево-зелёной тахте с фривольными подушками.
– Если понравилось, значит поняли, – мягко возражал, опустив нос и свернув губы трубочкой, Головчинер.
Тригорин нетерпеливо: про литературу поговорим после. Сначала, если не возражаете, давайте выясним, кто убил Константина Гавриловича. И тут бросается в глаза одно любопытное обстоятельство.
Шамраев: какое?
Тригорин: самое примечательное в этой истории – фокус с взорвавшимся эфиром.
– Как мне надоел Чехов, как надоел.
– Это не Чехов.
– А-а-а, бросьте, – отмахнулась лёгкой рукой.
– Внимание автомобилистов! – откуда-то сверху. – Невский стоит, пробка от Фонтанки до Садовой.
Поднялись по лестнице, той самой, игриво срисованной с Испанской, для пущей шоу-парадности сложенной из пропускающего свет, стекловидно-белого мрамора, прошли под невесомой, колеблемой лучами прожекторов бледно-розовой триумфальной аркой. В «Пузе от «Синебрюхофф» гудели байкеры. За стеклом угадывались знакомые лица… толстяк, киноблондинка… чёрные дьяволы и дьяволицы, вздымая литровые кружки, тонули в синей вибрации.
– У «Тинькофф» лучше, пиво живое, сваренное не на заводе, в ресторанном зале.
– Реклама? Где ваш расчудесный «Тинькофф»?
– За Казанским собором, не доезжая Гороховой. Туда, правда, доехать всё трудней, пробки.
– Антиреклама! Во всяком случае, для меня.
Проносились по удлинённым фоновым табло энергичные строки из крупных букв: писатели на льду, писатели на цирковой арене… За плывучим сиянием бесконечных витрин бежали на месте по движущимся вспять рифлёным дорожкам, обсаженным стриженым искусственным лавром, сногсшибательные атлеты с распаренными, блестевшими потом торсами, красотки в изумительных купальниках крутили педали привинченных к полу велосипедов.