Приключения сомнамбулы. Том 2
Шрифт:
– Много народу? – поинтересовалась Света.
– Подтягиваются. Наверное, уже есть очереди, но с карточками…
– Помимо биточков? – переспрашивал, подняв лоснящееся лицо, Тропов, чтобы выиграть время, – ещё я люблю телятину «Сон»-«Сони» с трепангами… А сколь щедр был Серёжа при жизни! Посмертная же щедрость его и вовсе безмерна – сколько друзей и врагов теперь кормятся его творчеством и воспоминаниями о нём, которые никому не дано проверить; на Тропове нелепо топорщился костюм.
На главном экране вновь заблестели большие очки патлатого мудреца в расстёгнутой ковбойке, подводились итоги. – Нам успели позвонить более четырнадцати
– Мы расколотое общество, – радостно сокрушался Мухаммедханов, которого на миг отвлекли от распития новой бутылки «Кьянти», – в удушливой атмосфере путинской диктатуры не осталось позитивного выбора, мы обречены выбирать из двух зол, но развязка близка, близка.
– Фифти-фифти?! Разве не убедительный симптом морального выздоровления? Фифти-фифти – это явный прогресс, я боялся, что кровопийцы победят с разгромным счётом, – возражал Эккер.
– Раскол как залог стабильности! Эффект политически-уравновешенного коромысла не может не обнадёживать, – кивал, покачивая галстуком, Арганов.
– Любопытно также распределились голоса с учётом политических предпочтений опрашиваемых, – патлатый мудрец заглянул в сиявший перед ним откидной экранчик, – так, так, в коммунистическом электорате чуть более восьмидесяти пяти процентов высказались за кровопийц, в электорате социал-демократического «Яблока» кровопийц уже предпочли около шестидесяти процентов, тогда как среди избирателей Союза Правых Сил наблюдается обратная пропорция, большинству правых либералов милей ворюги…
Гремела всё громче музыка, танцующие распалялись.
А Тима с необъяснимым напряжением следил за экраном.
Чего-то ждал?
Оркестр, засверкав с экрана мельхиором и медью, заиграл марш из «Цирка», командующий парадом планет конферансье растворился в синих дымах… в лучах розового софита завращались вокруг высокого шеста танцовщицы… когда с них слетели лёгкие одежды, по шесту спустился с неба краснолицый, с седоватыми усами и круглыми очками на остром носике господин и шепеляво поздравил с началом… зазвучали фанфары.
Так вот когда всё начиналось всерьёз! Со второго раза.
Тима нетерпеливо посмотрел на часы.
Полина Андреевна: как вы смеете! Вы не знаете, что за человек Евгений Сергеевич! На него весь уезд молится! Сколько жизней он спас! Он подбирает выпавших из гнезда птенцов, даёт приют бездомным собакам и кошкам, он секретарь губернского Общества Защиты Животных… Полина Андреевна размывалась, тускнела, голос её делался тише, тише, словно на пульте кто-то постепенно убавлял резкость, яркость и громкость, зато соседняя грань экрана, налившись светом, взорвалась аплодисментами, и Тима повеселел, всё шло по плану.
Появились гурьбою члены жюри, чем-то явно смущённые, промелькнул озадаченный Марат; Тропов, Битов, Лейн растерянно перешёптывались, Аксёнов нервно отодвинул недопитый коньяк.
Тихо-мирно особа, с которой лепили в детстве «Девочку с лейкой», растянув улыбочкой резиновый рот, по очереди вручила конвертики с букетиками
пятерым одинаковым фоновым мужичкам, пробившимся в шорт-лист именно в этом, фоновом качестве, они выходили за своими конвертиками, как на заклание.– В номинации «Прорывы» присудить поощрительную премию нашей очаровательной современнице, которая отважилась порвать с нудной традицией и увлекательно писать «экшн»… За сексуальную аффектацию стиля, за эротический интеллектуализм, прокладывающий путь серьёзной прозе к массовому читателю…
– Как, Адель Аврову прокатили? Только поощрительный приз?! – Света трясла Тиму за плечи, Алиса вскочила.
И многие повскакали с мест, в зале поднялся шум, слившийся с фальшивыми аплодисментами из «Золотого Века», где Элизабет Хаас вручала Аденьке фарфоровую статуэтку фавна, который лакомился трепангами, и конверт побольше… о, Аденька старалась держать фасон, оскалисто улыбалась, но вообще-то у неё был препостный вид; в Элизабет Хаас при внимательном рассмотрении можно было узнать эффектную мулатку, сыгравшую мстительницу с пистолетиком в многосерийном эротическом триллере.
– Ну, Марату сейчас не позавидуешь!
– Крах такого выгодного проекта!
– Миллионы на ветер!
– Кто его так?
Алиса, в ужасе посмотрев на Тиму: ты с ума сошёл! С кем связался? Он же роте своих спецназовцев тебя закажет, а ты одного охранника и то отпустил… Тебе тотчас надо улетать, хотя бы и в Лондон!
Света, задумавшись, удивлённо подняла на Тиму отполированные глаза, холодные, как серый гранит.
А Тима молча смотрел на плазменно-лазерное чудо, оно, это чудо, будто бы управлялось энергией его взгляда.
И впрямь… теперь размывалась и затихала наградная церемония, зато опять вспыхнула другая грань экрана. Тима выпил ликёр, как водку.
Полина Андреевна: он секретарь губернского Общества Защиты Животных! Его в Москву, на съезд приглашали, и он такую речь произнёс, что все газеты писали!
– Что творят, что творят, гады! – приговаривал, приближаясь к экрану, Гульянов: не мог поверить, что… бегущая строка предупреждала: финасовый пузырь в Юго-Восточной Азии угрожающе раздувался.
Роханов-Ужинов полез за валидолом во внутренний карман блузы.
Тригорин: Общество Защиты Животных? То самое, члены которого совершили нападение на зоосад и выпустили на волю из клеток всех птиц? Ах, вот оно что… Тогда всё ясно, – поворачивается и смотрит на шеренгу птичьих чучел.
Дорн: ясно? Что вам может быть ясно, господин циник? Да, я защитник наших меньших братьев от человеческой жестокости и произвола, а этот ваш Треплев был настоящий преступник, почище Джека Потрошителя. Тот хоть похоть тешил, а этот негодяй убивал от скуки. Он ненавидел жизнь и всё живое…
– Что будет, что будет… – качалась в кресле Алиса, мороженое растаяло… повозила ложечкой по розовой лужице, выпила ликёр, как водку.
– Зачем это всё, зачем? – Света не спускала враждебно-холодных глаз с Тимы, – зачем это издевательство?
Дорн: ему нужно было, чтоб на земле не осталось ни львов, ни орлов, ни куропаток, ни рогатых оленей, ни пауков, ни молчаливых рыб – одна только «общая мировая душа». Чтобы природа сделалась похожа на его удушающую, безжизненную прозу! Я должен был положить конец этой кровавой вакханалии. Невинные жертвы требовали возмездия, – показывает на чучела, – а начиналось всё вот с этой птицы, она пала первой, – простирает руку к чайке, – я отомстил за тебя, бедная чайка!