Прикосновения зла
Шрифт:
— Но только Фирм — подлец и плут,
Имеет сотню доказательств,
Что Восьмиглазый бог-паук
И милосерден, и прекрасен!
Столица полнится молвой:
Судачит стар и вторит млад,
Мол, слаб советник головой,
И афедроном тоже слаб!
Фирм побледнел, опешив от вопиющей наглости акт"eришки. Как этот безродный трепач посмел в полный голос сравнить его, уважаемого сановника, с кинэдом — мужчиной для постельных удовольствий?!
Не сумев обуздать эмоции, советник приказал охране:
— Стащите этого ублюдка со сцены
Комедиант и не думал униматься:
— Рабов узнаю по клейму,
Витиев — по платкам и шляпам.
А где советник я пойму
По жадным загребущим лапам!
Святой обычай старины
Велит взашей гнать за ворота
Плутов, смущающих умы,
И бесполезных идиотов!
О, зритель, скромный мой талант
Не поскупись, уважь!
И Фирму я тотчас подам
Достойный экипаж!
На сцену полетели цветы и монеты.
Толпа рукоплескала кланявшемуся острослову.
Фирм поздно заметил, как люди-статуи спрыгнули с помостов и выкатили из-под них пустые бочки.
Оставшегося без охраны советника, его слуг и жрецов паучьего культа окружили плотным кольцом.
Фирм пытался возмущаться, выкрикивал оскорбления…
Его насильно затолкали в бочку, приладили крышку и под улюлюканье толпы покатили по вымощенной камнем площади…
Толкая перед собой бочку с важным сановником, приближ"eнным к Императору, Нереус мысленно восхищался Мэйо.
Поморский нобиль всего за несколько часов спланировал, подготовил и осуществил невероятную по своей дерзости и цинизму кампанию.
Он созвал два десятка друзей, нанял актёров, купил в порту пустые бочки…
Пока рабы готовили сцену и помосты, а отпрыски благородных семейств наряжались богами, Мэйо набросал простенькую пьесу и помогал артистам войти в образы.
Сам он выбрал роль рассказчика — и показал себя не только талантливым оратором, но и остроумным сочинителем экспромтов.
Геллиец до последнего не верил в успех этого мероприятия. Но ум и напористость Мэйо помогли ему выйти победителем.
Он был искренне убежд"eн в своей правоте.
Нереус так до конца и не разобрался, за что хозяин жестоко отомстил почтенному Фирму: за любовь брать взятки и обирать малоимущих, за махинации с землёй, раздаваемой легионерам, за попытку распространить странный паучий культ или за вс"e разом…
Часть публики и вовсе не поняла, что выкатывание бочек за городские ворота — это расправа над советником, а не продолжение вес"eлого представления.
— В воду их, — приказал один из приятелей Мэйо, сын крупного землевладельца. — Пусть получше узнают нашего бога, прежде чем тащить сюда своего!
Его слова встретили единодушным одобрением.
Геллиец нал"eг на бочку, которая подпрыгивала, скрипела и громыхала ободами о мостовую.
Со второй попытки удалось спихнуть её с высокого причала.
Бочка шл"eпнулась в море, подняв фонтан алмазных брызг.
Обернувшись, раб поискал молодого господина. В толпе мелькали разоруж"eнные
охранники Фирма, но Мэйо нигде не было видно.Почти бегом Нереус вернулся в город.
Поморский нобиль устроился за сценой, усадив к себе на колени двух полуголых девчонок. Одна поила черноглазого богача вином, другая — угощала сладостями.
— Подойди! — велел Мэйо, заметив своего раба. — Ближе!
Наклонившись вперёд, он обхватил рукой шею невольника и пылко прошептал:
— Ты — славный малый, Нереус! И получишь в награду золото. А теперь забери меня отсюда…
— Домой? — уточнил геллиец.
— Нет, на вилле мне лучше не появляться. Пошли в бордель… Расскажем девочкам, как мы только что прилюдно поимели одну заносчивую столичную членососку…
Нереус лишь глубоко вздохнул, когда пьяный и зубоскалящий нобиль повис у него на плече.
Тащить Мэйо до ближайшего публичного дома оказалось нелегким делом. Сын градоначальника привлекал к себе слишком много внимания и вскоре раб заподозрил в этом какой-то хитрый умысел.
Ориентируясь по знакам на левой стороне улицы, Нереус вышел к большому двухэтажному зданию.
Стучать в дверь не пришлось, её распахнула перед гостями белокурая блудница.
Мэйо кинул ей в руки набитый монетами кошель:
— Впускай всех, кто назовет моё имя! И благородных, и рабов! Вино за мой счёт!
— Лучшая комната для вас, щедрый господин! — промурлыкала девица.
— Геллиец тоже поднимется наверх, — предупредил нобиль. — Позови к нему двух… Нет, тр"eх девчонок погорячее!
— Геллийцы предпочитают стебли, а не бутоны, — намекнула блудница. — У нас есть симпатичные кинэды…
Вскинув бровь, Мэйо посмотрел на красного от смущения Нереуса:
— Хочешь побаловаться с мальчиком?
— Нет! Нет, господин. Этот обычай есть в Парте, а у нас в Лихте мужчины не ложатся друг с другом…
— Я знаю, что говорят про вас, островитян, — усмехнулся поморец. — Особенно про вашу любовь к мужским и овечьим задницам. Любопытно, как вы отвечаете на эти оскорбления?
— Я не посмею такое повторить… — раб пошёл за господином через просторный холл, к украшенной резьбой лестнице.
— Давай, мне интересно послушать, — Мэйо поставил ногу на ступеньку.
— Мы… говорим о поморцах… Козлотрахи. Сношатели протухшей рыбы. Мягкозадые.
— Открыть тебе один секрет?
— Да, хозяин.
— Я не считаю, что твой народ хуже моего. И что ты — вещь или скот. Человек, лишенный всех прав, остаётся человеком. Судить о нём нужно по словам и поступкам, а не по одежде и клейму.
— Ваши взгляды… очень смелые. Наверно, их мало кто разделяет…
Мэйо тряхнул волосами:
— Меня давно записали в сумасшедшие. Но истина только одна. Если ты ударишь, я почувствую боль. Если ударю я, тебе тоже будет больно. Умнее держаться вместе, а не испытывать друг друга на прочность.
— Меня учили подчиняться, терпеть. Лежать лицом в грязи и смешиваться с этой грязью. Я поверил, что иначе нельзя, что так правильно.