Прикосновения зла

— Я хочу поговорить с ним.

Афарцы переглянулись и тихо засмеялись:

— Шутишь, белобрысый? Или ты пьян?

— Какое вам дело?

— Никакого. Сходи туда, направо, поговори.

Нереус посмотрел в коридор с большими, вытянутыми окнами.

Лунный свет падал на статуи, выполненные в полный рост и окрашенные так, что казались живыми.

Первая скульптура изображала малыша лет пяти, пухлого и розовощекого, правящего колесницей, в которую запрягли стаю рыб.

В очертаниях второй геллиец узнал хозяина. Это был мальчик лет десяти в детской тоге. Красивый и стройный, с лёгким румянцем на скулах. Он мчался в квадриге, влекомой белыми лошадьми.

Третья скульптура показывала Мэйо подростком лет пятнадцати. Худым, узкоплечим, с заострившимся бледным лицом. Но не тонкие, немного резковатые черты поразили Нереуса. Глаза статуи — огромные, чёрные, как смоль, и внимательные, словно у взрослого, умудр"eнного опытом человека — в своей глубине таили пламя. Везущие повозку пегасы неслись во весь опор.

— Язык прилип? — ехидно спросил один из афарцев.

— Да, — геллиец заметил два пустующих постамента.

— У тланов важная цифра — пять. Когда господину мин"eт двадцать, водрузят ещё одну. Если дожив"eт до двадцати пяти, поставят последнюю. С морской звездой в короне.

Теперь Нереус понимал, отчего Мэйо так не любил гостить у т"eтки. Эти древние обычаи, величественные и пугающие скульптуры действительно угнетали.

Развернувшись на пятках, геллиец заявил:

— Я должен видеть хозяина. С дороги!

— Не дури! — рявкнул словоохотливый афарец.

— Назад, — его приятель угрожающе двинулся на лихтийца.

Удар ладонью в плечо вынудил Нереуса замедлить шаг.

Он сжал кулаки и полез в драку.

Афарцы оказались сильны и принципиальны.

Вдвоём они отшвырнули геллийца к стене. Спиной он случайно столкнул расписную декоративную вазу, которая раскололась на множество черепков.

Нереус бросился на врагов с разбега, молотя их руками и ногами.

В пылу схватки кто-то споткнулся о низкий деревянный столик и разн"eс его в щепки.

Лихтиец сорвал занавеску, кинул её в противников и побежал к лестнице.

Афарцы нагнали его, свалив с ног.

Нереуса пинали остервенело: в живот, грудь и голову.

Нужно было подняться. Любой ценой.

Он вцепился в голень старшего афарца, с размаха ударил его лбом в колено и повис на противнике, опрокидывая его навзничь.

Одним рывком Нереус поставил себя на ноги.

Второй афарец тотчас прыгнул ему на спину, схватил за ошейник. Железо впилось в горло.

Несколько мгновений боли и удушья…

Нереус шагнул к лестнице. Затем сделал ещё один нетвёрдый шаг.

Перед глазами заплясали разноцветные круги.

Лихтиец повернулся и упал на лестницу, приложив афарца спиной о ступени.

Тот охнул и разжал хватку…

Нереус рванул наверх, шатаясь, словно пьяный.

Короткий коридор и дурацкое ожерелье из нескольких комнат.

Мэйо сидел на кровати, вертя в руках небольшую отшлифованную палочку из крепкого чёрного дерева.

Геллиец ворвался в спальню и рухнул на колени:

— Хозяин.

— Что стряслось?

— Ничего.

Нобиль усмехнулся:

— Тогда какого, мать его, фавна, ты здесь забыл?

— Я приш"eл поговорить.

— Утром. Все дела — утром. Теперь оставь меня. Иди спать.

Раб не двинулся с места.

— Проваливай, Нереус. Иначе рассержусь.

Невольник встал с пола:

— Я не боюсь. Ни твоего гнева, ни твоего проклятья.

— Пошёл вон.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — геллиец сел у ног хозяина. — Сам испытывал подобное. Взаперти. В трюме корабля.

— Не хочу это обсуждать.

— И не нужно. Думаешь, мне приятно вспоминать? Словно побывал в гостях у Мерта!

Помолчав, Нереус добавил:

— Будь рядом друг, мне дышалось бы легче. Там, в кромешной тьме.

— Я пытался… — буркнул Мэйо. — Всё, что мне удалось — напугать близких до икоты. Отца, мать, сестру, слуг… Никто не выдержал больше часа. У меня нет желания продолжать бесполезные попытки.

— Дай мне шанс. Пожалуйста.

— Зачем? Что это изменит?

— Не знаю, — честно признался Нереус. — Йина порвала со мной из-за тебя. Там, внизу, я подрался с двумя афарцами. Случайно переломал кучу дорогих вещей. Я уже много раз нарушил обещание быть покорным рабом. Поздно отступать, терять нечего.

— Как хочешь. Я предупреждал, упрямый геллийский баран, — сердито заявил Мэйо.

Он залез под одеяло, сладко зевнул и вложил себе в рот кляп.

Нереус забрался на лавку, сунул под голову подушку.

В доме было тихо. Слишком тихо.

Нобиль почти сразу заснул.

Геллиец прислушивался к его дыханию, напряжённо всматривался в полутьму, но ничего пугающего не происходило.

Мэйо вздрогнул.

И Нереус услышал колокол.

Звук ш"eл издалека, приближался, нарастал. Глухой и тягучий. Пугающий до дрожи.

Поморец д"eрнулся, замычал от боли.

Раб стиснул зубы. Озарение ослепило, как вспышка молнии. Он понял, что за отблески пламени были в глазах статуи. Огонь вулкана, уничтожившего подводный город.

Комнату наполнили тени.

Вспугнутые стаи рыб носились по стенам и потолку.

Первобытный безотчетный страх гнал Нереуса прочь. Вокруг творилось колдовство, неподвластное уму человека. Колдовство великое и разрушительное.

Что могла сделать песчинка против бури?

Геллиец кинулся к выходу. Пол под ногами ходил ходуном, вс"e скрипело и трещало. В углах замелькали огненные языки.

Мэйо выплюнул кляп и что-то бормотал низким чужим голосом. Этот язык был не похож ни на один когда-либо слышанный Нереусом диалект. Звуки напоминали завывание ветра, утробный рык и кошачье урчание.

Пламя разгорелось, лезло по занавескам. Одновременно с этим комната стала наполняться водой.

Всё происходило так быстро, что геллиец не успевал осмыслить жуткие видения.

Зажмурившись, он сделал шаг: но не из комнаты, а к постели Мэйо.

Раб сел на край кровати и взял нобиля за руку. Потомок тланов сжал его пальцы с силой железного капкана.