Принадлежать им

— Данка, ты охренела? — визжала она в трубку, узнав, что через пять минут припрется Сказочник. Это я специально так сказала, чтоб она никуда не рванула на нервах. — Да ты же знаешь, что я боюсь этого маньяка долбанного!

Сказочник, слушая наш диалог и визг Аленки из динамика, только чуть дернул углом губ. И все.

— Ален… Ну так получилось… Ну срочно надо… Ты же знаешь, мы с ним делаем проект… Да он нормальный, Ален… Не страшный… — тут я покосилась снова на Сказочника, с каменной рожей изучающего что-то в своем телефоне, и постаралась спрятать промелькнувшую неуверенность в голосе, — он вообще безобидный…

Сказочник снова дернул углом губ.

Да блин!

Хоть меня не пугай, маньячелло!

— Короче, мне прямо надо. — Надавила я голосом, прекращая Аленкину истерику, — подожди его, передай мою черную сумку и все!

— Бли-и-ин… — застонала Аленка, и Сказочник как-то неправильно среагировал на ее стон, то ли качнулся, то ли дрогнул ноздрями, не поняла, чисто на животном уровне уловила самцовый, какой-то излишне острый интерес к подруге и снова засомневалась, правильно ли поступаю? — Ну ладно… — вздохнула она, и глаза Мити довольно блеснули.

Он дождался отмашки, кивнул и вышел за дверь.

А я еще минуты три успокаивала ноющую Аленку.

— Перезвони мне, когда отдашь ему сумку, — в завершение разговора сказала я, — или напиши.

— Окей.

Я положила трубку, побродила туда-сюда по апартам, сделала себе чай, потом быстренько запекла рыбу в духовке, нарезала зеленый салат.

Поела.

Аленка не отзывалась, хотя по всем прикидкам, Сказочник должен был от нее уже уйти.

Не выдержав, я позвонила, но подруга не взяла трубку!

Всерьез струхнув, я позвонила еще раз.

И Аленка прислала смс: “Все ок, я сплю, потом наберу”

Я походила снова по апартам, почему-то переживая. Надо было дозвониться, черт! А вдруг он ее прибил? Ага, расчленил и сожрал… Глупости всякие в голову лезут…

Наконец, где-то через час, Аленка набрала мне, коротко сказала, что все ок и отключилась, не дав мне даже вопросы ей позадавать!

Голос у нее был странный, чуть запыхавшийся, и я решила, что она, наверно, собирается куда-то.

И вот теперь, уже, вроде бы, все нормально, можно выдохнуть…

А я все переживаю свое падение. Блин, да я из-за секса с двумя мужиками так не переживала, как свое предательство по отношению к подруге!

Что я за человек такой?

После еды меня морит, а, учитывая, что ночи у меня теперь крайне насыщенные и одновременно крайне скудные на сон, я решаю не ждать Жнецов и чуток покатать. Одной тоже хорошо. Никто не орет под ухом. И никто не пялится жадно, с легкостью просчитывая все варианты. Ну, скучновато, конечно…

Так и засыпаю, с джойстиком в руках.

А просыпаюсь…

От того, что меня раздевают.

В четыре руки.

Вяло отбрыкиваюсь, потому что снится что-то такое… Тягучее. И из сна не хочется выныривать.

Но мои попытки легко блокируются.

Большой и тяжелый Артем тянет меня к себе на колени, уже с голой задницей, сажает спиной к себе, заставляя откинуться ему на грудь.

— Вот та-а-ак… Сонненькая… Сладенькая… — бормочет удовлетворенно он, тиская мои груди прямо под футболкой своими огромными лапищами и щекоча сильно отросшей щетиной, уже, практически, бородой, шею и плечи, — как мне нравится… М-м-м-м…

Вяло отвечаю что-то нечленораздельное, трогаю напряженные предплечья с ярко выраженными мускулистыми тяжами. И чувствую, как внизу меня тоже гладят.

Аккуратно, нежно, практически в синхрон с моими полусонными движениями и ласками Черного.

— Мокрая уже, да, Серый? — уточняет Черный довольно, — я так и думал… Горячая девочка наша. Давай ее пониже, брат.

И меня мягко тянут вниз, насаживая на здоровенный напряженный член. Ох… Ощущение распирания предельное.

Запрокидываю голову, не в силах это выдержать, тихо выстанываю свое возмущение прямо в губы склонившегося ко мне Черного.

— Чуть-чуть… Конфетка… Чуть-чуть еще… Хочу полностью… Давай… Позволь…

Его шепот завораживает и расслабляет одновременно.

Тихим вскриком встречаю совершенную наполненность, а затем — мягкие, раскачивающие толчки.

Меня держат. Не дают двигаться, да я бы и не смогла.

Я только стонать могу и кричать, когда Черный увлекается и меняет темп, становясь уже совсем неаккуратным и жестким.

Сонная расслабленность слетает окончательно с меня, ее заменяет возбуждение. Мне хочется уже самой быстрее и грубее.

Выгибаюсь в пояснице, чувствуя, как по клитору все настойчивей скользят опытные пальцы.

Открываю глаза и вижу, что Серый, сидя рядом, чуть подается вперед и ласкает меня внизу, не сводя темного внимательного взгляда с того, что там происходит. Как его брат берет меня, бесстыдно и широко раскинув мои бедра.

Заметив, что я смотрю на него, Серый усмехается и усиливает напор, отправляя меня к звездам точными, уверенными ритмичными нажатиями.

Его брат матерится, ускоряясь и выпуская меня из своих лап, чтоб поудобней перехватить за бедра, и я падаю прямо в руки Серого.

Он смотрит в мои плывущие от кайфа глаза, впитывая в себя все эмоции, до самых потаенных.

А затем, когда его брат кончает, едва успев покинуть мое тело, перетаскивает к себе на колени. Сажает лицом к себе, стягивает через голову футболку, которую Черный не удосужился стащить с меня, отбрасывает в сторону.

И все это молча.

Меня еще трясет от пережитого оргазма, но вопрос вырывается сам собой:

— Почему ты меня не поцеловал сегодня у машины? — шепчу я, жадно рассматривая его спокойное холодное лицо.

За спиной раздается довольный смешок Черного.

А Серый, помолчав мгновение, тихо отвечает:

— Потому что в этом случае я бы не смог остановиться.

И, не дав мне толком времени, чтоб переварить смысл этой фразы, дергает к себе за затылок и целует.

И больше не останавливается.

Не может, теперь я это знаю.

47. Выход в свет. Подготовка

— Мне не нравится, — холодный голос Серого заставляет фыркнуть и картинно закатить глаза. Ну прямо очень картинно.