Принадлежать им
Шрифт:
— Озабоченный… — бормочет Дана, смиряясь со своим стыдом, но все же пряча лицо у меня на груди.
— Это тебя еще братишка не видел…
— Ох… Он тоже западал по принцессам?
— Ты не представляешь, как…
— Тогда платье не доживет до вечера.
— Сама собой. Девушка, нам еще вон то бежевое от Ив Сен Лорана заверните. Нет, мерять не будем. Побережем энергию.
49. Дана. Выход в свет
— А ты — игрушка Жнецов?
Низкий мурлыкающий голос заставляет меня отвлечься от изучения моих любовников, с крайне серьезными физиономиями
Поворачиваюсь, осматриваю, нарочито медленно и лениво (этому тоже у Жнецов научилась, Серый — просто мастер холодных взглядов) заговорившую со мной девушку. Женщину. Но в таком, самом крутом понимании этого слова. Брюнетка, яркие губы, темные, совершенно распутные глаза. Фигура — сплошной соблазн и гибкость. Женщина-кошка в лучшие ее годы. И коготки острые и красные, ты посмотри…
Она ставит пустой уже бокал на поднос проходящего мимо официанта, подхватывает новый.
— Бери, пей, — радушно предлагает мне.
— Нет, спасибо, — сдержанно отказываюсь я.
— Надо же… — она, нисколько не смущаясь, внимательно изучает меня, словно зверюшку в зоопарке, — ты — отличаешься от их привычных шлюх.
— Вот как? Много наблюдали? — вежливо интересуюсь я, — или, может, участвовали? Или хотите, но не получается? Не зовут?
И нет, я не злая, просто…
Просто как-то задолбалась внезапно. День непростой. Магазин, позор там несмываемый. Потом дома… О-о-о, про это лучше не вспоминать, потому что чертово бежевое платье в обтяг, и трусы-то на мне имеются, конечно, но такое крошечные, что, если что-то произойдет, то это будет сразу все очевидно.
А я и без того тут слишком на виду.
Толпа незнакомых взрослых людей, моих ровесников и ровесниц маловато. Ровесники выглядят странно: прилизанными папочкиными сынками с пресыщенными развращенными взглядами. А ровесницы… Тоже странно, но вполне понятно. Приглашенные девочки для взрослых утех. И она, эта женщина-кошка, логично оказалась неким финальным штрихом. Вишенкой на торте.
Мне и без того дискомфортно и страшновато тут, все смотрят, обсуждают. И физиономии эти…
Где блеск? Где высшее общество?
Ощущение, что я — в зверинце. И совсем не в роли посетителя! А в роли экспоната.
— Ты кусаешься, надо же… — женщина-кошка совсем не обиделась, по крайней мере, чисто внешне я этого не фиксирую. Может, в масляном взгляде чуть-чуть проявляется искра ярости, но не факт, что я верно все понимаю, — может, потому и зацепила их?
— Не, я просто сосу хорошо, — решаю я завершить тупейший диалог, разворачиваюсь к ней спиной и иду в сторону широченной террасы. Она красиво украшена цветами, вид открывается на излучину реки совершенно потрясающий. И воздух посвежее.
Мне однозначно нужен воздух посвежее. А то тухлятиной воняет. Еще и Жнецы, заразы, бросили меня тут одну. На съедение волкам.
Нет, они никуда не делись, конечно, даже из зала не выходили, и периодически я встречалась взглядом то с одним, то с другим, отчего появилось понимание: они меня из виду не выпускают, постоянно держат на контроле.
Но все равно, я одна! Уже полчаса!
Как пришли в самом начале, представили меня хозяину приема, этому вот брутальному суровому мужику со страшным
взглядом, я с перепуга даже имя его не запомнила, только кличку, как его между собой в машине Жнецы называли, Вопрос. Странное прозвище, конечно… Жуткий этот Вопрос…Он сходу, кивнув мне приветливо, но равнодушно, кивком позвал моих любовников в сторону и, наплевав на то, что после нас еще гости приходили, которых, по правилам этикета, полагалось бы встретить, просто принялся о чем-то разговаривать с Жнецами.
А я…
Я пошла гулять по залу, смотреть на людей.
Вообще, я планировала что-нибудь пожевать, потому что ничерта не успела дома.
После того, как мы с Серым приехали сегодня из магазина, нагруженные ворохом пакетов, мне было как-то не до еды.
Серый поставил меня у порога на теплые плиты пола, платье, кое-где значительно помятое, а кое-где еще и треснувшее по шву, упало, полностью закрывая мои босые ноги. Почему босые? Потому что кое-кто мне не дал обуться. И таскал на руках от магазина до машины. От машины до лифта. В лифте тоже мы стояли, словно молодожены, сопровождаемые консьержем с пакетами из бутика.
И от лифта до апартов.
Консьерж занес пакеты и быстренько свалил, не глядя ни на кого.
Ни на меня, смирно сидящую у Серого на руках, ни на самого Серого, невозмутимо прижимающего меня к себе, словно это самое обычное дело — таскать девушку, одетую в вечернее, чуть мятое платье.
И тем более не смотрел он на Черного, полуголого Черного, молча поднявшегося с дивана, бросившего катку (гад такой, и без меня!) и изучающего наш натюрморт чуть прищуренными серьезными глазами.
Серый же, дождавшись, когда консьерж закроет дверь, аккуратно поставил меня на пол, провел пальцами по талии, словно платье измятое поправлял, заботушка такой…
И сказал брату:
— Хочешь трахнуть принцессу, Артемка?
— А то… — задумчиво кивнул Черный, медленно, неторопливо, с предвкушением оглядывая меня, взъерошенную и чуть-чуть напряженную. В принципе, я понимала, что будет дальше, чем все закончится, но в тот момент это был какой-то новый уровень игры. И мне захотелось… Подыграть.
Они, конечно, хищники, зверюги, и очень часто по ночам вообще перестают себя контролировать… А утром я изучала синяки, следы от поцелуев, грубых пальцев, иногда даже зубов… И вздыхала, привычно доставляя заживляющую мазь.
И нет, у меня совершенно не было на них обиды или злости. Или мне что-то не нравилось.
В том-то и дело, что нравилось! И это — самое странное, наверно!
Конечно, то, что со мной делал Серый — обжигающе-ледяное опасное безумие. То, что со мной делал Черный — бешено-огненный яростный водоворот. И я понимала, что никогда и ничего не буду контролировать в этих странных отношениях.
Начиная от инициативы, всегда исходящей от братьев, я просто не успевала за ними, ей-богу! И заканчивая позами в сексе, которые тоже выбирала не я.
И, упаси боже, никаких жалоб!
Но иногда что-то во мне такое просыпалось… Желание дать им понять, что я тоже умею играть. И шутить. И наказывать даже.
Что я могу рулить.
Само это предположение, с такими властными бешеными любовниками, было чистой воды безумием. Но, наверно, Жнецы плохо на меня влияли, делая такой же сумасшедшей, как они сами. Такой же голодной до секса. Такой же ревнивой до ласк.