Принцесса на горошине

Вот у Марата была именно такая семья. Большая, шумная, переполненная традициями и собственными понятиями. Они постоянно перезванивались, решали какие-то семейные вопросы, спрашивали друг у друга совета. Хранили какие-то маленькие секретики от строгих родителей, обменивались фотографиями и видеороликами. По крайней мере, с сестрами у Марата были именно такие отношения. Мне казалось, что он на связи с ними двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Признаюсь, что мне было завидно. Марат был от семьи далеко, за тысячи километров, и в столице вёл совсем другой образ жизни, что скрывать, но участвовал во всём, что происходило дома, каждый день, без исключения.

– У тебя замечательная семья, - сказала я ему как-то, на фоне присутствуя при его утреннем разговоре с сестрами по скайпу. В видимость камеры я старалась не попадать, но не прислушаться не могла.

– Мы дружны, - согласился Марат. – Нас так воспитали.

– У тебя строгий папа?

– У нас традиционная семья, - туманно ответил Давыдов.

Я присела рядом с ним, хмыкнула в задумчивости. Решила уточнить:

– Более строгий, чем мой?

Марат посмотрел на меня, улыбнулся.

– У тебя не строгий отец.

– Да? – удивилась я.

– Он беспокойный. Он очень тебя любит, поэтому старается отследить каждый твой шаг. При этом никогда ничего не запрещает. Неужели ты не замечала?

– Замечала только то, что за мной всегда наблюдают.

Марат обнял меня за талию, притянул ближе к себе.

– Это и называется – беспокоиться. Но ты же здесь, со мной. В восемь утра, заметь. И за тобой не следят.

– Конечно, - проговорила я со вздохом. – Потому что отлично знают, где я.

– Это так. Но в моей семье подобное, в принципе, было бы невозможно.

Я опустила взгляд к его лицу. Хмыкнула.

– То есть, твои родители посчитали бы меня распущенной?

Мой вопрос Марату не слишком понравился, я заметила, как недовольно он сдвинул брови. Но врать не стал, правда, осторожничал со словами.

– Маш, я же говорю, у нас очень традиционная семья. Со своими порядками.

Он поднялся, а я съехала по мягкому подлокотнику кресла вниз, на место, где он сидел секунду назад. А сама всё продолжала за Маратом наблюдать.

– Но ты же не живёшь этими традициями, - заметила я.

Давыдов усмехнулся.

– Я не очень чуткий сын. Правильный сын жил бы так, как учили его родители.

– А как тебя учили родители? – всерьёз заинтересовалась я.

– Отучился, нашел работу, взял бы в жёны девушку из порядочной татарской семьи. К тридцати годам уже обзавелся бы парочкой наследников. И жил для своей семьи, ради её благополучия.

Я внимательно его выслушала. Решила уточнить:

– Ты не хочешь жениться и заводить детей?

Марат посмотрел на меня, немного удивлённо.

– Хочу. Просто не хочу, чтобы мне диктовали, когда и с кем мне это делать. – Улыбнулся. – Бунтую я, Маша.

– А-а, - протянула я с видимым облегчением. А потом с моего языка слетел вопрос, который отчего-то беспокоил меня уже некоторое время после разговора с отцом: - Марат, ты мусульманин?

– Конечно, - ответил он без всякой заминки. – Тебя это беспокоит?

Я тут же качнула головой.

– Нет. Не хочу, чтобы тебя это беспокоило.

– В каком смысле?

– В том смысле, что я не мусульманка.

– Понятно. Папа дал почву для размышлений?

Я в ответ лишь плечами пожала. А Марат подошёл, положил большую, горячую ладонь мне на голову. Папа так иногда делал, будто заявлял свои права.

– Меня это не беспокоит, солнышко. Если бы беспокоило, я бы давно женился. На мусульманке, на татарке. На той, кого выберет отец.

Я после его слов удивлённо моргнула.

– Отец выберет? – вырвалось у меня. – Так ещё делают?

– Иногда, - с неохотой проговорил Марат, по всей видимости, придя к мысли, что слишком много лишнего наговорил. – Для старших сыновей всё ещё выбирают подходящую партию.

Он отошёл от меня, а я обернулась ему вслед. Спросила:

– Ты поэтому уехал в Москву?

– Маш, - попросил он, - давай закончим этот разговор. Честное слово, с утра раннего ты меня озадачиваешь.

Конечно, я замолкла. Он попросил, и я не стала спорить, замолчала. Хотя, внутри у меня всё бурлило от невысказанных мыслей и предположений. Мне так хотелось всё прояснить, понять для себя, что беспокоиться мне не о чем, но желание Марата уйти от конкретного ответа, меня только больше растревожило.

Если не брать во внимание ситуацию с нашими культурными и семейными различиями, то наши отношения с Маратом, развивались бурно и бесконфликтно. Даже папа перестал воспринимать присутствие Марата в моей жизни с подозрением. Я наслаждалась нашими отношениями, на самом деле, радовалась тому, что смогла найти по-настоящему родственную душу. Человека, с которым можно и посмеяться, и поплакать, уткнувшись лицом в его грудь, из-за каких-то женских неприятностей или просто из-за дурного настроения. Марат спокойно относился к женским капризам, по всей видимости, сказывалось наличие двух сестер в его жизни. Мне нравилось, что он был всегда собран, серьёзен, и, кажется, готов ко всему. Мы проводили много времени вместе, ездили отдыхать, путешествовали, обросли кругом друзей и приятелей, с которыми встречались в свободное время, и я, признаться, далеко не сразу поймала себя на мысли, что наши друзья и приятели, являются новыми людьми в моей жизни. Они все пришли в мою жизнь через Марата. А мои школьные и студенческие подружки и друзья как-то потерялись в жизненном круговороте. Рядом со мной теперь редко обсуждали новые тренды в одежде, покупку новой сумочки или то, как построить отношения с понравившимся мальчиком. Молодые симпатичные девушки появлялись в моём круге общения только в качестве возлюбленных друзей Марата. И за столом или на отдыхе куда чаще обсуждались возможные сделки, контракты, выгодные вложения и инвестиции. А ещё командировки за границу, процентные ставки и покупка нового автомобиля на полученные годовые бонусы. И мне всё казалось таким захватывающим, таким взрослым. На меня, наконец-то, не смотрели с любопытством и осторожностью, узнавая, чья я дочь. Как оказалось, в этом круге общения я была своей, пусть и не понимая полвины из того, что слышала из уст этих людей. Но я была дочерью Александра Дегтярева, и я, наконец, осознала, что своей фамилией, своим отцом я должна гордиться, а не стесняться из-за того, что за моим плечом почти всегда маячит охранник.

Теперь о моей безопасности заботились сразу два человека – отец и Марат. И неизвестно, кто больше.

– Ты с ума сошла? Какой торговый центр с подружками? Что значит, ничего не случилось? – причитал разгневанный отец.

– Как ты могла отпустить охранника? – вторил ему Давыдов. – Кто ему позволил тебя слушать? А если бы с тобой что-то случилось, Маша? Теперь ты в магазин ходишь только со мной!

– И слышать не хочу никаких возражений! – будто в унисон заканчивали они, наверняка, не догадываясь, что вторят друг другу. А, может быть, и догадываясь.

А я… я тогда смеялась, и чувствовала себя по-настоящему счастливой. Я была нужна, необходима двум самым важным для меня мужчинам. И никогда с ними не спорила, даже когда мне хотелось протестовать. В том возрасте я вдруг осознала, насколько чужая забота может быть дорога.

Я знала, что папа очень внимательно следит за нашими с Маратом отношениями. Знала, что он следит за ним, иначе быть не могло. Думаю, и Марат знал, чувствовал пристальное внимание, но никогда с моим отцом не спорил. Наверное, тут сыграло роль его воспитание. Он не привык оспаривать решения главы семьи. А тут еще я, единственная папина дочка, в которой он души не чает, и когда папа со своими беспокойствами и присмотром откровенно перебарщивал, Марат воспринимал это, как должное. Однажды я осторожно спросила его, злится ли он на отца. Но Давыдов только покачал головой, отрицая.