Пристанище
Шрифт:
– А почему ее интересовало, кто построил моту? Она хотела установить авторство?
Профессор вздохнула:
– Полагаю, что так. Ванда всегда стремилась добраться до истины. Она везде могла обнаружить двойной смысл, тайну, чтобы… как это по-испански?
– Разгадать, – подсказал Ривейро.
– Ваши отношения ограничивались профессиональными интересами и тем, что вы жили в одной квартире? – спросила Валентина.
Астрид Штраусс некоторое время смотрела на нее молча. В глубине прозрачных серых глаз Валентина прочла ответ.
– Да. Это были отношения… ограниченные. Какое-то время мы встречались,
“То есть спала со всеми подряд”, – подумал Ривейро.
– Вы не знаете, она в последнее время состояла в отношениях?
– Нет. Не думаю. Сомневаюсь. Ничего постоянного, по крайней мере. Работа была ее жизнью. Она увлеклась археологией пещер и много путешествовала, участвовала в раскопках.
31
Это прошлогодний снег (нем.).
– В пещерах? – спросил Ривейро.
– Ее интересовали средневековые артефакты, хотя какое-то время она увлекалась и спелеологией. Конгресс в Комильясе посвящен спелеологии. Но на раскопках люди знакомятся, много общаются, находят новых друзей… Понимаете?
Валентина кивнула, однако не дала свидетельнице передохнуть, ей срочно требовалась конкретная информация.
– Вы знаете, где Ванда ночевала в Комильясе?
– Нет, она мне не говорила. Она поехала на одну только ночь, а я не хотела расспрашивать. Может, у каких-то знакомых…
– А вы кого-нибудь из них знаете?
– Не знаю, никогда не интересовалась спелеологией, так что…
– А ее ноутбук? У нее же был ноутбук, правда?
– Конечно. Она взяла его в Комильяс. У нее был чемоданчик с одеждой, компьютером и тем самым платьем.
“Тем самым платьем?”
– Что за платье? – спросил Ривейро.
– Платье ее бабушки. В субботу вечером у них был бал. Средневековый бал с последующим ужином, а платье…
– У Ванды Карсавиной было средневековое платье, доставшееся по наследству от бабушки?
– Или даже от прабабушки. В Польше средневековые балы очень популярны.
– Значит, она взяла с собой платье, но не настоящее средневековое платье, а копию, семейную реликвию, которая переходила женщинам от поколения к поколению, верно? – вслух повторила Валентина.
– Да, все так, – ответила Астрид. Она ожила и больше не походила на раненого зверька. – Ванда из Польши, из Кракова, она каждый год туда ездит… ездила проведать маму. В Кракове проходит самая большая средневековая ярмарка в Европе. Несколько поколений семьи Ванды участвовали в праздниках, в так называемых придворных балах. Ванда обожала эту ярмарку, для нее это было будто очутиться в пятнадцатом веке. – Астрид грустно улыбнулась.
– Понятно. Скажите, а почему вы не поехали с подругой на конгресс?
– Я ведь уже говорила, спелеология не входит в круг моих интересов, а в Сантандере у меня была распланирована культурная программа, да и работы много. Я встревожилась, только когда Ванда не вернулась в воскресенье и перестала
отвечать на мои звонки.– А на чем Ванда отправилась в Комильяс? Ее кто-то отвез туда?
– Ах, нет, она поехала на такси.
– Это довольно далеко. А когда примерно она должна была вернуться?
На своем неуклюжем испанском Штраусс объяснила, что Ванда должна была вернуться в воскресенье, потому что семинар начинался в понедельник. Она также добавила, что в субботу для участников конгресса организовывали средневековый ужин, а в воскресенье – обед. Конгресс заканчивался во вторник или в среду, но Ванда, разумеется, могла присутствовать только в субботу или воскресенье. Вообще-то она специально поставила свой семинар в Сантандере так, чтобы его даты совпали с датами конгресса.
– А когда вы в последний раз разговаривали?
– В субботу вечером. Она отправила мне фото в средневековом платье, когда собиралась на ужин.
– По вотсапу?
– Да.
– Можно взглянуть?
– Конечно.
Преподавательница порылась в груде простыней, отыскала телефон и показала фотографию, на которой сияющая красотой Ванда Карсавина позировала в средневековом платье, доставшемся ей по наследству и ставшем ей саваном. Было странно видеть ее такой живой. Временами Валентине казалось, что живых от мертвых отличает одна-единственная искра, которая и придает взгляду этот особый блеск, у большинства затухающий в старости.
– Получено в субботу, в двадцать часов тринадцать минут, – сказала лейтенант, чтобы Ривейро записал в свой блокнот. – И больше ничего? Никакого текста, никаких других контактов?
Астрид Штраусс покачала головой и протянула им телефон, чтобы они сами все проверили.
– Только мои звонки и сообщения. Вечером в воскресенье я звонила узнать, где она. Она не отвечала, так что я позвонила в Фонд Комильяса, и мне сказали, что Ванда была на воскресном обеде, но больше они ничего не знали.
Валентина передала телефон Ривейро.
– На фото у Карсавиной макияж. Она всегда красилась?
Астрид, казалось, удивилась этому вопросу.
– Редко, только по особым случаям.
– А украшения? Она носила украшения? Никаких следов от колец нет, уши для сережек не проколоты.
– Она вообще крайне редко надевала что-то такое. Какие кольца на раскопках? Но с такой внешностью и не нужно было… – горько ответила Астрид Штраусс.
– Ясно. Астрид, а где вы были в субботу вечером?
Та криво усмехнулась:
– Прямо вопрос из дешевого детектива. Разве я могла представить, что Ванда… – Астрид вздохнула и устало посмотрела на Валентину. – Я ужинала вместе с другими преподавателями, тут неподалеку, на проспекте Переда.
– А в воскресенье?
– Ужинала с ними же, прямо напротив Ла-Магдалены, можете у них спросить, но сейчас, наверное, все на занятиях.
– Ваш курс отменился, как я понимаю?
– Да, у меня нет сил. К тому же это Ванда была прирожденным лектором. Она умела рассказывать… могла убедить кого угодно в чем угодно, в существовании инопланетян или святого Грааля. Никто ее не заменит… Не могу в это поверить. Если бы я собственными глазами вчера не увидела ее мертвой… – Астрид сокрушенно покачала головой. – А можно мне тоже вам задать один вопрос? Пожалуйста…