Пристанище
Шрифт:
Пока Оливер говорил с Валентиной, Майкл продолжал изучать в интернете информацию о Непале. Вот-вот должна была появиться Анна, она отправилась к себе в комнату переодеться, поскольку безоблачное утро оказалось обманчивым и кантабрийский холод кусал нешуточно. Майкл заранее веселился, заготовив подколки: он только что вычитал, что когда Будда родился в Непале две с половиной тысячи лет назад, большинство местных жителей исповедовали индуизм и новоявленного мессию презирали. Майкл продолжал выискивать любопытные факты. Подумать только, Непал – единственная страна, чей флаг не прямоугольной формы. Минуточку! Что-то привлекло его внимание. Он вернулся на предыдущую страницу. Увеличил изображение. Уменьшил. Еще раз увеличил. А что, если… Разве это возможно? И как он раньше не догадался? Но ведь
Гливице, юг Польши
Два года назад
Марк Льянес, казалось, пережил трагедию в Пещере ласточек легче остальных. Сам он называл свою безучастность атараксией и считал ее следствием сотрясения мозга после того, как в детстве свалился с качелей. Паоло и Артуро не особо в это верили, но и других объяснений невозмутимости Марка не находили.
После гибели португальца Марк погрузился в свои проекты, лишь на пару дней взяв паузу. Безусловно, смерть Хельдера трагедия. Но жизнь продолжается, и нужно двигаться дальше.
Когда Марк выбрал археологию, он воображал себя на раскопках, под палящим солнцем, представлял, как делает невероятные находки, которые изменят историю человечества, но после университета он, как и большинство выпускников, работал в офисе, писал в журналы и время от времени читал лекции в разных университетах.
Многое в его жизни пошло не так, как он планировал. В браке он надеялся обрести гармонию и счастье, но не сбылось. Марина мечтала о детях, а он оказался бесплоден. Они узнали об этом после двух лет неудачных попыток. В материнстве Марина искала спасение от одиночества – из-за частых отлучек Марка она много времени проводила одна. А что касается усыновления… он не хотел чужих детей. Да и кого дети вообще делают счастливее? Все равно рано или поздно они вырастут и покинут дом. Несогласие крепло и разъедало отношения. Марку хотелось ездить по миру, исследовать, узнавать новое, а Марина устала от одиночества. Раньше ее согревали надежда и мечты о детях, ей хотелось о ком-то заботиться, в этом она видела смысл своей жизни – в семейных узах и простых радостях. Постоянные путешествия Марка и разногласия утянули их на дно. После развода Марк сделался недоверчивым, теперь он знал, что сильное чувство и эмоциональная вовлеченность в конечном счете приносят боль. Временами он сомневался, правильный ли путь выбрал. Наверное, все сложилось бы иначе, стань он, например, университетским преподавателем. Почти всегда эти мысли настигали его ночью, когда кровать казалась огромной, как и его одиночество. Что, если он просто плывет по течению? Чего стоит его теперешняя жизнь? Но это ночью, а при свете дня его целиком занимала работа, и меланхолия исчезала – вернее, опускалась куда-то на дно, чтобы снова всплыть с темнотой.
Марк ненавидел терять время. Даже на скорбь и слезы, даже на переживания из-за смерти Хельдера. К счастью, женой и детьми Хельдер обзавестись не успел, но его родители были убиты горем. Их утешала лишь мысль о том, что любимый сын прожил жизнь так, как хотел – на пределе, наслаждаясь адреналином, в научных изысканиях, в путешествиях.
В отличие от Марка, Паоло и Артуро никак не могли оправиться от случившегося. Паоло на две недели сбежал на Капри, чтобы от всего отключиться в доме бабушки и дедушки, ему казалось, что только там он сможет забыть обо всем, включая самого себя. Остров словно прощал ему любые слабости. Бабушки с дедушкой уже не было в живых, но в Марина-Гранде, в обществе двоюродных братьев и сестер, он всегда чувствовал себя уютно и безопасно, там он был дома. Он даже не навестил Ванду, как обещал, только сообщил ей по телефону новость о гибели Хельдера. У Ванды с Хельдером не случилось особой дружбы, но и она расстроилась, услышав о трагедии. Даже захотела взять отпуск и приехать к Паоло на Капри, но он отказался.
–
Мы же все равно собирались встретиться, какая разница, в Германии или на Капри.– Нет, Ванда, мне сейчас плохо.
– Как раз поэтому нельзя сейчас быть одному.
– Я не один. Тут моя семья.
– Но это же просто кузены.
– Это единственная семья, которая у меня есть.
Ванда помолчала. Потом предложила:
– Я могу снять номер в отеле, если тебе не хочется знакомить меня с семьей…
В трубке тишина. Ванда ощутила, как ее сердце отчаянно рвется к Паоло. Больше, чем следует.
– Ванда, я с удовольствием вас познакомлю, но не сейчас, прости. Я не готов к встрече. Мне плохо, понимаешь?
– Конечно, понимаю. Погиб твой друг. Но ты вовсе не должен…
– Нет, ты не понимаешь, – прервал ее Паоло, – он умер по моей вине.
– Не говори так! Это просто случайность, каких множество. Такое происходит каждый день, но мы всегда уверены, что несчастья случаются только с другими.
– Нет. Не уговори я их тогда ехать в пещеру, сейчас все были бы живы. Это была моя идея!
– Паоло, – мягко возразила она, – насколько я помню, поехать хотели вы с Марком. Это просто злой рок, судьба, тут все играет роль: в какое время ты вышел из отеля, какие ботинки надел. А если бы вы попали в аварию по дороге из аэропорта, это тоже была бы твоя вина?
– Не знаю, Ванда. Но я чувствую свою ответственность. Не могу я иначе. Хельдер был так молод, блестящий специалист… Сколько всего он мог бы сделать!
– Я понимаю, что ты чувствуешь, поэтому и хочу приехать к тебе.
– Не сейчас, Ванда, прости. Я позвоню, как только вернусь.
Она собиралась привести новые аргументы, но услышала лишь гулкие монотонные гудки. Поначалу Ванда растерялась, но потом дала волю гневу. В последующие дни она стала последовательно изничтожать в себе восхищение Паоло, избавляться от страстного желания обладать им. Она решила больше не забивать голову сказками и признать, что у них всего лишь временная связь. Почему она вообще так к нему привязалась? Неужели и правда один из двоих всегда любит больше?
А Паоло, не подозревавший о чувствах Ванды, просто не хотел увлечь ее в омут уныния и скорби. Возможно, он любил Ванду сильнее, чем готов был признать.
На острове он провел две недели, полностью погрузившись в себя. Он ничего не мог делать – ни читать, ни участвовать в общих разговорах. Казалось, он пытался разглядеть что-то за горизонтом, пытался найти, как искупить перед Хельдером вину за случившееся в Пещере ласточек. Но все впустую.
Артуро тоже печалился и горевал, но он быстро вернулся к прежней жизни. Вероника и работа в Швейцарии спасали его, а многочисленные проекты, в которых он участвовал, казались ему чем-то вроде дани памяти умершему, что было весьма неожиданно, потому что при жизни Хельдера они обычно расходились во мнениях и не особо ладили. Видимо, любому человеку свойственно ценить то, что утрачено навсегда.
Оба, Паоло и Артуро, несколько раз мысленно возвращались к произошедшему в Пещере ласточек и восстанавливали последовательность событий, пытаясь понять, что они могли сделать или сказать иначе, как могли предотвратить падение Хельдера в пропасть. Что, если бы Артуро с ним не повздорил… вдруг Хельдер перенервничал? Что, если бы Паоло прыгнул последним, что, если бы они тщательней осмотрели место, откуда собирались прыгать? Какое нелепое падение! Сколько ничего не значащих мелочей могут решить человеческую судьбу, послужить причиной несчастья.
Шли недели, и трагедия в Пещере ласточек начала забываться. О ней больше не писали в газетах, у очевидцев уже не спрашивали: “Как же это случилось?”, “Может, он был на наркотиках?”, “Он действительно просто поскользнулся?”, “Я где-то читал, что его могли толкнуть, это правда?”
Сильнее всего трагедия в Пещере ласточек сказалась на Паоло. Он с удвоенным рвением погрузился в работу. На любовь оставалось не так много времени. Ванда тоже старалась найти опору в работе – она преподавала в университете Фрайбурга, но с готовностью участвовала в международных проектах. В ней появилась какая-то ненасытность: в сексе, в погружении в ее средневековые штудии, в преподавании. Она словно что-то пыталась найти.