Привет, заяц
Шрифт:
Специально на такой вот случай всегда таскал с собой паспорт. Я полез в сумку и протянул менту документ. Витька всё косился на мою фотографию, пока полицейский разглядывал разворот, всё смотрел на мою ушастую четырнадцатилетнюю морду с идиотской длинной чёлкой. То в паспорт посмотрит, то на меня, потом опять в паспорт. Будто бы сравнивал, каким я был раньше, и какой сейчас.
— Мурзин Артём, значит, — еле слышно пробубнил полицейский.
Он стоял и так ехидно прищуривался то на меня, то на Витьку, то на паспорт мой. Рожу корчил загадочную.
— А вы, молодой человек? — он спросил Витьку.
—
Полицейский махнул рукой. Давай, показывай мне свой пропуск. Посмотрел его, покрутил в руках.
— Катаев… — он произнёс его фамилию. — Документы не носим, да, Катаев?
— Не ношу, — уверенно ответил Витька и пожал плечами.
Полицейский сложил его документ себе в карман и сказал:
— Давайте со мной на участок пройдёмте, там разберёмся быстренько, потом пойдёте.
Я недовольно цокнул и словил на себе удивлённый ментовской взгляд. Веди уж, чего теперь.
Он притащил нас в отделение к участковому на первом этаже девятиэтажки неподалёку. Нашёл же, чем заняться в воскресенье, докопался до двух школьников, других-то забот больше нет.
Завёл нас в грязный подъезд, устланный старым рваным линолеумом. Нос в ту же секунду скрутил запах хлорки.
— В приёмной здесь подождите, — велел мент и махнул нашими документами.
Никакая это не приёмная, так, комната четыре на два метра с розовыми стенами и всякими антитеррористическими плакатами. А сам смылся в кабинет и закрыл дверь, оставил нас с Витькой одних. И можно было бы и сбежать, так у него же наши документы.
Витька сел на ржавую железную скамейку напротив меня. Всё довольно улыбался, как будто потешался над всей этой нашей ситуацией. И чего смешного? Только бы он тут закурить не додумался, как в подъезде, тогда точно нам с ним по ушам прилетит.
Он вдруг достал телефон и щёлкнул меня. В груди закипело от такой наглости.
— Удали, пожалуйста, — я спокойно попросил его.
Он разглядывал мою фотографию и заливался смехом, а сам всё косился на дверь, и чуть пытался сбавить свой хохот.
— Зырь-ка, — сказал он и повернул ко мне экран телефона.
На снимке я сидел весь грустный, несчастный, смотрел куда-то в пустоту. Сбоку ржавая облупленная батарея, позади розовая ободранная стенка, а над головой висела доска с ориентировками «их разыскивают правоохранительные органы». И уши у меня были такие красные, прямо горели бордовым огнём, неужто от волнения?
— Ушастый бандит.
— Чего? — я переспросил его.
— Ты ушастый бандит говорю. Сдам тебя сейчас.
Обидно так сделалось. Ноги сами стали болтаться, глаза угрюмо косились в сторону Витьки, нос шмыгал после уличного мороза, вдыхая этот едкий хлорный запах.
— Ты точно никому не расскажешь? — я спросил
его, не поднимая взгляда.— Точно никому не расскажу, — он заверил меня. — Может только Олегу и Стасяну.
— Гоблину своему?
— Да, ему.
— Ты чего, не надо!
— Они про меня и так знают, — он махнул рукой. — А если будем с тобой вместе водиться… Они же не тупые. И так поймут.
Вместе водиться? А с чего это он так самонадеянно решил, что мы с ним будем вместе водиться? Один раз всего погуляли, разве так бывает?
Неправильно это всё, дурной он какой-то. И мент нас остановил не просто так, увидел его бандитскую морду, короткую стрижку, шрам его на подбородке после драки какой-то. Куртка ещё эта его спортивная. Нормальные люди такое не носят, хулиганы только всякие. Один раз с ним погулял, а уже сижу в полиции, жду неизвестно чего.
И чем я только думал?
— Всё, хорошего вам дня, — полицейский выскочил из своего кабинета, как чёрт из табакерки и отдал нам с Витькой документы.
Вот уж хороший день будет, это точно.
***
Мы вышли на улицу.
Как бы Витьке сказать, что пора бы эту нашу прогулку сворачивать? Он всё внимательно оглядывался, смотрел куда-то уверенно в сторону дороги и неспешно шагал вперёд. Меня за собой жестом звал. Куда?
Точно, блошиный рынок.
Ножик.
В голове всё никак не укладывалось – как я с таким сомнительным персонажем связался? Уже умудрился в полицию загреметь. Теперь вот на поиски раскладного ножа с ним потащились.
Сам не заметил, как очутился на узеньких грязных тропинках среди импровизированных торговых рядов. Торгаши по бокам дороги расстелили клеёнки, простыни, выставили на продажу разноцветный хлам, всякие раритетные штуки. Чего только там не было: и советские древние вещицы, и более современные, из конца девяностых, начала нулевых. Прямо из нашего детства.
Люблю иногда с дедом поплутать меж этими рядами, помёрзнуть в попытках выцыганить у продавца скидку. Последнее время я на таких рынках искал разве что игры для старой сеги. У меня их дома целых две штуки валялось. Люблю поиграть в старого Соника, Червяка Джима, в Черепашек Ниндзя, предаюсь иногда бессмысленной терапевтической ностальгии по былым временам.
Шли мы с Витькой по рынку, петляли по этим узеньким дорожкам и старались ненароком не наступить на чью-нибудь «витрину». Любопытный мой взгляд выискивал игровые картриджи и старые VHS кассеты. Видик у меня ещё от отца остался, даже с рабочим пультом. То сюда гляну, то туда, то вправо, то влево, а сам то и дело натыкаюсь на задумчивый Витькин прищур, вижу его хитрецу в глазах. Всё свои ножики высматривал, подходил к мужикам, спрашивал, что да почём. Слышал неадекватную цену, махал рукой и дальше шагал.