Призраки Пянджа

— Ты хотел показаться им благородным. Показаться жертвой обстоятельств, — продолжал Зубаир с акцентом, проявленным гораздо сильнее, чем у Хусейна. — Думал, втереться им в доверие? Ты, собака! Я слышал, как ты говорил: «Зубаир заслуживает умереть»… А сам ты? Сам ты чего заслужил?

Снайпер говорил как исступлённый, вещал в потолок, словно сумасшедший, прикованный к больничной койке санитарами. Тем не менее я понимал — слова его будут правдивы. Он желает поквитаться с Марджарой. Поквитаться тем, что все узнают, кто такой на самом деле Надим «Марджара» Хусейн.

— Ад! Вот что ты заслужил! — выкрикнул Зубаир. — Я тоже попаду в ад. Я готов к этому, а ты?

— Это уже не важно, — горько проговорил Марджара.

— Важно! Пусть твои новые хозяева, пусть шурави знают, кто ты есть на самом деле!

Мы с Мартыновым переглянулись. Витя крепче сжал цевьё и рукоять своего АК.

— Эта собака обвиняла меня в том, что я военный преступник. Так, шурави? — вопросил Зубаир, но никто ему не ответил. — Но сам ты мазан той же кровью, что и я! Вы слышите меня, шурави? Слышите, что я сейчас вам скажу?

Марджара обречённо опустил голову.

Мы с Мартыновым встретились взглядами. В глазах Вити я видел полнейшее замешательство.

— Мы слышим тебя, — ответил я Молчуну.

— Хорошо. Очень хорошо! — рассмеялся Зубаир. — Скажи мне, Марджара, ты ведь помнишь операцию «Аль-Асфар»?

Марджара, казалось, вздрогнул, услышав знакомое название. Потом опустил голову ещё ниже.

— Операцию «Жёлтые птицы», если говорить по-русски? — продолжил Зубаир.

Молчун замолчал, ожидая ответа. В шалаше воцарилась гнетущая тишина. Все тоже молчали, слушая раненого снайпера. Зубаир говорил отрывисто. Часто дышал, кривился от боли. Но говорил.

— Я… — тихо начал Марджара. — Я никогда её не забуду.

— Я слышу твой голос, Марджара! — рассмеялся, а потом закашлялся Зубаир. — Это голос раскаивающегося человека! Но я знаю тебя… Ты никогда не раскаиваешься по правде!

Эти слова подействовали на Марджару словно удар под дых. Я увидел, как вечно бесстрастное лицо Хусейна вдруг скривилось. Скривилось от душевной боли и горечи.

— Семьдесят девятый год, — продолжал Молчун, сказавший сейчас, казалось, больше, чем за всю свою жизнь. — Приграничный кишлак под Джелалабадом… Ты ведь помнишь, что там было?

— Помню… — сдавленным голосом просипел Марджара.

— Мы с тобой вошли в кишлак днём, — проговорил Зубаир. — Знали, что в нём много сирот. Детей, чьих родителей забрала война. Мы обещали этим детям спасение. Обещали еду и кров. А ещё — месть.

Мартынов поджал губы. Я просто внимательно слушал, держа автомат наготове.

— Мы забрали тех детей. Увезли в Вазиристан, в тренировочные лагеря, чтобы обучить их, как умирать во имя Аллаха и джихада. Ты ведь помнишь их? Пятерых детей, которых мы забрали с собой? Ты ведь помнишь их имена?

— Помню…

— Фарид, Рашид, — стал перечислять Зубаир.

— Молчи…

— Амина, Карим…

— Замолчи! — уже громче сказал Марджара.

— Лейла…

— Заткнись! — крикнул Хусейн. — Заткнись, грязная собака! Ты знаешь, что я должен был пойти на выполнение этого задания! Ты же знаешь, что я не мог отказаться! Знаешь, что было бы со мной, если бы я отказался!

С этими словами Марджара выпрямился на коленях, зло уставившись на Молчуна.

— Тихо! Тихо, сказано тебе! — Мартынов ткнул прикладом Марджаре в спину.

— Я должен был, — обернулся к нему Марджара, как бы оправдываясь. — Я должен был…

— Мы тренировали их в лагерях, — продолжал Зубаир, несмотря ни на что. — Тренировали их, как правильно подойти к шурави. Как себя с ними вести. Как носить бомбу, чтобы её не было видно…

— Меня бы самого убили, если бы я отказался выполнять приказ! — крикнул Хусейн.

— Мы учили их маскироваться под попрошаек и пастухов! Я — учил! — взревел Молчун. — А ты…

Марджара замолчал, глядя на лежащего на нарах Зубаира. Лицо его казалось измученным. На нём застыла страдальческая маска.

— Ты, уже капитан в то время, руководил всей этой операцией. Был главным её куратором.

— Ну ты и мразь… — с отвращением бросил Мартынов Хусейну. — Оба вы — мрази!

Марджара виновато обернулся к Мартынову. Бессильно повторил:

— Я был должен…

Витя брезгливо отвел взгляд.

— Ты сам подбирал детей, — продолжал Зубаир. — Ты сказал Лейле, что если она умрёт, Аллах вернёт к жизни её мать!

Молчун наконец замолчал. Он лежал на кровати, тяжело дыша.

— Все те дети погибли? — спросил я, и мой голос разогнал сгустившуюся тишину.

Марджара ничего не ответил мне. Но глаза его перестали быть серыми и холодными. Они широко раскрылись. И были полны сожаления.

Зубаир с трудом приподнял голову. Он скривился от боли, стараясь посмотреть мне прямо в глаза:

— Да. Марджара обменял их жизни на один советский БТР и семь солдат.

— Это какая-то бессмыслица, — покачал головой ошарашенный Мартынов. — Какая-то глупость! Зверство!

— Это не было глупостью, — на выдохе сказал Зубаир, откинув голову. — Нет, не было. Среди моджахедов те дети стали героями. Символами борьбы против оккупантов. Операция «Аль-Асфар» достигла своей цели.

Я медленно опустил автомат. Взяв за ремень, положил его на землю у своих ног.

— Ты че делаешь, Саша? — не понял Мартынов.

Тем не менее старший сержант не остановил меня, когда я подошёл к Марджаре и встал над ним.

Хусейн поднял на меня глаза:

— Я всегда буду помнить те имена, Саша, — проговорил он тихо. — Всегда буду нести это бремя.

Я не ответил ему. Просто изо всех сил ударил по лицу. Марджара дёрнулся, откинул голову набок. Испуганный Джамиль аж отпрянул, упал на землю и отполз.

Марджара медленно обратил ко мне своё лицо. Его и без того лопнувшие губы снова закровоточили.

Мартынов не стал меня останавливать. Когда я нанёс второй удар, пограничник только наблюдал. За всем этим смотрел и Зубаир.

Он повернул голову и молчал. Его лицо ничего не выражало. Взгляд казался пустым.

Я ударил снова. Потом ещё и ещё раз. Бил всё сильнее и сильнее. Бил, даже когда уже не чувствовал костяшек пальцев. Когда содрал всю кожу с них.

Боли я не ощущал. Только холодная, нет — ледяная ярость клокотала у меня в душе.