Проблемы кодификации корпоративного и вещного права
Шрифт:
Иное дело, что для материального обеспечения своей деятельности органы публичной власти нуждаются в определенном имуществе, для приобретения которого (т. е. для участия в имущественном обороте) необходима гражданская правосубъектность. В отечественном праве для этого с советских времен используется наделение правами юридического лица (чаще всего в организационно-правовой форме учреждения) одного из структурных подразделений органа государственной или муниципальной власти (управления делами, финансово-хозяйственного отдела и т. п. [115] ). Исходя из этого законодатель вполне обоснованно отверг предложение о введении в гражданское законодательство категории «юридические лица публичного права». С позиций общепринятого в современном праве понимания этой категории ее использование могло бы привести лишь к нежелательному увеличению числа случаев субсидиарной ответственности публично-правовых образований по долгам своих организаций, а с позиций систематизации субъектов публичного права (которыми являются отнюдь не только физические и юридические лица) оно имело бы сугубо теоретическое (схоластическое) значение.
115
Например, общественные палаты участвуют в публично-правовых отношениях, вообще не будучи юридическими лицами, но таковыми являются их «аппараты», действующие в организационно-правовой форме государственных учреждений (см. п. 2 ст. 26 Федерального закона от 4 апреля 2005 г. № 32-ФЗ «Об Общественной палате Российской Федерации» // СЗ РФ. 2005. № 15. Ст. 1277; п. 5 ст. 1 и п. 2 ст. 14 Федерального закона от 23 июня 2016 г. № 183-ФЗ «Об общих принципах организации
В действующей редакции ГК РФ появилось семь новых видов некоммерческих корпораций (общественные движения, товарищества собственников недвижимости, казачьи общества, общины малочисленных народов, адвокатские палаты и адвокатские образования, нотариальные палаты) и два новых вида унитарных некоммерческих организаций (публично-правовые компании и госкорпорации, включая единственную госкомпанию), а также два новых вида коммерческих корпораций (крестьянские (фермерские) хозяйства и хозяйственные партнерства) [116] , т. е. в общей сложности 11 новых видов юридических лиц. Анализ их гражданско-правового статуса показывает, что все они (за исключением товариществ собственников недвижимости) в основном являются результатом произвольного усмотрения отечественного законодателя, находившегося в этих случаях под влиянием различных случайных обстоятельств и не опиравшегося на какие-либо объективные основания.
116
Кроме того, в Федеральном законе от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» (СЗ РФ. 1996. № 17. Ст. 1918) появились «специализированные общества» (подп. 9 ст. 5 Федерального закона от 21 декабря 2013 г. № 379-ФЗ // СЗ РФ. 2013. № 51. Ст. 6699). ГК РФ лишь упоминает о них в п. 7 ст. 66, а названный Закон рассматривает их в качестве разновидностей традиционных хозяйственных обществ, хотя в действительности они стали новым видом коммерческих корпораций (см. далее).
Наиболее отчетливо такой субъективный подход проявился в закреплении статуса некоммерческих корпораций. Как было отмечено в Концепции развития законодательства о юридических лицах и в общей Концепции развития гражданского законодательства РФ, «количество организационно-правовых форм некоммерческих организаций в действующем законодательстве явно избыточно», а посвященное им законодательство «изобилует пробелами, повторами и противоречиями» [117] . В связи с этим как указанные концепции, так и разработанный на их основе первоначальный проект новой редакции гл. 4 ГК РФ предусматривали, во-первых, резкое сокращение количества организационно-правовых форм некоммерческих организаций (ориентировочно с 30 до 10); во-вторых, прямое законодательное закрепление теоретически общепризнанного принципа numerus clausus, призванного установить границы законотворческих фантазий. Но если последнее из указанных положений удалось прямо закрепить в п. 2 ст. 48 новой редакции ГК РФ, то первое из них удалось «провести» лишь частично: вместо предполагавшегося ограничения количества разновидностей всех (корпоративных и унитарных) некоммерческих организаций примерно восемью формами в окончательном виде действующий ГК РФ закрепляет 16 их видов. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что ряд из новых форм НКО был включен в Кодекс уже после принятия новой редакции гл. 4, причем некоторые из них – спустя два года и даже более после этого события (адвокатские палаты и адвокатские образования, нотариальные палаты). Это свидетельствует как минимум о случайном характере законодательных решений, определивших их особый гражданско-правовой статус.
117
Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации. С. 67.
Среди некоммерческих корпораций бесспорно необходимыми представляются лишь традиционно существующие потребительские кооперативы (с учетом того, что потребительские общества и сбытовые (торговые) потребительские кооперативы в действительности являются производственными кооперативами – коммерческими организациями, а их объединения вплоть до Центросоюза – ассоциациями, а не «кооперативами кооперативов», как долгое время считалось в отечественной цивилистической доктрине и законодательстве), общественные объединения и товарищества собственников недвижимости. Опыт развитых зарубежных правопорядков континентально-европейского типа показывает, что необходимые для участников гражданского оборота правосубъектные объединения, создаваемые с некоммерческими целями, вполне могут существовать в одной организационно-правовой форме юридических лиц – как объединения (союз или ассоциация – Verein, association). С точки зрения гражданского права, т. е. участия в гражданском обороте (чем в действительности полностью исчерпываются задачи всякого юридического лица), нет никаких принципиальных отличий в статусе политических партий, профсоюзов, добровольных обществ, творческих и иных «союзов», объединений типа палат (торговых, адвокатских, нотариальных) и т. п.
Тем не менее в отечественных условиях практически каждому из таких объединений посвящен отдельный федеральный закон о правовом статусе и они «стремятся» быть упомянутыми в ГК РФ, что дает им возможность считать себя самостоятельным видом юридических лиц. Этот, к сожалению, ставший привычным «парад» юридических лиц создает не просто ошибочное, а вредное представление о конструкции юридического лица как о некоем обязательном «атрибуте» (точнее говоря, о синдроме) «солидности» той или иной организации. Но гражданский оборот – не «ярмарка тщеславия», а совокупность юридических действий, за результаты (последствия) которых необходимо отвечать всем имеющимся имуществом. Для исключения или ограничения такой ответственности физических лиц и предназначена гражданско-правовая конструкция юридического лица, правовой статус которого прежде всего должен четко определять, каким образом организация может участвовать в гражданском (имущественном) обороте и каким имуществом она при этом отвечает по своим долгам перед своими кредиторами, а не какими благими намерениями и целями она руководствуется в своей деятельности и при каких условиях она может рассчитывать на бюджетную поддержку.
С этой точки зрения не имеют правового (во всяком случае, гражданско-правового) значения, а следовательно, и не могут служить юридическими основаниями для выделения самостоятельных видов юридических лиц цели и сфера деятельности того или иного некоммерческого объединения лиц, ибо во многих случаях они выходят далеко за рамки предмета гражданского права, а для их достижения и/или осуществления иногда вообще не требуются права юридического лица. Поэтому общественные организации и ассоциации (союзы) принципиально различаются лишь тем, что первые отвечают по своим обязательствам только собственным имуществом (абз. 2 п. 2 ст. 123.4 ГК), а вторые в некоторых случаях могут действовать под субсидиарную ответственность своих членов (ср. абз. 3 п. 3 ст. 123.8 и п. 2 ст. 123.11 ГК), что увеличивает имущественную базу их ответственности перед кредиторами. То обстоятельство, что в составе общественных организаций могут находиться только граждане (физические лица), а в составе ассоциаций могут быть как юридические, так и физические лица (в любых сочетаниях), с гражданско-правовых позиций не имеет принципиального значения, ибо имущественная база обоих этих видов юридических лиц формируется (в основном за счет членских взносов их участников) и используется в обороте (по решению их соответствующих органов) одинаково. Это говорит об искусственности их разделения и во всяком случае свидетельствует о возможности унификации их правового статуса в одну организационно-правовую форму (по типу германского Verein’а).
Упоминание же в подп. 2.1 п. 3 ст. 50 действующего ГК РФ такого самостоятельного вида юридических лиц, как «общественное движение» (кстати, появившееся год спустя после внесения изменений в текст его гл. 4), которое, как прямо следует из норм ст. 123.7–1 ГК РФ, с гражданско-правовых позиций ничем не отличается от общественной организации [118] , можно считать типичным для нашего законодательства проявлением отмеченного выше «синдрома солидности». Сказанное полностью относится и к реестровым казачьим обществам (подп. 5 п. 3 ст. 50 ГК РФ и ст. 6.2 Закона об НКО). Их сфера и цели деятельности, а также особенности субъектного
состава, указанные в п. 1 ст. 123.15 ГК РФ в качестве признаков их правового статуса, в действительности никак не характеризуют особенности их гражданско-правового положения [119] , а потому не могут служить основанием для выделения этой разновидности общественных организаций в самостоятельный вид юридических лиц.118
Данное обстоятельство отмечено и в современной литературе (см.: Юридические лица в российском гражданском праве: Монография. В 3 т. Т. 2. Виды юридических лиц в российском законодательстве / Отв. ред. А.В. Габов. М.: ИНФРА-М, 2015. С. 78 (автор раздела – О.В. Гутников)).
119
Это подтверждается указанием в литературе на то, что «ключевой признак организационно-правового статуса казачьего общества связан с добровольным принятием им (в действительности, конечно, не «им», а его участниками. – Е.С.) на себя в порядке, установленном законом, обязательства по несению государственной или иной службы» (Гражданский кодекс Российской Федерации. Юридические лица: Постатейный комментарий к главе 4 / Под ред. П.В. Крашенинникова. М.: Статут, 2014. С. 442 (автор комментария – А.А. Молчанов)). В действительности казачьи общества, несомненно, являются разновидностью общественных организаций (см., например: Юридические лица в российском гражданском праве: Монография. В 3 т. Т. 2. Виды юридических лиц в российском законодательстве. С. 82 (автор раздела – О.В. Гутников)).
Этим же можно объяснить и признание в ГК РФ (также произошедшее более года спустя после внесения изменений в его гл. 4) самостоятельными видами юридических лиц адвокатских палат и «адвокатских образований» в форме коллегий адвокатов, адвокатских бюро и юридических консультаций (подп. 12 и 13 п. 3 ст. 50, ст. 123.16-1 и ст. 123.16-2 ГК РФ) [120] . Ведь гражданско-правовой статус различных объединений адвокатов (и объединений их объединений) также ничем не отличается от статуса ассоциаций (союзов), в котором они могли бы успешно продолжать свою работу (и по существу фактически делают это). Несмотря на это, законодательный «парад» некоммерческих корпораций еще не окончен. Подтверждением этого стало недавнее появление еще одной новой организационно-правовой формы юридических лиц – нотариальных палат (ст. 123.16-3 ГК РФ в редакции Федерального закона от 7 февраля 2017 г. № 12-ФЗ). Но после этого и торгово-промышленные палаты едва ли «удовлетворятся» простым упоминанием о них лишь как о разновидностях ассоциаций (подп. 3 п. 3 ст. 50 ГК РФ): их признание еще одним самостоятельным видом юридических лиц вряд ли заставит себя долго ждать. Лишь из-за прямых указаний действующего закона на такой статус в ближайшее время не смогут рассчитывать общественные палаты, пока остающиеся без гражданской правосубъектности.
120
Одно из немногих разумных объяснений этого законодательного решения может вытекать из совпадения норм ГК РФ о статусе «адвокатских образований» с нормами ст. 22-24 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре» (СЗ РФ. 2002. № 23. Ст. 2102), которое наводит на очевидную мысль о простом нежелании адвокатского сообщества менять привычный статус.
Общины коренных малочисленных народов Российской Федерации (ст. 123.16 ГК РФ и ст. 6.1 Закона об НКО) по своему гражданско-правовому статусу, безусловно, отличаются от обычных некоммерческих объединений хотя бы уже тем, что в соответствии с п. 2 ст. 123.16 ГК РФ их члены имеют право на получение части имущества общины (или компенсации за нее) при выходе из общины или при ее ликвидации. Анализ специально посвященного их статусу федерального закона [121] показывает, что и до принятия новой редакции гл. 4 ГК РФ в таких общинах имели место (и сохранились) отношения их участников, отчасти характерные для потребительских кооперативов. В частности, члены общины при ее создании вносят вклады (взносы) в ее имущество (п. 1 ст. 17 Закона об общинах); между членами такой общины распределяются доходы от реализации излишков продуктов традиционного хозяйствования и изделий традиционных промыслов, они могут нести субсидиарную ответственность по ее долгам и убыткам (п. 1 ст. 10 Закона об общинах); при выходе из общины ее члену предоставляется доля в имуществе общины (абз. 4 п. 1 ст. 11 и п. 1 ст. 12 Закона об общинах). По смыслу этих правил вполне можно предположить наличие в такой общине паевых отношений участников. Все это говорит о том, что названные общины в действительности (с позиций гражданского права они только и должны определять статус юридических лиц и их дифференциацию) представляют собой не особый вид юридического лица, а особую разновидность потребительских кооперативов. Этот их статус и следовало бы отразить в гражданском законодательстве.
121
Федеральный закон от 20 июля 2000 г. № 104-ФЗ «Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» // СЗ РФ. 2000. № 30. Ст. 3122 (далее - Закон об общинах).
Напротив, именно отсутствие «паевых» отношений сделало объективно необходимым признание подп. 4 п. 3 ст. 50 и ст. 123.12 ГК РФ самостоятельным видом юридических лиц товариществ собственников недвижимости (ТСН) [122] . Многие из них возникли на остатках имущественной базы бывших кооперативов (жилищных, дачных, гаражных кооперативов, садоводческих товариществ и т. п.) в связи с появлением в гражданском законодательстве общего правила п. 4 ст. 218 ГК РФ о практически неизбежном превращении большинства потребительских кооперативов граждан по мере полной уплаты их участниками соответствующих паевых взносов в особый вид некоммерческих объединений, основанных уже не на паевых отношениях их участников, а на особой разновидности их общей долевой собственности (п. 2 ст. 123.12 ГК РФ). Тем более это касается товариществ собственников жилья (ТСЖ), изначально являвшихся не потребительскими кооперативами, а особым видом юридических лиц – некоммерческими объединениями граждан, ставшими разновидностями ТСН. Поэтому ТСН по необходимости стали самостоятельным видом юридических лиц (наличие организаций, аналогичных по статусу отечественным ТСЖ и ТСН, характерно и для жилищного законодательства большинства европейских стран).
122
Подробнее об особенностях ТСН и их принципиальных юридических отличиях от кооперативов см.: Гражданский кодекс Российской Федерации. Юридические лица: Постатейный комментарий к главе 4 / Под ред. П.В. Крашенинникова. С. 426 и сл. (автор комментария – П.В. Крашенинников).
В целом же можно сделать вывод о том, что в современном отечественном правопорядке количество организационно-правовых форм некоммерческих организаций по-прежнему остается явно избыточным: оно достигает полутора десятков (а если госкомпанию и три разновидности «адвокатских образований» считать самостоятельными видами юридических лиц, то оно приближается к 20). При этом основную их часть составляют корпорации, хотя не менее полудюжины являются унитарными организациями. Для сравнения можно отметить, что в западноевропейском континентальном праве всего двум видам некоммерческих корпораций – объединениям (Vereine) и потребительским кооперативам – «противостоят» также два вида унитарных НКО – фонд (Stiftung) и учреждение (Anstalt) [123] . Таким образом, развитый гражданский оборот, в отличие от отечественного правопорядка, в принципе вполне удовлетворяется всего четырьмя формами некоммерческих организаций.
123
Различие в их правовом статусе состоит в том, что учредители фонда после его создания и передачи ему в собственность соответствующего имущества полностью устраняются от всякого участия в его деятельности, тогда как создатели учреждения после совершения ими аналогичных действий остаются руководить его деятельностью, но уже не как учредители, а в качестве созданных ими же единоличных органов (или членов коллегиальных органов). Разумеется, такие учреждения, как юридические лица, становятся собственниками своего имущества (ибо «право оперативного управления» является атрибутом огосударствленного планового хозяйства и неизвестно никаким развитым правопорядкам).