Проблемы кодификации корпоративного и вещного права
Шрифт:
Между тем в ходе работы по приведению Закона об НКО в соответствие с новой редакцией гл. 4 ГК РФ выявились дефекты и просчеты в нормах, посвященных статусу автономных некоммерческих учреждений (АНО), вносящие серьезную путаницу в принципиальные различия корпоративных и унитарных юридических лиц. Сама юридическая конструкция АНО вполне соответствует европейскому пониманию унитарного учреждения (см. п. 3 ст. 123.24 ГК РФ). Однако согласно действующим нормам ГК РФ ее учредители после создания ими такого юридического лица не прекращают свою деятельность (в этом качестве), а в дальнейшем управляют всей деятельностью АНО (п. 1 ст. 123.25 ГК РФ), в том числе принимают решение о ее реорганизации (преобразовании) в фонд (п. 7 ст. 123.24 ГК РФ), не будучи ее органами и помимо них: ведь именно по их решению в АНО создается как единоличный, так и постоянно действующий коллегиальный орган (п. 2 и 3 ст. 123.25 ГК РФ).
При этом учредители имеют определенные права и обязанности в отношении созданной ими АНО (п. 8 ст. 123.24 ГК РФ), а главное – составляют некую «общность», из которой можно свободно выйти и в которую можно быть принятым по единогласному решению других ее участников (п. 6 ст. 123.24 ГК РФ). Это обстоятельство порождает вопрос о соотношении компетенции органов АНО с правами и обязанностями «коллегии» ее учредителей (особенно в случаях возможных конфликтов между ними), а главное – о юридической природе самой АНО, которая при такой ситуации становится вовсе не унитарной, а типичной корпоративной организацией (ее
Нормы закона об учредителях НКО (фактически касающиеся исключительно учредителей АНО) следует признать явно неудачными и порождающими недоразумения и противоречия. Ведь по самому смыслу этого термина «учредителями» юридического лица могут считаться лица, участвующие в его создании и действующие в этом качестве лишь до момента его возникновения (государственной регистрации). После этого в корпоративной организации они приобретают статус участников (членов), а в унитарной организации либо становятся ее органами (единоличными или членами коллегиальных органов) (в модели учреждения-собственника типа германского Anstalt), либо вообще не участвуют в ее деятельности (модель фонда Stiftung). Но в любом случае статус «учредителя» аннулируется в момент создания юридического лица, поэтому говорить о «выходе из состава учредителей» или о «приеме в состав учредителей» абсурдно.
В отечественном правопорядке об «учредителях», сохраняющих свой статус и после создания юридического лица, можно обоснованно говорить лишь применительно к унитарным юридическим лицам, не являющимся собственниками своего имущества, – учреждениям и предприятиям. Но и эти юридические конструкции, «перешедшие» из прежнего правопорядка и не соответствующие требованиям рыночного оборота (участниками которого должны быть исключительно собственники своего имущества), не предусматривают ни «соучредительства», ни возможности «выхода» из состава учредителей или принятия в этот состав. Права оперативного управления и хозяйственного ведения по своей сути исключают многосубъектность (которая исключалась и в период появления и «расцвета» таких прав в силу принципа единства субъекта права государственной собственности). Современное законодательство более точно говорит об учредителях таких юридических лиц-несобственников именно как о собственниках их имущества (абз. 2 п. 1 ст. 123.21 ГК РФ) и не допускает «соучредительства» даже для частных учреждений, поскольку они действуют по модели государственных и муниципальных (т. е. публичных) учреждений (абз. 2 п. 2 ст. 123.21 ГК РФ) [124] . Поэтому применение «учредительства» к частным юридическим лицам хотя бы и унитарным, но созданным на базе частной собственности, представляется странным; оно, кстати, неизвестно и никакому развитому правопорядку.
124
Единоличные учредители во многом (хотя и далеко не полностью) управляют также деятельностью государственных корпораций и государственной компании, а также публично-правовых компаний. Но такие своеобразные юридические лица созданы на базе публичного имущества, для которого немыслимо «соучредительство», а сами они по существу являются не формой предпринимательства, а формами управления федеральным (публичным) имуществом, т. е. формами осуществления права государственной собственности.
«Синдром солидности» не обошел стороной и коммерческие корпорации, проявив себя в виде восстановления в правах юридического лица крестьянских (фермерских) хозяйств (КФХ). Теперь они предусмотрены ст. 86.1 ГК РФ в качестве самостоятельного вида юридических лиц, отличающегося от хозяйственных товариществ, поскольку посвященная им вышеназванная статья Кодекса составляет особый новый подразд. 3.1 § 2 «Коммерческие корпоративные организации» гл. 4 ГК РФ. Крестьянские (фермерские) хозяйства, социально-экономическая роль которых не подлежит никакому сомнению, никогда и нигде в мире не были юридическими лицами, тем более их самостоятельным видом. При необходимости приобретения ими прав юридического лица они могли (и могут) становиться товариществами или кооперативами. В остальных случаях с гражданско-правовых позиций они представляют собой особую разновидность субъектов индивидуального предпринимательства, что никоим образом не умаляет их возможности участвовать в гражданском обороте. Именно этого особенно опасается отечественное «аграрное лобби», крайне недовольное потерей КФХ статуса юридического лица в действующем Федеральном законе от 11 июня 2003 г. № 74-ФЗ «О крестьянском (фермерском) хозяйстве» (далее – Закон о КФХ 2003 г.) [125] . Ведь предшествующий ему Закон РСФСР от 22 ноября 1990 г. № 348-I (далее – Закон о КФХ 1990 г.) [126] с аналогичным названием в п. 1 ст. 1 безоговорочно признавал КФХ «самостоятельным хозяйствующим субъектом с правами юридического лица».
125
СЗ РФ. 2003. № 24. Ст. 2249.
126
Ведомости СНД и ВС РСФСР. 1990. № 26. Ст. 324.
Дело в том, что отечественное право долгое время (до конца 80-х гг. прошлого века) запрещало гражданам иметь расчетные счета в банковских организациях, печати и тому подобные «признаки юридического лица», чем серьезно затрудняло предпринимательскую деятельность существовавших даже в то время «единоличных крестьянских хозяйств». С принятием тогда еще союзного законодательства, разрешавшего индивидуальную предпринимательскую деятельность, все эти формальные ограничения отпали. Однако, опасаясь их возврата и подтверждая «равенство прав индивидуальных и коллективных сельскохозяйственных товаропроизводителей», депутаты-аграрии добились провозглашения всех таких «товаропроизводителей» юридическими лицами. Тем самым они стремились не разрешить какие-то реальные правовые коллизии, а лишь подчеркнуть важность правового статуса «индивидуальных сельхозпроизводителей». Когда же эту нелепость удалось устранить в Законе о КФХ 2003 г., законодатель, стремясь максимально удовлетворить требования «аграрного лобби», не только вновь дал возможность КФХ стать особым видом юридических лиц (товариществ) в соответствии с новой ст. 86.1 ГК РФ, но и продлил до 1 января 2021 г. действие статуса КФХ как юридических лиц, созданных по Закону о КФХ 1990 г. (с распространением на них вновь принятых правил ст. 86.1
ГК РФ; см. федеральные законы от 25 декабря 2012 г. № 263-ФЗ и от 30 декабря 2012 г. № 302-ФЗ). При этом согласно п. 1 ст. 86.1 ГК РФ КФХ признается добровольное объединение граждан на основе членства для совместной производственной или иной хозяйственной деятельности в области сельского хозяйства, основанной на их личном участии и объединении членами крестьянского (фермерского) хозяйства имущественных вкладов. Из этого прямо вытекает корпоративная природа данной организации, построенной на началах членства ее участников (граждан) и объединения ими имущественных вкладов. Поскольку КФХ предполагает личное участие его членов в его деятельности, п. 3 ст. 86.1 ГК РФ гражданину разрешено быть участником только одного КФХ, созданного в качестве юридического лица. Это положение совпадает с положением о традиционном статусе товарища с полной ответственностью (п. 2 ст. 69 и п. 3 ст. 82 ГК РФ). Более того, все члены КФХ несут по его обязательствам неограниченную «субсидиарную ответственность» личным имуществом (абз. 2 п. 4 ст. 86.1 ГК РФ), что при отсутствии каких-либо требований к его уставному или складочному капиталу фактически превращает КФХ в разновидность полного товарищества. Не случайно правила о КФХ размещены законодателем в конце подраздела о товариществах (подразд. 3.1 § 2 гл. 4 ГК РФ), что прямо говорит о рассмотрении им этого нового вида юридических лиц в качестве одной из разновидностей товариществ.Следовательно, и эта «новая» корпорация не обладает какой-либо гражданско-правовой спецификой, наличие которой якобы не позволяет «уложить» ее в традиционные корпоративно-правовые формы. Поэтому остаются неустранимыми сомнения в практической целесообразности появления такого «нового» вида товариществ, принципиально ничем не отличающегося от известной конструкции полных товариществ. Хотя законодатель в конечном счете отверг первоначально предполагавшееся непосредственное включение норм о КФХ в подраздел о полных товариществах (справедливо опасаясь применения к ним общих правил о неограниченной ответственности товарищей по долгам такой корпорации), установленная им «субсидиарная ответственность» членов КФХ по его долгам в отсутствие каких-либо ограничений по существу ничего не меняет в их фактическом статусе полных товарищей. Все это также свидетельствует об отсутствии каких-либо реальных юридических особенностей в статусе КФХ как юридического лица. При этом КФХ без прав юридического лица являются типичной разновидностью неправосубъектных простых товариществ как «юридических общностей» (Rechtsgemeinschaften) или гражданско-правовых объединений лиц.
Иначе обстояло дело с «хозяйственными партнерствами» (п. 2 ст. 50 ГК РФ) [127] , аналогов которым нет и не было не только в российском, но и в зарубежном праве. Первоначально идея о создании этого действительно нового вида юридических лиц родилась в корпорации «Роснано» (действовавшей в форме госкорпорации, а в настоящее время – акционерного общества), а затем была активно поддержана Министерством экономического развития РФ. Она стала одной из многочисленных неудачных попыток стимулировать приток инвестиций в «инновации» с помощью создания особого вида юридических лиц, участие в которых позволяло бы максимально снизить или устранить риск предпринимателей, осуществляющих «венчурное финансирование» (т. е. инвестирующих в научные и иные «инновационные» разработки).
127
См. также Федеральный закон от 3 декабря 2011 г. № 380-ФЗ «О хозяйственных партнерствах» // СЗ РФ. 2011. № 49 (ч. V). Ст. 7058.
С этой целью была создана юридическая конструкция такой коммерческой корпорации, которая могла бы управляться не ее участниками, не даже наемным менеджментом (управляющей компанией), а любыми третьими лицами, ставшими участниками «соглашения об управлении партнерством» (т. е. разновидности «корпоративного договора»), содержание которого составляет коммерческую тайну и недоступно ни иным лицам, ни тем более органам публичной власти. При этом такое тайное «соглашение об управлении партнерством» должно содержать условия не только о структуре (органах) управления партнерством, но и об объеме и характере имущественных вкладов в капитал партнерства, а главное – о количестве голосов каждого из участников при принятии решений о деятельности партнерства и об объеме и порядке распределения прибылей и убытков, которые могут никоим образом не соответствовать объему вкладов участников. Например, участник, внесший минимальный или символический вклад в капитал партнерства, может претендовать на большую часть прибылей и при этом получить полное освобождение от обязанности уплаты возникших у партнерства убытков (либо, наоборот, участник, внесший самый значительный вклад, может иметь минимальный голос при принятии решений и символический процент участия в прибылях, но нести основную обязанность по возмещению убытков партнерству). При этом такую возможность вправе использовать как участник самого партнерства, так и лицо, тайно участвующее только в «соглашении об управлении» им (третье лицо), что и составляет его основную «изюминку». Теперь этот «отказ от принципа пропорциональности» между объемом правомочий участника хозяйственного общества и его долей в уставном капитале, к сожалению, стал общим правилом нашего корпоративного права (абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ).
В связи с этим при обсуждении Советом по кодификации на заседании 27 июня 2011 г. представленного Минэкономразвития России законопроекта о хозяйственных партнерствах было отмечено, что возможность полного вывода управления хозяйственным партнерством за его пределы путем отстранения партнеров от управления им и сосредоточения этого управления в руках третьих лиц, не несущих никаких обязанностей ни перед партнерами, ни перед партнерством, заставляет поставить вопрос: в чем состоит реальная цель введения в отечественный правопорядок такой фиктивной корпорации, к тому же при отсутствии в законопроекте норм о крупных сделках и сделках с заинтересованностью, правил об аффилированных лицах, об ответственности органов юридического лица за вред, причиненный ими юридическому лицу, и т. п.? [128]
128
Вестник гражданского права. 2011. № 4. С. 218–222. Подробнее об этом см. также: Суханов Е.А. Хозяйственное партнерство или инвестиционная коммандита? // Развитие основных идей Гражданского кодекса России в современном законодательстве и судебной практике: Сборник статей, посвященных 70-летию С.А. Хохлова / Исследовательский центр частного права; отв. ред. С.С. Алексеев. М.: Статут, 2011. С. 173 и сл.
Тем не менее отечественный законодатель в очередной раз не внял этим предостережениям, и законопроект о хозяйственных партнерствах был быстро принят и введен в действие. К счастью, в отечественном имущественном обороте эта весьма своеобразная форма коммерческих корпораций не получила сколько-нибудь серьезного распространения. В течение пяти лет с момента упоминания в российском законодательстве хозяйственных партнерств было зарегистрировано не более двух десятков таких корпораций, причем ни одна из них не занимается «венчурным финансированием» или осуществлением «инноваций». Таким образом, сама жизнь отвергла эту искусственно созданную конструкцию (именно поэтому действующий ГК РФ лишь упоминает о «хозяйственном партнерстве» в п. 2 ст. 50, но не содержит ни одной специально посвященной ему статьи).