Продавщица. Галя, у нас перемена!
Шрифт:
А вот как до сих пор не двинул коней мой бывший сожитель Толик, для меня — загадка. Когда лет пятнадцать назад я прямо из магазина отъехала в больничку с перитонитом, Толька всю неделю названивал мне с вопросами:
— Галь, а носки чистые где?
— А что я всю неделю есть буду?
— А булгур — это семечки такие, да? В шкафу нашел. С пивом пойдут?
— Галь, а ты когда из больнички домой поедешь, можешь заодно на авторынок заехать? Мне там аккумулятор надо купить. Он не тяжелый, донесешь?
В конце концов я перестала отвечать на звонки, а вернувшись домой, наврала, что телефон разрядился в ноль, а зарядка сломалась. По возвращении из больницы меня, как и ожидалось, встретил неубранный кошачий коток, полностью загаженная комната и кухня, где на столе
Но все это было в той, прошлой жизни. А тогда мы с подружкой, полоща белье, рассуждали о классификации и недостатках сильной половины человечества.
— Эх, — подытожила Лида, — не подфартило нам сегодня с погодой, Дашка, а то устроила бы я тебе ликбез на практике. Ладно, что стонать, пойдем белье развешивать.
В то воскресенье, к сожалению многих, на улице стояла дрянная погода, какая бывает обычно в конце ноября. Небо затянула серая пелена, сквозь туман на улице было совершенно ничего не разглядеть. Поэтому впервые со дня моего попадания в пятидесятые мы решили в свой выходной остаться дома.
Все несколько месяцев, что я прожила в общежитии для рабочих, я не переставала удивляться тому, как быстро семнадцатилетняя девочка Лида успела освоиться в Москве. Ее способностям быстро адаптироваться к любым обстоятельствам, заводить новые знакомства и располагать к себе людей любого возраста, достатка и сословия я отчаянно завидовала. Мне даже иногда казалось, что Лидок, попав на необитаемый остров, не заскучает: мгновенно подружится с папуасами, построит себе шалашик на ветках и заживет припеваючи, собирая дань от преданных поклонников. А может, и вовсе обменяет у них какие-нибудь завалященькие совдеповские бусы на пару-тройку островов, найдет там золото, откроет прииски и разбогатеет.
Со временем я поняла, почему подружка так тяготилась жизнью в провинции и едва ли не с раннего детства грезила Москвой: ее удручал не столько тяжелый быт (носить воду, колоть дрова, ухаживать за скотиной), сколько отсутствие размаха и возможностей для общения. А с кем там общаться? Судя по рассказам Лиды и Веры, которые я жадно впитывала, чтобы как можно скорее сойти за свою, в городке, где мы жили, все знали всех. Все учились в одной школе — другой в городе просто не было.
По окончании семилетки девочки и парни, кто побойчее, уезжали в крупные города. Те, кто оставались, жили жизнью, которую до них уже давно расписали наперед: шли работать на местную птицефабрику, женились на девушках, живших по соседству, особо не выбирая, лишь бы своя была, знакомая. Девчонкам и вовсе выбирать не приходилось — их было намного больше. За каждого мало-мальски симпатичного и непьющего парня шла прямо-таки война. Многие парни, не выдерживая скуки, спивались, дрались, попадались на кражах и разбое, получали срок, отсиживали и возвращались домой. Жена, которой надоедало быть одной, на тот момент уже уходила к соседу… Женщины, умученные тяжелым трудом и постоянными склоками и разборками, махали на себя рукой и жили так, как живется. В итоге многие и в сорок уже выглядели пожилыми.
От такой унылой, скучной, серой и беспросветной жизни и сбежали в свое время Лида, Вера и настоящая Даша. Сбежала от похожей судьбы и Галочка, только, к сожалению, не в семнадцать, а почти в пятьдесят… Ну да это, как говорит обаятельный Леонид Каневский, «уже совсем другая история»…
— Слушай! — вдруг осенило меня, когда мы добрались до нужного дома, зашли в парадную, где жили Володя с Алей, и остановились у двери их квартиры. — А не прогонит он нас?
— Кто? — изумился Николай.
— Да Володя этот… Каким-то мрачным и нелюдимым он мне показался в прошлый раз. И в гости он не хотел нас вести совершенно, я по глазам его поняла, просто, видимо, при Але своей побоялся отказать.
Николай усмехнулся.
— Ты, Дарьюшка, приметливая, в людях хорошо разбираешься. Это очень полезное для жизни качество. И про Володьку ты правильно подметила. Он и правда нелюдимый, но нам не откажет.
— Почему? — точно следователь, продолжала
допытываться я.— Если хочет сидеть со своей зазнобой на хорошем месте в партере и получить когда-нибудь работу в театре, то не откажет, — спокойно, но очень уверенно произнес Николай. — Я обещал ему, что через отца попробую договориться. — И он три раза коротко нажал на звонок.
Дверь нам открыла улыбчивая Алевтина в халатике и бигуди, которая, едва заметив меня, просто расцвела.
— Дашка? — выпалила она. — Во дела! Заходите скорее. И Кольку притащила. Сейчас, погодите, пойду приоденусь.
— Николая, — чуть нахмурившись, деликатно поправил ее мой спутник.
— Ой, да ладно! — не приняла всерьез Колино замечание Аля и продолжала тараторить со скоростью пулемета. — Тоже мне, интеллигенция… Проходите в комнату, я сейчас чаек поставлю. А это брат твой, Дашка что ли? Похож… Я, Дашка, кстати, забыла у тебя телефон в прошлый раз взять. Сижу тут, со скуки помираю. Так бы позвонила, сама позвала в гости… А Володька нахмурился, как обычно, и сидит, газету читает. На улицу его не вытащишь, прямо сыч какой-то. Туда не хочу, сюда не хочу…
Володя пребывал в привычном мрачном расположении духа. Встретив нас коротким: «Привет!», он не выказал ни радости, ни досады, только удивленно взглянул на Сережку и спросил:
— Это кто?
— Эээ… — замялась я, не знаю, представлять Лютикова то ли своим братом, то ли проштрафившимся подшефным пионером.
— Это Дашин подопечный. Дело есть к тебе, Володя, — уверенно начал Николай и вкратце объяснил Володе, в чем заключается просьба.
Может быть, хозяин комнаты и удивился, но виду не подал. По его лицу вообще мало что можно было понять.
— Садитесь, — небрежно кивнул он на стол, стоящий в центре комнаты, и достал из тумбочки затертую колоду.
— Нам не просто надо научить парня играть, — уточнил Николай. — Надо чтобы этот Гвоздь напрочь отказался впредь садиться с ним за карточный стол.
— Садитесь, — повторил Володя уже с плохо скрываемым раздражением. — Я не репетитор и не нянька. Чем смогу, помогу. Если у Вашего Сереги сообразительности с гулькин нос, тут я бессилен.
Серегины кулаки сжались. Я даже испугалась: не хватало еще, чтобы пионер кинулся с кулаками на взрослого. Однако спустя всего пару секунд парень успокоился, видимо, наступив на горло собственной гордости и поняв, что выхода у него особо-то и нет. Он молча кивнул, сел за стол и принялся слушать объяснения Володи. Николай сидел рядом, наблюдая, а мы с Алей, разлив по кружкам чай и закусывая его ирисками, мило болтали о всяких женских делах.
Надо сказать, что сам факт того, что Володя мастерски умеет играть в карты, меня не удивил. В Советском Союзе переброситься в карты было обычном делом. Играли почти все. Карты обязательно с собой брали на дачу, в командировку и на отдых. Милое дело — сыграть партейку, пока пережидаешь в тени под зонтиком на пляже самый пик солнца. Перекидывались картишками и пациенты в больничных палатах, и даже пионеры в своих лагерях, разумеется, пряча карты от вожатых. Если же вожатые все же находили карты, то изымали и позже с удовольствием резались в них сами.
Правила карточной игры знали и рабочие, и интеллигенция, дети и их родители, бабушки и дедушки, мужчины и женщины, школьники и студенты. Играли везде: дома, во дворе, на работе во время перерыва. Один мой товарищ, чье детство тоже пришлось на восьмидесятые, рассказывал, что едва дожидался конца последнего урока и пулей несся домой, чтобы сыграть партейку с любимыми бабушками. Карты в отбой он научился сбрасывать потихоньку и незаметно для остальных, а посему постоянно выигрывал.
У каждого возраста и у каждой социальной группы были свои игры. Школьники, только начинавшие знакомиться с картами, предпочитали «пьяницу» и «Акулину». Девушки использовали карты не только для игр, но и для гаданий. Так, например, когда я жила в общежитии, почти все девчонки бегали гадать на суженого к Катюшке на третий этаж. Говорят, все, что она кому-либо когда-то нагадала, сбывалось. А наша вахтерша Зинаида Петровна могла сутками напролет раскладывать пасьянс.