Продавщица. Галя, у нас перемена!
Шрифт:
Чувствовала я себя, если честно, неловко, понимая, что рано или поздно произойдет неловкое объяснение, и мне придется раскрывать все карты. Молодой музыкант (пианист, наверное — очень уж у него длинные и ухоженные пальцы, даже аккуратный обрезной маникюр сделан) явно мне симпатизировал. Он не просто побежал ко мне после работы, в чем был. К встрече он явно подготовился: побрился, ботинки почистил, рубашку свежую надел. А еще от него ненавязчиво пахло хорошим одеколоном.
Женским чутьем я безошибочно определила, что этот Николай был явно не из рабочей молодежи. Скорее всего, он — представитель московской интеллигенции. Мой прежний ухажер Ваня выглядел всегда аккуратно, говорил грамотно, много читал, ходил на культурные мероприятия, но по определенным признакам
Ладно, не суть. Еще в прошлый раз, расставшись с Ваней, я четко для себя определила: если когда-нибудь мне снова доведется попасть в СССР, никаких бурных романов я заводить ни с кем не буду. Да и зачем? Оставаться тут я все равно не собираюсь, а давать кому-то ложные надежды — и вовсе было бы подло.
Однако мой новый знакомый выглядел просто прелестно, на улице давно стемнело, а возвращаться в коммуналку на общую кухню, пропахшую борщом и жареной картошкой, совершенно не хотелось… От мысли о том, что придется еще несколько часов корпеть над проверкой тетрадей, меня тошнило.
Ведь нет ничего страшного, если я просто схожу с Николаем в оперетту, культурно проведу вечер и развеюсь? В конце концов, это ни к чему не обязывает. Может быть, мы с ним и знакомы-то всего ничего, откуда я знаю? Вряд ли у нас уже успело завязаться что-то серьезное, и он уже рассматривает меня в качестве невесты. А значит, с меня и взятки гладки…
«Заморачиваешься ты много, Галочка, — встряхнув головой и отогнав дурные мысли, сказала я себе, шагая рядом с новым знакомым и вдыхая аромат его изумительного одеколона. — Тебе еще в любви никто не признался, а ты уже думаешь, как жить дальше. Расслабься и получай удовольствие от сегодняшнего вечера. К тому же в театре оперетты ты еще не была. Надоест тебе этот Коля — отошьешь, тоже мне, принц Датский, погорюет пару дней, да окрутит какую-нибудь хористку или девицу из кордебалета».
Московский театр оперетты находился на Дмитровке. Мы с Николаем вышли на станции «Охотный ряд». В театре этом мне и правда побывать еще не удалось. По дороге я выпытала у Николая, что в здании на Дмитровке оперетта располагается всего пару лет. Давно, еще до революции в нем давал спектакли театр Саввы Мамонтова, в котором пел великий Федор Иванович Шаляпин. После в этом здании выступали артисты Малой государственной оперы, Театра Музыкальной драмы, других театров… А до 1961 года там был филиал Большого Театра.
Так, непринужденно болтая, мы дошли до театра. У входа нас уже поджидала парочка: парень с вьющимися волосами и его спутница — худенькая, большеглазая и почему-то удивительно похожая на меня саму, даже роста такого же. Только глаза у нее были другого цвета и фигурка потоньше. Николай пожал парню руку и, указав на них, сказал:
— Володя, Аля… А это, — он чуть пододвинул меня вперед, приобняв, — Дарья, моя спутница. Ничего себе, вы как две сестры! Так похожи! Даже роста почти одного!
— Привет! — весело поздоровалась со мной девушка. — И правда похожи! А я и не знала, что в Москве у меня сестренка есть.
Голосок у нее был звонкий, нежный, почти птичий. На своего спутника, симпатичного, но, в общем, ничем не примечательного, она смотрела прямо-таки с детским обожанием. Парень кивнул мне и отвернулся, доставая сигареты.
«Танцовщица, наверное», — подумала я, глядя на невероятно тонкий стан девушки, угадывавшийся через плащ.
— Воспитанные люди перед тем, как закурить, Владимир, спрашивают у дамы разрешения, — вежливо напомнил парню Николай.
Парень нахмурился, кинул уже зажженную сигарету на пол и потушил ее носком
ботинка.— Ладно, пойдем уже. Второй звонок прозвенел, а вас все нет.
Николай без очереди провел нас в гардероб, а на входе в зал показал строгой женщине в очках какую-то карточку.
— Седьмой ряд, третье, четвертое и пятое места, — сказала она мне приветливо, а моему спутнику просто, по-будничному, кивнула — видимо, хорошо его знала.
Николай снова осторожно взял меня под локоть и сказал:
— Занимай место, смотри и наслаждайся… А после — увидимся на выходе, ладно? Я сегодня играю.
— Хорошо, — покладисто ответила я и, проводив взглядом своего обаятельного кавалера, проследовала в зал вслед за парочкой. Алевтина по-приятельски мне подмигнула, а Володя сделал вид, что просто меня не замечает.
Едва мы успели занять свои места, как прозвенел третий звонок. Гвалт в зале умолк, погас свет, и началось представление. Устроившись поуютнее, я погрузилась в волшебную атмосферу советской оперетты шестидесятых годов.
Глава 12
Сюжет оперетты был мне хорошо знаком. Правда, в отличие от советского кино, снятого на «Ленфильме» в 1958 году, действие происходило не в Париже, а в дореволюционном Петербурге. Образ акробата, выступающего на арене цирка, был полон таинственности. Кто он в реальной жизни, как его зовут, никто не знает. Лицо его всегда скрыто маской. Все это придавало герою мистический шарм, и публика стекалась огромными толпами на его выступления…
Сидя рядом с парой, которую представил мне мой новый знакомый Николай, я, чуть откинувшись на спинку сиденья, наслаждалась представлением. Понимая, что возможность прийти сюда еще раз, может быть, и не представится (а вдруг меня судьба уже завтра вернет обратно в 2024 год?), я как можно внимательнее старалась рассмотреть каждую деталь и на сцене, и в зале, расслышать каждое слово, запомнить навсегда… Бывшей продавщице Гале, которая попросту решила в свой законный выходной прокатиться в центр, купить кофеек с пирожным в пекарне Вольчека и посидеть на лавочке в садике недалеко от Гостиного двора, уже во второй раз выпал уникальный шанс погрузиться в атмосферу, которой больше нет и не будет. Знала бы я тогда, что пройдет всего пара месяцев, начнется предновогодняя суета, и вся Москва собьется с ног в поисках загадочного «Мистера Икса»…
Артисты, которых я видела на сцене, скорее всего, отошли в мир иной. Жаль, что никого из певцов, кроме Георга Отса, я не знала. А он сегодня не выступал. Некоторые из выступающих в 1963 году артистов, возможно, и по сей день живы, но им уже идет девятый десяток. Они уже давно на пенсии. А тут они прекрасны, молоды, полны сил и энергии, им рукоплещет зал… А еще перед началом представления не было оповещения с просьбой выключить мобильные телефоны и не вести съемку, никто не светит экраном смартфона в темноте и не чавкает попкорном. Красота, да и только!
Краешком глаза я посматривала на Володю с Алевтиной. Место Али находилось слева от меня. Чуть поодаль, рядом с ней, сидел ее спутник. Почти все представление Аля смотрела не на сцену, а на него, вперив в кавалера взгляд, полный обожания. Тот явно понимал, что барышня сходит по нему с ума, и снисходительно принимал это как данность. Смотрел парень исключительно на сцену, как бы не замечая, что спутница нежно прильнула к его плечу и жаждет его взгляда.
Я, если честно, не понимала причину столь ярко выраженной влюбленности. Парень, с которым пришла Аля, на мой взгляд, не был красавцем. Да, роста он хорошего, черты лица правильные, вьющиеся волосы, нос чуть с горбинкой, что придавало мужественности и делало его похожим на викинга. Однако, приглядевшись, я заметила, что было в этом мужчине что-то отталкивающее, а именно — глаза. Цепкие, внимательные, но очень холодные серые глаза, не выражающие абсолютно никаких эмоций. За все время представления он ни разу не улыбнулся — ни происходящему на сцене, ни своей спутнице, даже не повернул головы в ее сторону. Если бы Володя изредка не моргал, я бы вообще подумала, что в кресло посадили истукана.