Проходимец (сборник)

– Я знаю. Когда мне личные вещи передали, там было два чемодана подарков…

Снаружи доносится звук открываемой двери и чьи-то шаги. В комнату входит мужчина в клетчатой рубахе, широких синих брюках с множеством карманов и с кожаным поясом, на котором болтаются молотки, кусачки, рулетки и прочие инструменты. В густых кудрявых волосах запуталось несколько колечек стружки.

Он подходит к Оливии, наклоняется, целует и что-то говорит ей вполголоса. Та, немного смутившись, показывает на меня.

– Марио, познакомься, это Павел. Они с Тони работали вместе.

Марио подает мне большую, загорелую, очень сильную руку и приветливо улыбается.

– А мы, по-моему, уже знакомы, – говорит он. – Я видел тебя на крабовом празднике.

– Марио так много сделал для нас за эти месяцы, – объясняет Оливия, глядя на меня через вазу с печеньем.

В гостиной много фотографий – на стенах, книжных полках, телевизоре. Но ни на одной из них я не вижу Тони. Только дети и Оливия. Зато на камине – небольшой снимок в рамке, на котором Лили сидит на шее у кудрявого загорелого мужчины, обнимающего смеющуюся Оливию. Жизнь продолжается.

– Вот, смотри, я нарисовала! – В комнату вбегает Лили и протягивает мне лист бумаги. – Как ты просил: волшебная летающая собака! Видишь, какая лохматая! А еще я бегемота в луже нарисовала. Бегемот тебе нравится?

– Еще бы! Спасибо, Лили. Ну, теперь у меня есть все, что нужно. Мне пора.

– Спасибо, что зашел нас проведать, – говорит Оливия, открывая мне дверь. – Тони было бы приятно: он любил с тобой работать, всегда говорил, что ему повезло с коллегой.

Я выхожу во двор и сажусь в машину. Из кармана куртки достаю небольшой прямоугольный кусок бумаги и читаю собственный почерк: «Выплатить по требованию Оливии Мак-Фаррелл шесть миллионов долларов». Чек рвется легко и вдоль и поперек и вскоре превращается в горстку конфетти. Я открываю окно, и легкий, теплый ветер подхватывает кусочки бумаги по одному, по два-три, пока на ладони ничего не остается. Любовь дороже денег.

Глава XLI. Суд

Ничто так не украшает зал суда, как юрист на скамье подсудимых. Во-первых, чисто эстетически совершенство костюма, мерцание дорогих часов и запонок, гарвардский перстень и безукоризненная прическа приятно контрастируют со спартанской обстановкой публичного здания. Во-вторых, в этом есть какая-то метафизическая завершенность, цикличность, присущая природным процессам. Ну и, наконец, вид высокоэффективного человека, поедаемого живьем другими эффективными людьми, – чрезвычайно освежающее зрелище. Таким образом, одновременно радуются глаза, ум и сердце.

Я любуюсь Джеральдом Клейфилдом с заднего ряда. Мне хочется толкнуть соседа локтем в бок и сказать шепотом: видишь вон того, за столом защиты? Красавчик, правда? Это он из-за меня тут, моя работа!

Конечно, это было бы преувеличением. Уголовное дело против Джеральда Клейфилда было начато на основании тщательного и продолжительного расследования. Под тяжелыми напластованиями из юристов, консультантов, экспертов, следователей, прокуроров и прочих высоких профессионалов, скромный отставной аудитор Воронин совершенно затерялся. Он даже не был допрошен как свидетель. Сгинула в глубине океана бумаг и должностная записка, представленная им в правление не существующей ныне компании «Логан Майкротек», на основании которой и началась эта эпопея. Аудитора Воронина вполне устраивает такой расклад: суетной мирской славе, которая, как известно, проходит, он предпочитает тихую радость созерцания.

Джеральд Клейфилд держится хорошо. Слушая свидетелей, дающих показания против него, он смотрит прямо на них, спокойно, даже высокомерно. Многим от этого взгляда становится неловко, и они отводят глаза. Иногда Клейфилд наклоняется к своему адвокату и что-то ему говорит. Адвокату него, разумеется, чрезвычайно умный и прыткий, реагирует моментально, допрашивая свидетелей обвинения, тон имеет изощренно-издевательский, старается запутать, вывести из себя, и небезуспешно. Со свидетелями защиты, напротив, подчеркнуто вежлив и мил. Помощник окружного прокурора, представляющий обвинение, тоже неплох, но он не обладает в достаточной степени важнейшим умением эффективных людей – умением унизить, раздавить человека, используя совершенно корректные речевые обороты и интонации.

Для дачи показаний вызывается Росита Моралес. Отвечая на вопросы помощника прокурора, она рассказывает, как Клейфилд многократно давал ей распоряжения оформлять опционы прошлой датой, в том числе и для себя самого. Потом наступает очередь защиты. «В обязанности мисс Моралес входило хранение документации по опционам, не так ли? Ключи от хранилища были только у мисс Моралес, не правда ли? Припоминает ли мисс Моралес, что значительного количества документов по крупным грантам в хранилище не оказалось? На основании этих фактов мисс Моралес была уволена за недобросовестное отношение к своим обязанностям, верно? В настоящее время вы работаете официанткой в мексиканском ресторане, так? То есть, вы, мисс Моралес, потеряв по собственному легкомыслию и небрежности важные документы и получив за это заслуженное дисциплинарное взыскание, теперь хотите отомстить своему начальнику, достойному и честному человеку, не правда ли?» И так далее.

Я смотрю на присяжных. Жирные корпоративные коты, ворующие десятками и сотнями миллионов, в тех редких случаях, когда дело доходит до суда, вроде бы не должны вызывать большого сочувствия у заседателей, многие из которых едва сводят концы с концами в самой богатой, как говорят, стране мира. Но защите удалось провести в состав присяжных нескольких белых мужчин, близких по возрасту Клейфилду, и, судя по их лицам и особому, «руководящему», выражению на них, далеко не бедных. С одной стороны, они легко могут представить себя на месте Клейфилда, идентифицировать себя с ним, а значит, будут снисходительны. Эпизод с опционами как криминальный пройдет вряд ли. Но есть и другие эпизоды: с присвоением дохода от инвестиций в швейцарский фонд и широкомасштабное мошенничество в Азии через подставные компании. Вполне возможно, что некоторые из седых мужей не смогут простить Клейфилду его размах и смелость. Они в душе злорадствуют, что он погорел, решившись на то, на что у них самих духу бы никогда не хватило. Эффективный человек в своем базовом варианте – существо крайне трусливое и завистливое; правда, сами эффективные люди предпочитают называть эти качества здравым смыслом и духом соревнования. Кроме того, по последним двум пунктам улики у обвинения должны быть убойные. Так что Джеральд Клейфилд будет признан виновным, я в этом уверен.

От своей бывшей начальницы Сандры Линч, скучающей на пенсии после продажи «Логан Майкротек», я слышал, что антикоррупционной комиссией в Гонконге были арестованы Реймонд Чен и Питер Вонг. Чен выпущен под залог до суда, а Вонг вроде бы находится в предварительном заключении. По слухам, он оказался напрямую связан с мафиозными кругами и подозревается, помимо прочего, в организации нападений на бывшего генерального менеджера в Корее и на аудиторов Мак-Фаррелла и Воронина. В кабинете Вонга полиция нашла несколько документов, пропавших из гостиничного номера аудиторов после налета.

Заседание суда между тем подходит к концу. Судья объявляет, что рассмотрение дела возобновится завтра в девять утра. Спасибо, но без меня. Мне вполне хватило одной серии. Зрители и участники действа покидают зал. На улице Клейфилд некоторое время разговаривает с адвокатом. Потом они прощаются, и бывший главный юрисконсульт «Логан Майкротек» направляется на автостоянку. Какое совпадение – мне тоже туда. Оказывается, его «Ягуар» стоит всего за несколько мест от моей машины.

– Господин Клейфилд, здравствуйте! – окликаю я.

Тот оборачивается:

– А, это вы Пабло, – произносит он, – ну, здравствуйте.

Я подхожу:

– Джерри, я читал в газетах о начале процесса по сфабрикованному против вас делу. У меня нет слов! Это возмутительно! От всей души хочу пожелать вам удачи. Не сомневаюсь, что вам удастся с блеском опровергнуть все эти вздорные обвинения. Так оклеветать компетентного, порядочного человека, можно сказать, гаранта этических стандартов ведения бизнеса. Разрешите пожать вашу честную руку.

– Ну, спасибо, Пабло, – говорит Клейфилд, чуть приподняв в удивлении бровь, но честную руку он мне, тем не менее, не дает.