Прокурор
Шрифт:
* * *
...Жена Зарембы села в машину, вздыхая и охая.
– Что-то последние дни у меня душа прямо разрывается, - стала жаловаться она, обращаясь к одному Боржанскому.
– И левый глаз все время чешется. Какая-то неприятность подкарауливает - это точно...
– Нехорошо, - сочувственно откликнулся Герман Васильевич.
– А сны какие?
– Ужас!
– призналась Капитолина Платоновна.
– Все рыба живая. Так и плещется, так и бьется в воде! И деньги. Серебро...
– По утрам плюете через левое плечо?
– спросил Анегин.
– И утром, и днем, и вечером, - ответила жена Зарембы.
–
– А если правый глаз чешется?
– вдруг спросил Берестов.
– Это хорошо! Очень хорошо!
– воскликнула Капитолина Платоновна. Слева-то у нас - дух зла. Он и заставляет чесаться левый глаз. Это к слезам, - пояснила она.
– А справа - добрый дух. Чешется правый глаз - к радости и удаче... Если правая ладонь чешется - значит, к деньгам...
На даче их встретила жена Боржанского. И сразу потащила гостью в дом показывать какой-то сногсшибательный журнал мод. Мужчины пошли к воде.
Иннокентий сидел на берегу в своих белых штанах и рубахе, отрешенно смотря на прибой.
– Кеша, есть дело, - начал Боржанский.
– Вызови какого-нибудь духа для Капитолины...
– Шарлатанством не занимаюсь, - сказал Кеша, не меняя позы.
– Пойдем поговорим, - более властно сказал Боржанский.
Иннокентий неохотно поднялся, и они пошли к бочке в дальний угол участка.
– Скупнемся, - предложил Анегин Берестову.
– Теперь будет битый час уговаривать.
– Он быстро разделся, оставшись в одних трусах.
– Ты чего? спросил он, видя, что Виктор не раздевается.
– Рад бы, но...
– ответил шофер, задирая штанину.
На голени у него была повязка с запекшейся кровью, багровел синяк.
– Где это тебя угораздило?
– покачал головой Евгений Иванович.
– Монтировку уронил... А вот освежиться можно.
Берестов снял рубашку, подставив обнаженный торс ветерку. Пока Анегин плескался в воде, шофер прогуливался по берегу.
– Эге!
– воскликнул Евгений Иванович, когда выскочил из моря и увидел неприличную татуировку на спине Виктора.
– Знакомая картина. Случаем не Холявы работа?
– А чья же еще, - откликнулся спокойно Берестов.
– Ты смотри, - обрадовался Анегин, - мир тесен!
– Он запрыгал на одной ноге, вытряхивая из уха воду.
– По какой статье отбывал срок?
– За цыганскую халатность, - усмехнувшись, нехотя ответил Берестов. Коня украл, уздечку оставил...
Заслышав женские голоса, он тут же накинул на плечи рубашку. Подошли Эрна и Капитолина Платоновна.
– Ну где же Иннокентий?
– капризно и нетерпеливо спросила жена Зарембы.
– Будет Кеша, будет, - сказал серьезно Евгений Иванович.
И действительно, к ним за Боржанским покорно шел Диоген-второй. При виде Иннокентия Капитолина Платоновна словно засветилась.
– Кеша, - бросилась она к нему навстречу.
– Что же вы скрываетесь от нас?
Кеша подал взволнованной женщине руку. Она схватила ее и готова была чуть ли не поцеловать. Боржанский едва заметно кивнул Анегину. Тот громко произнес:
– Прошу прощения, но я должен ненадолго покинуть вас... Идем, Витюня...
Никто и не собирался задерживать Евгения Ивановича. Они с шофером пошли к машине.
– Надо подскочить в одно место, - сказал Анегин, садясь в "Волгу".
– Второй раз вижу этого Кешу и не могу
понять: он что, чудик? тронул машину Берестов.– Действительно гипнотизер?
– Экстрасенс, - поправил Анегин.
– Сейчас они в большой моде! Гоняются за ними. Платят бешеные деньги, чтобы попасть на прием.
– Неужто все это правда?
– не переставал удивляться Берестов.
– И Кеша на самом деле может?
– А черт его знает!
– отмахнулся Анегин.
– Что могу сказать точно, так это насчет лечения. Головную боль, например, вмиг снимает. Поднесет руки к голове, поводит, поводит - и нету боли! По себе знаю!
– И с похмелья?
– улыбнулся Виктор.
– С похмелья предпочитаю сто пятьдесят грамм коньячку, - засмеялся Евгений Иванович, а отсмеявшись, уже серьезно сказал: - Сверни вон в тот переулок, к дому с зеленым забором...
Остановились у высокого глухого забора. Анегин вылез из машины, позвонил. Открыла ему какая-то женщина. Евгений Иванович исчез с ней во дворе, но довольно быстро вернулся. В руках у него был внушительных размеров тюк в мешковине. Когда он положил его на заднее сиденье, в салоне машины остро запахло новенькой кожей.
– В город, - коротко сказал Анегин.
Поехали. Шофер долго молчал, занятый своими мыслями.
– Чего зажурился, паря?
– весело спросил Анегин.
– Да вот, думаю. Странные штуки бывают на свете. Непонятные. У нас в соседней деревне мужик мог воду находить. Специально звали. Идет с прутиком, идет, потом остановится и говорит: здесь ройте. И на самом деле там вода близко была. Чудеса!
– Что вода! Я слышал, некоторые умеют нефть находить...
– Это с детства, что ли, такое умение? Ну, врожденное, да?
– спросил шофер, но Евгений Иванович только пожал плечами.
– У Кеши когда обнаружилось?
– О!
– воскликнул Анегин.
– Он в двух таких переделках побывал, что удивительно, как он вообще начисто не свихнулся!
– Интересно, - встрепенулся Виктор.
– Первый раз...
– Евгений Иванович вдруг осекся, внимательно посмотрел на Берестова: - Не трепанешь?
– Евгений Иванович...
– обиженно протянул Виктор.
– Смотри, - предупредил Анегин.
– Хоть дело и давнее, но все-таки... Это было на Кавказе. Там богато хоронят. Кольца, серьги - все на жмуриков одевают... Это теперь Кеша в святые записался, а в молодости... Короче, похоронили молодую девку. Красавица! И одно дитя в семье. Сам понимаешь, горе неописуемое. Все драгоценности на нее нацепили... Кеша и решил золотишком разжиться, все равно ведь в земле пропадет. На следующую ночь после похорон разрыл он могилку. Только дотронулся до покойницы, а она... глаза открыла...
– Как же он разглядел ночью-то?
– Луна вовсю светила. Нет, ты представляешь? Открыла глаза и села...
– Представляю, - передернул плечами Берестов.
– От такого и самому недолго гепнуться...
– Тогда-то Кеша и поседел, - сказал Евгений Иванович.
– А свихнулся он, по-моему, в другой раз...
– Ну а дальше?
– нетерпеливо спросил Берестов.
– Дальше...
– усмехнулся Анегин.
– Он со страху наложил полные штаны и бежать. Потом одумался: девчонка-то могла узнать, другим сказать... Он к ее отцу в ножки - бух! Так, мол, и так, польстился на драгоценности, а дочь ваша жива... Папаша на седьмом небе от счастья...