Прокурор

– Будут, - сказал Стариков и стал загибать пальцы: - Первое транспорт.

– Обеспечим. Автобус и?..

– Легковую машину, - безапелляционно сказал режиссер.
– Каждая минута съемок - на вес золота!

Последние слова произвели на Зарембу сильное впечатление. Он быстро поднялся с кресла, от чего оно отчаянно простонало, подскочил к своему столу и нажал кнопку звонка.

Секретарь показалась в дверях кабинета мгновенно, как кукушка из окошка на часах.

– Шофера автобуса и Витюню!
– скомандовал Фадей Борисович.

Дверь бесшумно захлопнулась.

Когда те явились, Фадей Борисович познакомил их с режиссером и оператором телевидения, дал соответствующие указания.

Потом Флора со своими коллегами поехала на "Волге" директора в гостиницу. Олег и Костя остановились в "Азове". Это была самая лучшая гостиница в городе. Другие члены съемочной группы - звукооператор, ассистенты, осветители - в гостинице попроще.

– Ты действительно хочешь управиться за три дня?
– спросила Флора в машине у Старикова.

– Могу и за два, - усмехнулся тот.
– Не дрейфь, старуха, все будет о'кей!

– Ты не знаешь его хватку, - сказал Костя, который в кабинете у Зарембы не произнес ни слова.

Только теперь Флора обратила внимание на его красные глаза и подозрительно отекшее лицо.

– Пленки достаточно?
– спросила Баринова.

– В обрез, - ответил Костя.
– Это тебе не "Мосфильм". Для нас дубли роскошь...

– "Нагру" дали?
– поинтересовалась Флора. Это был магнитофон, единственный на студии, который мог вести запись сразу с нескольких микрофонов. Из этого расчета она и построила кое-какие эпизоды в своем сценарии.

Олег снисходительно улыбнулся, а Костя заржал:

– Может, ты еще хочешь пленку "Кодак"?

– Но как же?..
– растерялась Флора.

– Будем снимать с одним микрофоном, - сказал Олег.
– Сейчас у меня в номере составим план. Что, кого и где снимаем. Потом - проезды. Чтобы точно наметить географию... Проезды отснимем сегодня же. Вечером осмотрим объекты и помещения...

– Но у меня все записи в доме отдыха!
– воскликнула Баринова.

– Привезешь, - невозмутимо сказал Стариков.
– И просьба, вернее, совет: не суетись. Понимаю, твоя первая передача... А у меня - трудно сказать какая по счету. Что-нибудь соорудим. И еще будет лучшая передача года...

Подавленная безапелляционностью и напористостью Олега, Флора не знала, что и сказать.

– Друг, - неожиданно обратился к шоферу Костя, - где бы кружечку пивка перехватить?

– Тут недалеко, - откликнулся Виктор.
– Свежее, холодненькое...

– У-у!
– простонал от предвкушения удовольствия оператор.
– Нам вчера такой прощальный банкет закатили, - признался он Бариновой, - как для иностранной делегации, ей-богу!

– Да, - подтвердил Олег.
– Председатель колхоза - мировой мужик. Хлебосол, каких поискать...

Режиссера с оператором оставили возле пивного погребка, а Флора поехала в "Зеленый берег".

Состояние у нее было отчаянное. И не только потому, что Стариков ставил условие - снять все за три дня. Она не знала, кого снимать. Особенно отчетливо она осознала это, когда, прибыв в дом отдыха, схватилась за свои записи, которые вела изо дня в день, встречаясь и беседуя с различными работниками фабрики. И вот теперь, листая объемистый блокнот, почти весь исписанный мелким почерком, она обнаружила: если что ей и не удалось, так это найти настоящих героев для передачи.

Козолуп - погиб. Витюня попался на некрасивой истории с виноградом, да и вообще...

А другие?

Сколько времени, например, потрачено на Тараса Зозулю, фабричного Левшу? И что выяснилось?

Баринова пробежала глазами его историю, которую удалось выстроить из рассказов разных людей.

"Жил-был парень, - читала она свои записи, - с детства дружил с молотком, пилой, плоскогубцами, напильником и рубанком. Все, что попадало ему в руки, - проволока, деревяшка, фанера, кусок пластмассы, деталь от какого-нибудь механизма - с помощью фантазии превращалось в игрушку, полезную вещь. Тарас родился с шестым чувством, имя которому мастерство! А оно всегда чуждо корысти и славе..."

Потом шло описание, как Зозуля, работая на других предприятиях, еще до сувенирной фабрики, никак не мог пристроить свои изобретения и рацпредложения. То в соавторы к нему набивалось множество людей, не имеющих отношения к выстраданному новшеству, и его фамилия терялась, пропадала в их числе. То его детище тонуло в ворохе бюрократических бумаг или напрочь застревало в машине волокиты. Короче, желание искать новое у Тараса постепенно исчезло.

И вот нашлись "добрые" люди. Евгений Иванович Анегин - один из них. Зозулю пригласили в СЭЦ на сувенирную фабрику. Начальник цеха назначил (конфиденциально, разумеется) ему твердую мзду за каждую творческую новинку. Никакой волокиты! Ваши идеи - наши деньги... Но!..

Вот в этом "но" и крылся секрет, почему Анегин сквозь пальцы смотрел на пьянство Тараса. В бризе автором почти всех предложений Зозули был признан... Евгений Иванович.

"Как же после этого говорить о специальном экспериментальном цехе во главе с его начальником?!
– с отчаянием думала журналистка.
– Рабочие после передачи будут смеяться. Анегин - липа!" Правда, эта информация не проверена, а когда о ней Баринова поделилась с директором фабрики, он заверил, что создаст авторитетную комиссию, разберется, и если сигнал подтвердится, то он примет самые решительные меры.

Она снова начала листать блокнот. И споткнулась на фамилии Зарембы. Ему Флора посвятила несколько страниц.

"Директор фабрики, - писала она, - должен знать о своем предприятии все! Фадей Борисович - счастливое исключение. Он ничего не знает и блажен духом! Поэтому, видимо, бог милует его.

Заремба сидит в теперешнем кресле пять лет, и сидит, по всему видать, прочно. Принимая лавры, давая интервью корреспондентам, выступая по радио.

Последние пять лет его жизни - это ниспосланная откуда-то благодать за предыдущую, полную удивительных и непонятных для него самого взлетов и падений руководящую деятельность. Впрочем, Заремба никогда не мог понять, за что его повышали или понижали, и вообще не взялся бы объяснить очередная должность есть положительная или отрицательная кривая амплитуды.

Сколько он сознательно живет, столько и руководит. В послужном списке Фадея Борисовича имеются: директор домостроительного комбината, начальник горзеленстроя, директор скотобойни, директор профессионально-технического училища. Это, по его выражению, крупные объекты. Вперемежку или калибром и престижем помельче - мастерская по ремонту одежды, баня, кладбище и др. Но, главное, ниже должности директора, начальника или заведующего он не опускается.

Поговаривают, что редкостная плавучесть Зарембы объясняется просто: брат его жены, Капитолины Платоновны, занимает какой-то высокий пост в столице. Сам Фадей Борисович о могущественном шурине никогда не упоминает. Однако там, где надо, это почему-то знают...