Прокурор
Шрифт:
– Понятно, - кивнула женщина.
Берестов оглядел комнату, в которую попал. Большой длинный стол, какие бывают в пошивочных мастерских, весь устланный раскроенными кусками джинсовой ткани. Тут же стояла электрическая швейная машинка с недостроченными джинсами.
Хозяйка отодвинула крой, положила на стол огромный лист оберточной бумаги, в которую стала заворачивать стопу готовых брюк.
– Какой размер гонишь?
– спросил Евгений Иванович, наблюдая за ее действиями.
– Сорок шестой.
– Закончишь партию, переходи на сорок восьмой, - сказал Анегин.
– Ладно, - кивнула
– Но материи осталось всего на тридцать пар, - предупредила она.
– Виктор подкинет, - ответил Евгений Иванович.
Загрузив внушительный сверток в багажник, поехали на другой конец города. И снова - частный дом. На этот раз их встретил пожилой мужчина на протезе. Евгений Иванович называл его по отчеству - Дмитричем. Они забрали из машины сверток с джинсами. Дмитрич повел их не в дом, а в просторный сарай, в котором от стены до стены висело множество веревок. На них, как в казарменной прачечной, было развешано множество брюк. Но не солдатских, конечно, а все тех же джинсов. Тут же стояло большое корыто с мутной серой массой.
– Твой крахмал, - похлопал Берестова по плечу Евгений Иванович.
Он, как и в предыдущем доме, сказал хозяину, что впредь при передаче и получении товара его заменит Виктор.
Дмитрич, отчаянно скрипя протезом, снял с веревок высохшие джинсы и стал упаковывать в тюк.
Анегин, взяв одни брюки, подал Берестову:
– Поставь на пол...
Виктор поставил. Крепкие, негнущиеся, они стояли колом.
– Ткань наша не та, - цокнул языком Евгений Иванович.
– Вот и приходится сильно крахмалить. Эх, достать бы импортную!..
Оставив Дмитричу взятую у Оленьки партию для накрахмаливания и прихватив уже обработанные, они направились за город.
Дом, к которому они подъехали, уже был знаком Берестову. По тому вечеру, когда они привозили жену Зарембы на дачу к Боржанскому. Тогда Анегин оставил здесь сверток с кожей.
На этот раз они тут ничего не оставляли, а только взяли.
Молодые парни-двойняшки, различить которых было так же трудно, как две тарелки из сервиза, производили фурнитуру для джинсов. В доме была оборудована целая мастерская с небольшим прессом, станками, штамповочным и другим устройством.
Они передали Анегину и Виктору коробки с "фирменными" пуговицами и разными металлическими нашлепками, которые не могли не привести в восторг помешанных на иностранных вещах.
И, конечно, лейблы. Какие заманчивые, призывные надписи были на этикетках! "Монтана", "Леви", "Супер Райфл", "Ли", "Вранглер"... Короче, выбирай, что нравится!
– Не отличишь от настоящих, правда?
– похвастался перед Берестовым начальник СЭЦа.
Близнецы-умельцы при этом скромно молчали.
– Шик!
– подтвердил Виктор.
С фурнитурой и накрахмаленными джинсами направились снова в город. Окончательной операцией занималась чета средних лет - муж и жена. Они пришивали к брюкам молнии, этикетки и другие украшения. И тщательно утюжили.
Демонстрируя Берестову готовый экземпляр "импортных" брюк, Анегин спросил:
– Ну, как джинсики?
– Полный отпад!
– восхищенно покрутил головой шофер.
Готовый товар повезли к Евгению Ивановичу домой.
– Как видишь, - сказал в машине Анегин, - твое новое
дело не хитрое.– Вроде бы, - кивнул Виктор.
– Оленька шьет, Дмитрич крахмалит, у этих близняшек забирать разную там шелупонь и отвозить на заключительную доделку...
– Отлично. Готовую продукцию - ко мне.
– А где брать материю?
– поинтересовался Виктор.
– У меня. Башли тоже я выдаю.
– Евгений Иванович загоготал: - В конвертике! Как в лучших фирмах на Западе!..
* * *
От Юры пришла телеграмма: "Порядок танковых частях целую студент МГУ Гранский".
Телеграмму принесли рано утром. Инга Казимировна до того разволновалась, что за завтраком не притронулась ни к чему, только выпила чашку кофе.
– Ну, что я говорил?
– торжествовал Кирилл Демьянович.
– Протекция не понадобилась! Так что, мать, надо собирать чемоданы! В Москву, в Москву! Как любили говаривать чеховские героини...
– Прямо бы на крыльях полетела, - вздохнула Инга Казимировна.
– Но...
На работу она отправилась в растерянных чувствах.
"Странное дело, - размышляла Гранская, - столько ждала этого момента - и все равно неожиданность".
Было радостно, но в то же время вставал вопрос: что дальше? Ехать в Москву, к сыну? Остаться? Оттягивать решение дальше было невозможно.
В прокуратуре сразу заметили ее состояние. А узнав новость, каждый, естественно, счел нужным поздравить.
– Ну что ж, мой тезка не подкачал, - высказался по этому поводу Юрий Александрович Коршунов, появившийся у следователя в середине дня.
– Жаль только, что не пошел по вашим стопам. Мой Валерка категорически заявил, что будет милиционером.
– Сколько ему?
– Пять, - усмехнулся старший лейтенант.
– Значит, решение твердое!
– рассмеялась Гранская. Потом уже серьезно добавила: - Вообще-то мой Юрка скорее исключение. В Ленинграде в Институте усовершенствования следователей провели опрос. Большинство ответило, что их дети тоже хотят стать следователями... Ну, я вижу, у вас есть что-то новенькое?
– Так точно, - кивнул инспектор.
– Удалось кое-что установить из прошлого Боржанского... Во-первых, из Кривых Бугров он не сразу отправился в Таджикистан, а тринадцать лет обретался в Химках, под Москвой. Между прочим, никто не помнит, чтобы у него были пятна, я имею в виду витилиго...
– И чем он занимался в Подмосковье?
– О-о!
– протянул Коршунов.
– Делец был отменный! Сначала занялся изготовлением ковров. Он ведь неплохо рисовал... Помните, после войны красавицы у пруда с лебедями, на клеенке?
– Смутно, - призналась Инга Казимировна.
– Совсем девчонкой была...
– Бойко шли. Потом, когда справились с разрухой, в магазинах появлялось все больше товаров. И, естественно, ковров. Боржанский перешел на фарцовку. Не ладилось, не знал языков. Как общаться с иностранцами?.. Он пробует себя на ниве валютчика. Накололи свои же, более опытные компаньоны: подсунули фальшивые царские червонцы...
– Это было уже когда?
– поинтересовалась следователь.
– Конец пятидесятых годов... Боржанский не унывал. Занялся спекуляцией автомобилями. Кажется, преуспел... А тут начался другой бум иконы, старые картины...