Прокурор
Шрифт:
Владимир Харитонович задумчиво произнес:
– Действительно, Гранская не может дальше вести дело. Как ни жаль. Следствие подходит к концу, и, прямо скажем, Инга Казимировна хорошо потрудилась...
– Понятно, что жалко. Но надо!
После некоторого размышления Владимир Харитонович сказал:
– Давайте подождем результатов экспертизы. Чтобы наверняка. Ну а уж если подтвердится, что в Шебеко стреляли из карабина Анегина...
– Владимир Харитонович развел руками.
– Хорошо, - согласился Ермаков.
– А Гранской пока ни слова, - попросил помощник областного прокурора.
* * *
У
У Фадея Борисовича сидел Боржанский. Заремба нервно прохаживался из угла в угол.
– Как некстати пришли на фабрику работники ОБХСС!
– сокрушался он.
– А когда они были кстати?
– пошутил главный художник.
– Черт, телевизионщики еще здесь...
– Не волнуйтесь, - вмешался Виктор, - на фабрике у них нет больше дел. Осталось только посадить в поезд...
– А перед этим - прощальный ужин в ресторане, - улыбнулся Герман Васильевич.
– Для закрепления, так сказать, хороших впечатлений...
– Да-да-да, - с облегчением произнес директор.
– Я даже подготовил небольшую речь.
– Тост, - поправил главный художник, не переставая улыбаться.
– Послушай, Виктор, - вдруг обратился Заремба к Берестову, - ты, кажется, еще не обращался в дирекцию за материальной помощью?
– Так ведь работаю всего ничего!
– удивился Берестов.
– Да и не нуждаюсь...
– Это не имеет значения, - бросил Боржанский.
– Твое дело - написать заявление.
– В связи с семейными обстоятельствами.
– Заремба пододвинул шоферу чистый лист бумаги и авторучку.
– Конечно, это не совсем по закону, смущенно оправдывался Фадей Борисович, - но надо же как-то оплатить банкет. Иначе через бухгалтерию не проведешь... Слава богу - недорого обошлось.
– А кому отдать деньги?
– уразумел наконец Берестов, что к чему, хотя прекрасно понимал, что на банкет будет истрачено куда больше, чем ему причиталось.
– Нам, - сказал Боржанский.
Заявление Заремба оставил у себя и отпустил шофера.
Берестов отправился в дом отдыха. За Бариновой. В последний раз. Она уезжала со съемочной группой.
Журналистка всю дорогу была задумчива.
– Ну как, получится передача?
– спросил Виктор.
Флора махнула рукой. Было видно, что она недовольна. Лезть с расспросами Виктор не стал. Баринова сама перевела разговор на Надю и Павлинку, просила передать привет.
– На свадьбу обещали, - напомнил Берестов.
– Приеду!
– заверила Флора.
– Обязательно дайте знать.
– На деревню дедушке?
– усмехнулся Виктор.
– Ах да, простите, - виновато спохватилась Баринова и, вырвав из блокнота листок, написала свой адрес.
– Теперь порядок, - сказал шофер, пряча бумажку в карман.
Оставив журналистку в гостинице, он помчался на фабрику. Не терпелось узнать, чем кончился визит работников ОБХСС.
Только
он поставил машину у административного здания, подошел Боржанский.– Жми в бухгалтерию, - приказал он.
– Ну как?
– не удержался шофер.
– Затем к Анегигну, - словно не слыша вопроса, сказал Герман Васильевич.
"Помощь", выделенная Берестову, равнялась пятидесяти рублям.
Когда он заглянул в СЭЦ, Евгений Иванович встретил Виктора с нескрываемой радостью.
– Все в ажуре!
– сообщил он.
– Ушли ни с чем. Еще и извинялись. Евгений Иванович довольно потер руки.
– Видите, значит, Мурадян...
– Т-с-с!
– приложил палец к губам начальник СЭЦа.
– Без фамилий.
Берестов положил на стол деньги, полученные в бухгалтерии.
– Что это?
– удивился Анегин.
– На банкет телевизионщикам.
Евгений Иванович расхохотался.
– Ну, Витюня, ты даешь! Сколько тут?
– Пятьдесят.
– А банкет обойдется раз в пять дороже!
– Анегин достал солидную пачку десятирублевок, приложил к деньгам на столе и пододвинул к Виктору: - Это тебе за... В общем, сам знаешь...
– Для чего тогда весь этот цирк?
– недовольно пробурчал Берестов, загребая деньги.
– Заявление, помощь...
Евгений Иванович откинулся на спинку стула.
– Герман трус, - презрительно процедил он.
– Боится всего патологически.
– Глаз у него поэтому дергается, да?
– поинтересовался Виктор.
– Хрен его знает!
– в сердцах произнес Анегин.
– Может, от психа. Как-то признался, что тик его еще в детстве мучил. И прозвище у него было - Моргунчик... В общем, псих и трус. Устраивает спектакли даже перед Племяшем...
– А почему нашего директора так прозвали?
– Говорят, Капочкин дядя в Москве занимал в свое время большой пост. В плановом отделе какого-то министерства. Ну и не давал Фадею Борисовичу тонуть. Завалит Заремба очередное вверенное ему производство - тут же звонок. Переводят на новое. Короче, опекал Фадея Борисовича по-родственному. Так и пошло: Племяш да Племяш...
Шофер понимающе кивнул, помолчал, потом преданно спросил:
– Пойду, или будут поручения?
– Будут, - серьезно сказал Анегин и, наклонившись почти к самому уху Виктора, шепнул: - Герман хочет встретиться с Мурадяном.
– Понял, - откликнулся Берестов.
А Евгений Иванович уже громче продолжал:
– Сегодня вечером есть работа. После проводов телевизионной гоп-компании.
– Годится, - весело произнес свое любимое словечко шофер...
...Проводы устроили в "Кооператоре", в малом банкетном зале, имеющем отдельный вход. Кроме официантов прислуживал чуть ли не сам директор ресторана, друг Анегина.
Отъезжающих накачали спиртным и обкормили деликатесами в рекордно короткий срок. Единственным человеком, кто ничего не пил, была Флора Баринова. На этот раз Евгений Иванович держался от нее подальше, хотя и предложил первый тост за журналистку. На банкете от фабрики были он и Заремба, разразившийся цветистой речью.
Режиссер Стариков и оператор Лядов вышли к поджидавшему автобусу и машине Фадея Борисовича очень нетвердой походкой. Не говоря уже об ассистентах и осветителях. Кое-кого Анегин и Берестов буквально вынесли на руках.