Прокурор

Она вошла в зал и робко остановилась, ища глазами Виктора.

На небольшой эстраде стайка девиц, почти в чем мать родила - минимум материи на груди и бедрах - фривольно отплясывала чарльстон, демонстрируя налитые ляжки. Все вокруг излучало интим и тоску по добротной роскоши. Никакого модерна. Ковры, хрусталь люстр, огромные китайские вазы, фонтанчик с бронзовыми ангелочками. И ретро-танец...

Наконец Надя нашла, кого искала. Она подошла и опустилась на свободный стул у столика, который стоял напротив Виктора. Он заметил ее не сразу: казалось, весь был поглощен зрелищем вихляющихся женских тел. За столиком Виктора сидели еще двое - мужчина и женщина. Мужчина - спиной, женщина - вполуоборот.

Надя смотрела на жениха и беззвучно плакала.

Наконец Виктор увидел ее. Встретившись взглядом с невестой, он застыл. Затем, смутившись, суетливо поднялся, сказал что-то своим приятелям и подошел к Наде.

– Прошу, иди домой... Буду через час, - торопливо прошептал он ей на ухо.

Дружок Виктора обернулся - типичное кавказское лицо. Женщина тоже бросила на нее любопытный взгляд, но тут же отвернулась.

Надя машинально встала, как в полусне, миновала пространство, заполненное разморенными музыкой, алкоголем и едой людьми. В спину ей надрывался чарльстоном оркестр.

Выйдя на улицу, она села в поджидавшую ее машину сзади шофера и тихо произнесла:

– Назад...

И всю дорогу крепилась, чтобы не разрыдаться.

В своей комнате Надя дала волю слезам. Потом долго сидела на стуле в каком-то оцепенении.

Выстрелом прозвучал для нее негромкий щелчок замка. Надя вся напряглась, словно затылком видя, как Виктор стоит в дверях.

– Надя...
– позвал он.

Она не повернулась. А так хотелось! Ведь она выиграла. Он пришел...

Виктор шагнул к ней, твердо взял за плечи и повернул к себе.

– Представляю, что ты подумала, - сказал он.
– Дуреха...

Обида улетучилась, все забылось вмиг. Надя уткнулась лицом в его плечо. И услышала, как гулко и торопливо билось его сердце.

– Дуреха, - ласково повторил он.
– Эх ты...
– нежно и с укором.

Надя обхватила шею Виктора. Что-то бормотала. Не то "прости", не то "люблю". Что-то внутри нее звало его. В ту бездну непреодолимого желания, за пределы радости.

Виктор ответил на этот зов. Он уже сам не мог сдержать себя...

...Буря, пронесшаяся в них, медленно успокаивалась. Они лежали рядышком, ощущая тела друг друга. Она - потрясенная. Он - еще больше.

– Ничего не понимаю, - наконец произнес Виктор.

Надя молчала. Он сел, пристально посмотрел в ее загадочно улыбающееся лицо.

– Фантастика!
– взъерошил волосы Виктор.
– Знаю, девушка может иметь дело с парнем и остаться девушкой... Но чтобы родить и остаться девушкой!..

– Ты у меня первый, - тихо сказала Надя.

– Павлинка не твоя!
– воскликнул он.

– Никогда так не говори! И даже не думай, - попросила Надя.
– Я боялась рассказать раньше...

– Чего?

– Опасалась, что ты не будешь ее любить...

– Да какая разница, чья она? Я за Павлинку...
– начал было Виктор.

– Она мне больше, чем родная, - сокровенно и радостно вырвалось у Нади.
– Понимаешь, Вить, она по-настоящему моя!

– Может, все-таки объяснишь?

– Была у меня подруга... Забеременела... Родить не имела права. Нельзя ей было, ясно?

– Случается, - медленно произнес Виктор, внимательно глядя на Надю и боясь пропустить хоть одно ее слово.

– Время аборта пропустила. Боялась... К каким-то бабкам ходила, зелье всякое пила... Не помогло. Может, от этого Павлинка и родилась семимесячной. Крошечная, жалко смотреть... Ну, мать, подруга моя, в отчаянии. Что делать? Хоть руки на себя накладывай... Я испугалась: или себя порешит, или девочку... Тут как раз отец мой приехал в Южноморск. На своем самосвале. Ты же знаешь, он шофер...

– Ага, - кивнул Берестов.

– За удобрениями приехал. На складе не было, сказали, что надо обождать... Отец жил у меня. Ну, немного загулял. В смысле, по пивным барам... Что меня стукнуло, не знаю. Говорю той подруге: давай девочку. Выдам за дочь... В общем, завернули мы ее потеплее, приехали ко мне. Отец дрыхнет... Села я за руль его самосвала и помчалась домой, в деревню. А самой страшно до ужаса: вдруг не довезу, вдруг умрет? Ведь недоношенная...
– Надя замолчала.

– А дальше?
– поторопил Виктор.

– Довезла, - улыбнулась чему-то далекому Надя.
– Уже когда в деревню въезжала, другой страх охватил: мать прибьет. Меня. Крутая она у нас... Единственная дочь принесла в подоле...
– Она снова замолчала.

– Ну и как?

– Как видишь, жива, - негромко засмеялась Надя.
– Перво-наперво Павлинку доставили в роддом. Врач сказал: часом позже - потеряли бы девочку... Мать потом, конечно, накинулась на меня. Как смела? Почему скрыла? Сам знаешь, в деревне на этот счет строго. Позор!

– Представляю, - улыбнулся Виктор.

– Вот так было дело... Веришь или нет, теперь самой кажется, что это я ее родила...

– А кто мать?

Надя подскочила, словно ее подбросило пружиной.

– Витенька, давай сразу договоримся, - схватила она его за руку, - не спрашивай. Никогда! Не нужно это тебе! Никому не нужно! Понял?

– Ладно, ладно... Чего уж тут не понять, - ласково погладил он ее по голове.
– Павлина Викторовна Берестова... Звучит?

– Ага, - согласилась она, уткнувшись лицом в его грудь.
– И еще дай слово...

– Какое?
– насторожился Берестов.

– Перестань якшаться со всякими проходимцами.
– Ее голос прозвучал глухо, словно она говорила в него, чтобы просьба достала до самого сердца.
– А я помогу тебе устроиться в таксопарк. Директор ко мне хорошо относится. Скажу, муж. Возьмут! А этих - брось!

– Ты о ком?
– осторожно спросил Виктор, хотя сам знал.

– Тревожно мне... Не нравится наш главный художник... А начальник СЭЦа - вообще!..
– Она вдруг заговорила шепотом, словно боялась, что кто-то подслушает: - На фабрике о нем нехорошие слухи ходят. Честное слово! Да у меня самой глаза есть... Откуда у Анегина каждый год новая машина? Костюм не костюм, золотой перстень - как булыжник... Девчонок смазливых набрал к себе в цех, подарки им делает, как принцессам! Ясно, конечно, за что... Но ведь на одну зарплату, даже начальника цеха, так шиковать не будешь...