Промышленный НЭП
Шрифт:
— А если это провокация врагов рейха?
— Тогда мы должны доказать нашу непричастность всему миру.
К вечеру ситуация накалилась до предела. Пресса всех стран пестрела заголовками о «германской агрессии». Чехословацкое правительство потребовало от Германии официальных извинений и выплаты компенсации. Франция и Советский Союз выразили «глубокую озабоченность».
В министерстве иностранных дел фон Нойрат созвал экстренное совещание. В просторном зале с портретами Бисмарка и кайзера собрались все ключевые дипломаты.
—
— Но мы же не нападали! — воскликнул один из секретарей.
— Это знаем мы. Но как доказать миру?
Старший советник, седой мужчина с моноклем, покачал головой:
— Константин фон, обстановка напоминает 1914 год. Один инцидент может спровоцировать большую войну.
— Именно этого я и боюсь, — мрачно ответил фон Нойрат.
Он приказал немедленно подготовить официальное опровержение и потребовать международного расследования инцидента. Но все понимали — время упущено, общественное мнение настроено против Германии.
В Лейпциге обер-бургомистр Гордлер экстренно встречался с представителями крупнейших промышленников Саксонии. Роскошный зал ратуши был полон людей в дорогих костюмах, заводчики, банкиры, торговцы.
— Господа, — говорил Гордлер, стоя за кафедрой, — сегодняшние события — грозное предупреждение. Нынешняя власть ведет Германию к катастрофе.
Мужчина в дорогом костюме поднял руку:
— Герр обер-бургомистр, но ведь правительство отрицает причастность к инциденту.
— И кто им поверит? — в зале прозвучал скептический голос. — После Рейнской области все ждут от нас новых агрессивных шагов.
Гордлер кивнул:
— Совершенно верно. Радикальная политика нанесла непоправимый ущерб репутации Германии. И теперь любой инцидент воспринимается как наша провокация.
Он сделал паузу, обводя взглядом зал:
— Господа, пора действовать. Пока еще не слишком поздно.
Поздним вечером генерал Бек принимал у себя дома группу офицеров генерального штаба. Его вилла в районе Далем была скромно обставлена: простая мебель, портреты прусских военачальников, карты на стенах.
— Господа офицеры, — говорил Бек, расхаживая по кабинету, — сегодняшний инцидент показал, что политическое руководство потеряло контроль над ситуацией.
Генерал-майор Хальдер отложил стакан с водой:
— Людвиг, а что если это действительно была провокация? Против нас?
— Не важно, — ответил Бек. — Важно то, что фюрер не знал о случившемся. А это значит, что в стране есть силы, действующие помимо его воли.
Полковник Штауффенберг наклонился вперед:
— Герр генерал, вы считаете, что эсэсовцы могли…
— Я не считаю, я знаю, — оборвал его Бек. — СС все больше выходит из-под контроля. Гиммлер строит государство в государстве.
Он остановился у карты Европы:
— Господа, армия должна взять судьбу страны в свои руки. Пока еще не слишком поздно.
В Москве я немедленно получал сводки о развитии событий.
К полуночи стало ясно, что операция удалась полностью. Европа взбудоражена. В Германии нарастали внутренние противоречия.Я связался с Рожковым:
— Первый этап завершен. Как дела в Берлине?
— Отлично. «Дирижер» в ярости, требует отставки Гиммлера. «Дипломат» готовит ноту протеста. А «Профессор» уже встречается с промышленниками.
— Когда следующий этап?
— «Доктор» сообщает, через две недели. Нужно дать ситуации накалиться.
Я положил трубку и подошел к окну. За стеклом простиралась ночная Москва.
Первый камень брошен. Осталось дождаться камнепада.
Утром 2 июля 1935 года генерал Людвиг Бек прибыл в здание генерального штаба на Бендлерштрассе раньше обычного. Его адъютант, майор Штифф, уже ждал в приемной с папкой документов.
— Господин генерал, все готово. Приказы подписаны, командиры предупреждены под видом учений.
Бек кивнул, его лицо было непроницаемым:
— Время начала?
— Одиннадцать ноль-ноль, господин генерал. Первыми выдвигаются части берлинского гарнизона.
В своем кабинете Бек последний раз просмотрел план операции «Нибелунги». Каждая деталь была продумана до мелочей. Арест ключевых нацистских функционеров, захват радиостанций и правительственных зданий, блокирование связи с Бергхофом.
В десять тридцать он созвал совещание командного состава. В зале собрались генералы и полковники, большинство из которых не подозревали об истинной цели «учений».
— Господа офицеры, — начал Бек, — сегодня проводятся масштабные маневры по отработке действий в чрезвычайной ситуации. Все должно пройти четко и организованно.
Он раздал запечатанные пакеты:
— Приказы вскрыть точно в одиннадцать ноль-ноль. Помните — дисциплина и выполнение приказов превыше всего.
В десять сорок пять в штаб-квартире СС на Принц-Альбрехт-штрассе царила обычная утренняя суета. Гиммлер изучал сводки с мест, готовился к совещанию с Гитлером. В приемной сидел Гейдрих, просматривая донесения гестапо.
Ровно в одиннадцать ноль-ноль здание окружили подразделения рейхсвера. Солдаты в полевой форме с автоматами заняли все входы и выходы.
— Что происходит? — крикнул дежурный офицер СС, выбегая на крыльцо.
— Специальные учения, — ответил командир роты, майор Клейст. — Приказ генерала Бека.
Через пять минут в кабинет Гиммлера ворвались вооруженные солдаты.
— Господин рейхсфюрер, вы арестованы по подозрению в государственной измене, — четко произнес сопровождавший их полковник Квирнгейм.
Гиммлер побледнел, его рука потянулась к телефону:
— Это невозможно! Я требую связи с фюрером!
— Связь с Берхтесгаденом прервана. Технические неполадки.
Одновременно аналогичные операции проводились по всему Берлину. Геббельса арестовали в министерстве пропаганды. Кальтенбруннера взяли в его квартире. Дахау и другие концлагеря были окружены войсками «для проведения инспекции».