Прообраз для героя

К таким людям она стремилась приблизиться, и мы шли у нее на поводу.

Но вот встреча, и на мордочке Дюны проступало разочарование: они были не теми, кого она помнила, продолжала любить и к которым мечтала вернуться.

Разочарование владело ею недолго, и она вновь и вновь вглядывалась и внюхивалась в окружающих с переполнявшей ее одержимостью.

Девочку волновали также легковые автомобили, но не все подряд, а только темных тонов. Если не забывать, как проворно и с пониманием дела Дюна заскочила в остановленное женой возле рынка такси, в былые времена она знавала поездки на машине.

Мое сердце в такие моменты прогулок сковывало ужасом – что если выбранные Дюной люди окажутся ее законными владельцами!? Что тогда?! Дюна, естественно, будет счастлива. Но будут ли счастливы те владельцы?.. А я? А жена, сын?

Мы уже не могли расстаться с нею. Однако не это было корнем вопроса – мы не могли доверить дальнейшую судьбу собаки тем, кто однажды уже собаку не уберег. Душа болела и противилась.

Нередко пытаясь домыслить, как Дюна - породистая, умная, послушная, красивая и обаятельная собака - оказалась без присмотра, одна на улице, мы находили объяснения.

В голове каждого вертелось по нескольку похожих версий, но суть их всех была единой: прежние владельцы девочкой не дорожили, или же не дорожили так, как дорожить ею следовало.

Она была достойна любви и обожания.

***

У Дюны отсутствовало клеймо, что не редкость среди аборигенных пород собак охотничьих кровей.

Но даже если бы оно было, никто из моей семьи не возжелал бы разыскивать по нему хозяина. В связи с уже указанной причиной: Дюной прежде не дорожили.

А раз так, вернись она к законным владельцам, с нею снова могла приключиться беспризорность.

Да и были бы рады те владельцы возвращению ставшей больною собаки, лечение которой могло занять годы? Лечили бы они ее, как мы? Не жалея сил и средств? Ответ содержал в себе больше отрицания, чем сомнения.

Мы же за Дюну дрожали. Она не просто пришлась нам ко двору. Она не просто скрасила семейную жизнь и облегчила боль по покинувшим нас псовым. Дюна запала в наши сердца.

В первый же день жена сказала: “Своих уберечь не удалось, но эту девочку спасем!”

***

Какой, скажите, человек не желал стать вершителем доброго дела?! Пусть даже однажды. Единственный раз. Но искренне и страстно. Всем сердцем - сострадающим, разрывающимся, жаждущим искоренить несправедливость.

Пренебрегая косыми взглядами. Отметая принятые условности и созданные ими барьеры.

Дела по-настоящему доброго, то есть требующего самоотдачи и самопожертвования, невыгодного, безвозмездного - душевного.

Какой не желал – тот не достоин считать себя человеком.

Кто-то не отважился, у кого-то не получилось, кому-то оказалось не по возможностям. Но тот, кто даже не желал, - не Человек.

***

Нами допускалась слабая вероятность, что Дюну у владельцев выкрали, и она попала на улицу, сбежав от похитителей. Допуская эту вероятность, мы оповестили всех знакомых борзятников о найденной нами хортой. Скрепя сердце. А жена даже сходила в областное общество охотников и рыболовов, чтобы ознакомиться там с информацией на доске объявлений, где по разным важным поводам вывешивали объявления владельцы собак. В объявлениях говорилось о покупке-продаже щенков, покупке-продаже собак взрослых и о розыске собак потерявшихся.

Уходила жена туда утирающей слезы и несчастной, а возвратилась с глазами сухими и счастливая. Хортая никем не разыскивалась.

Счастье жены сделалось счастьем семьи и стало полниться временем, которое не приносило известий, что наша Дюна нужна кому-либо еще.

На всякий случай – когда бы прежний хозяин все-таки нашелся, - чтобы обезопасить будущее собаки, жена приняла решение, что за так Дюну не отдаст. Сначала получит доказательства любви, важнейшим из которых, по ее твердому убеждению, должно будет стать обращение прежнего хозяина в суд с истребованием собаки из нашего владения. Если, полагала жена – и мы с сыном были с нею согласны, - прежний хозяин не поскупится на судебные расходы, Дюной он действительно дорожит, а следовательно, не пожалеет денег и на долгосрочное лечение, в котором нуждалась девочка. Тогда, выступая в суде в качестве ответчика, жена иск признает.

На том мы и успокоились.

***

Внезапное пополнение в нашем семействе не осталось незамеченным соседями по подъезду. Добрая их половина с судейской взыскательностью и беззастенчивостью ближайших родственников сей миг призвала нас к ответу, отчего де появившаяся у нас собачка такая хилая и никудышная. Глаза соседей пылали негодованием, а общее суровое выражение их лиц свидетельствовало о неприятии, которое могло относиться только к отверженным.

Узнав же от нас о выпавшей на долю собаки участи беспризорной и уяснив тем самым причину ее безобразной худобы и болезненного вида, соседи великодушно сменили гнев на милость и порекомендовали побольше собачку кормить - будто сами мы сообразить были не способны.

Все ж, участие соседей нас тронуло – оно было сердобольным.

С той поры своим недремлющим оком обитатели нашего подъезда отслеживали все выгулы Дюны и по истечении каждой новой недели озвучивали нам происшедшие с собакой перемены и свое к ним отношение. Перемены их устраивали, поскольку, выпиравшие поначалу наружу, кости Дюны понемногу обволакивались мяском, а в ее глазах появилась уверенность выздоравливающего.

Дюна и вправду уже не выглядела бедолагой, и человеку, неискушенному в теме собачьей преданности, могло показаться, что она обрела в нашем доме внутренние покой и счастье.

Нам так не казалось.

Тосковать Дюна не перестала. Тоска собачьей души по привычному, но однажды потерянному ею миру отражалась в домашнем поведении Дюны.

На улице она была полна надежды вернуть прошлое, продолжая искать старых хозяев, и радовалась своей надежде. В квартире радость девочку покидала.

Дюна уходила в себя и, даже прижимаясь в постели ко мне или к жене, к нам не возвращалась. Она мечтала о людях других.

Тоска Дюны нас угнетала, и мы старались для девочки изо всех сил: жалели, холили, лелеяли, берегли.

Мы ее любили, и нам хотелось, чтобы радость жизни заполыхала в ее страстных борзых очах.

Но всему нужно время. Оно вершит и преображает.

Оставалось – ждать.

Мы готовы были ждать от Дюны ответной к нам расположенности сколь угодно долго, лишь бы дождаться.

***

Как-то летом, на прогулке в выходной, я и Дюна проходили мимо кафе, на открытой террасе которого, обвитой по периметру диким виноградом, гулял народ. Летними выходными там постоянно отмечались свадьбы или юбилеи.

Играла громкая заводная музыка, и ее ноты стремительно полнили округу, разлетаясь, как саранча. Они вырывались из кафе, неся с собой радужные чувства празднующих, общечеловеческое счастье бытия и награждали ими всякого встречного, слуха которого касались.

Настроение поднимал и периодически вклинивающийся в музыку торжественный и трубный голос мужчины-тамады, а также безудержный хохот, его сопровождающий.

Будучи подобием громового эха, одновременно говор тамады обладал мягкостью звучания и смешливыми нотками. Тамада балагурил по поводу и без, доводя веселящихся до состояния праздничного угара, а общий настрой безудержной радости - до точки кипения.