Прощайте, сожаления!
Шрифт:
20
Перед самым Новым годом, 30 декабря, Анжела получила из суда копию искового заявления Александры вместе с копией арендного договора. Она читала и перечитывала эти бумаги, не веря своим глазам. Неужели Александра посмела подделать подпись её отца? Анжела почти не сомневалась в том, что перед ней фальшивка, но всё-таки не могла совсем отрешиться от сомнений на этот счёт. А что, если отец на самом деле хотел таким образом обеспечить будущее своей любовницы, позволив ей обогатиться за счёт "Плазы"? Ведь за десять месяцев доход от офисного комплекса составит пятнадцать миллионов - этого бывшей журналисточке с лихвой хватит для безбедной жизни до конца её дней.
Хотя этого, конечно, не следовало делать, но
– Не могла бы ты объяснить, какие твои заслуги отец так дорого?
– Это вполне естественно, когда мужчина заботится о любимой женщине...
– уклончиво, тоном тихой скромницы ответила Александра, но в голосе её Анжеле почудилась насмешка.
– Ты получишь не "Плазу", а место на нарах!
– не удержалась Анжела от гневного выкрика.
Александра вместо ответа просто выключила свой мобильный телефон.
Анжела вдруг почувствовала себя до ужаса одинокой, уязвимой, беззащитной. Она словно перенеслась на двадцать лет назад, когда из-за несчастной подростковой любви впала в тяжёлую депрессию, пыталась отравиться и на три месяца угодила в стационар психоневрологического диспансера. Там ей поставили диагноз "шизофрения" и устроили грубую и жестокую "промывку мозгов" при помощи психотропных средств и серии инсулиновых шоков. После чего она почувствовала себя непоправимо, катастрофически изменённой, потерявшей собственное "я" и силы на то, чтобы хоть что-то делать с собой.
Она провела три года, живя растительной жизнью, без стремлений, интересов и радостей. Её единственным "достижением" за это время стало основательное изучение учебника психиатрии, из которого она узнала, что "болезнь Блейлера" - диагноз, который ей писали в справках из психоневрологического диспансера, - это на самом деле шизофрения, впервые описанная швейцарцем Блейлером. Она выяснила также, что этот тяжёлый психоз проявляется обычно так называемой "продуктивной психотической симптоматикой" - бредом, галлюцинациями и двигательными расстройствами, буйством или ступором. Тогда как ей поставили ужасный диагноз и затем психически искалечили её на основании лишь очень сомнительной "негативной симптоматики" - в основном депрессии. И после этого она для всех уже конченый человек: даже если она проведёт остаток жизни в добровольной изоляции от мира или бросится под поезд, как её соседка по психиатрической палате, то никого этим не удивит, а лишь подтвердит правильность наложенного на неё клейма. Ей оставалось лишь восстать против такой безнадёжной судьбы.
Ей было до слёз жалко себя, когда она думала о том, что с ней произошло. Она, когда-то чувствительная и робкая девочка, которая трепетала при мысли о том, что недостаточно хороша для этого мира, попала в руки халтурщиков-психиатров, а те легко и беззастенчиво искалечили её! Они довели её до состояния, которое имело все признаки расстройства, описанного в статье из Википедии: "Нейролептический дефицитарный синдром - аффективные нарушения и снижение когнитивного и социального функционирования, вызванные приёмом нейролептиков (антипсихотиков), представляет собой частый побочный эффект антипсихотических препаратов, особенно в высоких дозах и при длительном приёме. К симптомам нейролептического дефицитарного синдрома относятся: вялость, апатия, снижение волевых качеств, уровня энергии и эмоциональной реактивности на внешние стимулы (эмоциональное оскудение или, иначе, эмоциональная холодность) вплоть до полного эмоционального бесчувствия и безразличия, полного отсутствия каких-либо чувств и эмоций, снижение инициативы, мотивации, побуждений, сужение круга интересов, аутизм, двигательная и психическая заторможенность, замедление темпа мышление ("тугодумие"), замедление темпа речи, трудности с концентрацией внимания вплоть до полной невозможности сосредоточиться и удерживать внимание на одном предмете (например, читать книги), нарушения памяти, снижение интеллектуальной продуктивности, утрата социальных связей; равнодушие к себе, к своему внешнему виду; нередко - сальное маскообразное лицо, как бы бессмысленный взгляд, невыразительный тихий голос, медленная походка и сутулость". В статье говорилось также о том, что из всех нейролептиков наиболее тяжёлые расстройства вызывает трифтазин, которым её больше всего пичкали...
Осознание своей непоправимой искалеченности, своего рода душевной кастрации отчасти пробудило её чувства. Хотя это были только обида и злость на весь мир, они оказались настолько жгучими, что ей непременно нужно было выплеснуть их наружу и хотя бы лишь ради этого вырваться из своего затворничества.
Но это побуждение оставалось втуне до тех пор, пока заботливый отец не свёл её со своим работником, наивным юнцом, жадным до её девичьего тела. В его объятиях она вместе с девственностью потеряла и некий кокон, который всё ещё укутывал и сковывал её душу в подобии сна наяву, и вдруг она почувствовала себя окончательно пробуждённой и возвращённой в реальность, вполне взрослой и готовой к мстительной борьбе с целым светом.На самом деле никакой борьбы, конечно, не было. Под опекой отца она стала бизнес-леди, хозяйкой маленького делового издания. Заряженная злостью и стремлением к самоутверждению, холодная, расчётливая и безжалостная к подчинённым, она заслужила у них репутацию стервы, но этим не навредила своему бизнесу, скорее наоборот. Сотрудники побаивались её и уважали именно за стервозность, считая это качество вполне обычным для хозяйки бизнеса и даже полезным. Она же просто не могла быть иной, потому что ни к кому не испытывала тёплых чувств, никого не могла любить, даже своего сына, о котором заботилась лишь из чувства долга. Быть может, оттого мальчик рос угрюмым и нервным. Сознание своей неспособности к любви и привязанности вызывало у неё горечь. Но житейски это свойство было ей скорее удобно, помогая строить отношения с людьми только на основе трезвого расчёта. В том числе с Виктором Шмульским, сотрудником департамента экономики администрации области, с которым она давно сожительствовала, не регистрируя брак, чтобы он в случае развода не мог претендовать на её состояние.
Закованная в броню своей холодной бесчувственности к людям, она считала себя сильной и неуязвимой. До тех пор, пока Александра не посягнула на её наследство. И теперь она чувствовала себя такой же беспомощной, как в своей далёкой, несчастной юности. Но только рядом с ней уже не было отца - единственного человека, который мог хоть как-то поддержать её.
Дверь отворилась, и в комнату вошёл её сожитель Виктор Шмульский, близоруко щурясь. Густые чёрные брови придавали ему насупленный, строгий вид, и это дисгармонировало с его растрёпанной, наполовину седой шевелюрой пожилого вертопраха. Она бросила на него взгляд и в очередной раз подивилась тому, как с такой внешностью и непоседливым, беспокойным характером он уживается на своей чиновничьей службе.
Негромким голосом, не столько картавя, сколько грассируя на французский манер, как это делали когда-то интеллигенты старой школы, Шмульский сказал укоризненно:
– Далась тебе эта драная шикса Александра! Разве ты не знала, что крысу опасно загонять в угол, что в безвыходном положении она может кинуться на тебя, укусить, прыгнуть к самому лицу? Как теперь будешь расхлёбывать эту историю? Готовься иметь дело не с одной только Александрой! Наверняка она заручится чьей-то поддержкой! Ведь на "Плазу" многие зубы точат!
– Ничего, как-нибудь справлюсь!
– как можно небрежнее ответила Анжела, чтобы поскорее оборвать неприятный разговор.
– Подпись отца явно подделана, и Александре это легко с рук не сойдёт! Мой адвокат потребует проведения графологической экспертизы!
Шмульский с досадой махнул рукой и вышел из комнаты. Анжела посмотрела ему вслед и с горечью подумала о том, что её сожитель - не более чем прихлебатель. С ней он сошёлся, конечно же, из расчёта на её предпринимательские доходы, оставив квартиру жене и дочке, которых регулярно навещает. Если она обеднеет или серьёзно заболеет, то он её, скорее всего, бросит. И на свою мать ей никогда нельзя было надеяться. Выходит, теперь, оставшись без отца, ей нужно жить только своим умом, а это так тяжело и опасно!..
Анжела снова стала вчитываться бумаги, пришедшие из суда. Они были для неё тёмным лесом. Что это за статьи 12 и 304 Гражданского кодекса, 131 и 132 Гражданского процессуального кодекса, на которые ссылается Александра, точнее её адвокат? Она достала смартфон и один за другим ввела номера таинственных статей в поисковую строку. Через пять минут она уже знала, что статья 12 Гражданского кодекса трактует "способы защиты гражданских прав", в том числе "восстановление положения, существовавшего до нарушения права" и "присуждение к исполнению обязанности в натуре". Это как будто имело какое-то отношение к предмету спора, но звучало слишком уж отвлечённо, как нечто сугубо теоретическое. А статья 304 под названием "Защита прав собственника от нарушений, не связанных с лишением владения" оказалась совсем коротенькой: "Собственник может требовать устранения всяких нарушений его права, хотя бы эти нарушения и не были соединены с лишением владения". Она раздумывала над этой фразой с минуту, но так и не поняла, почему Александра, не будучи собственницей "Плазы", решила таким образом обосновать свои притязания на помещения офисного комплекса.