Прошедшие войны
Шрифт:
— Что в чемоданах? — нарушил молчание проверяющий.
— Вещи.
— Раскройте.
Цанка долго возился, наконец раскрыл чемодан.
— Что это такое?
— Мое пальто… Мои вещи…
— Хорошо… А в том чемодане что? — военный мотнул головой в сторону второго чемодана.
— Белье, туалетные принадлежности и так далее… Тоже раскрыть? — оживился Цанка.
— Нет. Уберите свои вещи. Проходите.
Скрывая радость, Цанка долго закрывал чемодан, собирал свои документы, возился, пока его не вытолкнули идущие вслед пассажиры.
Медленным
— Вы Арачаев? — спросил сзади взрослый мужчина, не выговаривая букву «р».
— Да.
— Вас ждет машина. Давайте я Вам помогу.
Цанка никогда не ездил в легковой машине. Их было четверо. Ездили долго. Курили все. Ничего не говорили. Наконец заехали в частный двор. Взяли тяжелый чемодан, и двое ушли в дом. Арачаев остался с водителем. Через минут двадцать позвали в дом Цанка. В коридоре его остановили.
— Это Вам, — толстая пачка денег оказалась в руках Цанка. Он молчал, крутил в руках тяжелый пресс.
— Возьмите несколько бумаг в карман, а остальные спрячьте подальше. Сейчас Вас отвезут в одно место. Там переночуете, а завтра утром будет машина до станции Кавказской, оттуда поездом до Грозного… До свидания.
Ночью Цанка, выпив бутылку водки, вырубился. А утром его разбудили, посадили в кабине разбитого грузовика и отправили. Дорога была ухабистая, пыльная. Говорили мало; в основном о погоде, о природе.
— Вы не знаете, где находится станица Гиагинская? — спросил вдруг Цанка у водителя.
— Это на Кубани… Далече, — отвечал шофер на хохляцком языке. — За Белоречьем… А что?
— Да так, — задумался Цанка. — А сколько туда ехать?
— Да часа три-четыре.
— Вы не могли бы меня туда отвезти… На пять минут.
— Не-е. Не могу. У меня маршрут: Кавказская и обратно. Замолчали. Ехали, курили.
— А что там? — полюбопытствовал шофер, искоса глядя на Цанка.
— Баба, — ответил тот.
— А-а! Баба, конечно, дело важное, но понимаешь… — и водитель развел руками, отпуская баранку.
Снова замолчали, задумались. Затем Цанка полез в карман, достал деньги и, отсчитав несколько бумаг, протянул водителю. Тот долго смотрел, думаал, спросил:
— А ты долго там?
— Нет. Мне хватит десяти минут.
— Так що ты за десять минут успеешь? — засмеялся хохол. — Успею, — тоже смеясь, ответил Цанка.
— Любовь що ли?
— Да.
— Ох, ядрена жизнь, поехали. Скажу, что поломался.
Только к вечеру добрались до Гиагинской. Вместе с колхозным стадом въезжали в станицу. Ребятишки бежали за машиной, пытались залезть в кузов.
— Кто у вас председатель? — спрашивал водитель у пастуха, высунувшись на ходу из кабины.
— Запашный.
— Он? — обернулся хохол к Цанку, тот мотнул головой.
— А где живет?
— Прямо въезжайте. Слева увидите дом с петухами на крыше. Это их хата… Так сейчас небось в конторе.
Подъехали к дому. Недалеко на лужайке толпилась молодежь. На лавочке щелкали семечки две бабки. Вся улица
уставилась на машину.— Здесь живут Запашные? — спросил Цанка у бабуль.
— Да, сыночек. Да, — ответили хором.
— А дочь их, Полина, здесь?
— Небось дома. А ты крикни их.
Цанка отворил калитку. К нему кинулась маленькая собачка. На крыльце калачиком свернулся кот. За домом на веревке висели разноцветные пеленки, резвясь на ветру.
— Полина Матвеевна, — крикнул негромко Цанка.
Народ на улице обступил машину. Глазели в кабину. Шумели. — Полина Матвеевна, — вновь крикнул Цанка.
Из-за дома показалась взрослая дородная женщина.
— Полина Матвеевна дома? — поинтересовался Цанка, не ожидая ее вопросов.
— Да… Вы проходите, она здесь, за домом… Доченька, кто-то к тебе… на машине. А Вы кто будете?
— Я знакомый.
Цанка обошел дом в сопровождении мамаши и увидел крупную, мощную женщину. Румянец горел на ее щеках, в руках игрался маленький ребенок.
— Здравствуйте.
— Добрый день, — удивленно смотрела Полина Матвеевна.
— Я от Андрея Моисеевича Бушмана, — сказал сразу Арачаев.
— Да?! От Андрея?
Громадная женщина смутилась, зажала кулаком рот.
— А где он? — наконец спросила она.
Арачаев повел глазами на мать.
— Мам, возьми дитятко и иди в хату, — сказала торопливо Полина Матвеевна, передавая ребенка в руки матери.
— Сын? — спросил Цанка.
— Нет. Дочь, — ответила женщина. — А где Андрюша?
— Там, где Вы его должны были ждать, — сказал тихо Цанка. — Это где? — удивилась она.
— В Якутске.
— До сих пор там? — она с ужасом раскрыла рот.
— Да. Почему Вы не ждали?
— Я болела… Я не могла… Я ведь была беременна, — она осторожно опустилась на скамейку, видно, ноги не держали ее огромное тело. — Как он?
— Тяжело… Он прислал меня, чтобы Вы отдали мне половину.
— Чего половину? — удивляясь, вышла из оцепенения Полина Матвеевна.
— Половину того, что он Вам дал там.
Она несколько секунд думала о чем-то, глаза ее отсутствующе уставились в одну точку.
— Я тороплюсь, Полина Матвеевна. Меня ждет служебная, государственная машина.
— А, да. Я сейчас, — она очень тяжело встала, и все еще думая о чем-то другом, пошла в дом.
Через минут пятнадцать вернулась. Протянула сверток. Цанка кинул сверток за пазуху — сырость и холод пронеслись по его телу. Он почувствовал, как тяжесть надавила на его плечи. Он хотел сразу вернуть его, но Полина Матвеевна спросила:
— Я могу написать письмецо ему?
— Нет. Он сам напишет.
— Он здоров?
— Да.
В ту ночь они устроились на ночлег в хате одного казака на окраине Белоречья. А через двое суток вечером Арачаев въехал в свой аул на двух тачанках. В первой ехал он сам, держа в одной руке длинную папиросу, а в другой — бутылку коньяка. На второй тачанке были его вещи, ткани, два бутыля керосина, многочисленные подарки родным.