Просто сказка...
Шрифт:
– Что... как... не может быть...
– изумленно пробормотал Владимир.
Конек с Иваном недоуменно переглянулись.
– Чего не может?
– Ну как... устал я вчера сильно... а это.. сегодня...
– Так вот ты про што, - протянул Конек.
– Чему ж удивляться-то? Ночку на траве-мураве пролежал, и удивляется.
– Мураве?
– Да как нравится, так и зови. Хоть горшком, только за ухват не берись. А коль не знаешь, так спроси. Стыдно должно быть, столько лет на земле живешь, а земли-то и не ведаешь. Травушку-муравушку всяк знать должон, потому, сила необычайная ей дадена.
Владимир еще раз вгляделся. Да нет, сомнений быть не могло. Траву эту только слепой не видел. Во всяком дворе ее пруд пруди, куда ни наступи - на нее попадешь. И - волшебная?
– Что, неказиста? Не глянется?
– то горы их лысая была, что твое колено, а то вся в зелени, спасу нет! Озлились. А ну, кричат, вертайся да людишек за ноги хватай, а не то козлами-баранами стопчем да выедим. Правду сказать, этого добра у них что головастиков в пруде. На них и добираются на гору-то эту. Опять задумалась травка. Кому ж охота съеденным быть? Погоревала-погоревала, да и подалась в путь обратный. Ползет себе, думы горькие думает. Совсем уже было порешила в речку топиться, водорослем-тиною стать. Да человек ей добрый встретился, пригрел-приютил сиротинушку. А сердечко у травки отходчивое оказалось. Тем более что людишки как увидели, какие плеши на земле образовались, да как без листочков-то махоньких неуютно-некрасно стало, сами пришли в ножки поклониться. Так и там, мол, не по злобе ругались, по дурости своей. Ты уж вертайся, кто старое помянет... С тех пор и живет она рядышком, силу земли-матушки впитывает, да окормляет ею человека-зверя разного. Болезни лечит, кто знает свойства ее целебные, но не всякому откроется. Любовью лишь за любовь платит.
Владимир присел и погладил листки-стебелечки. Так вот ты какая, травиночка-невеличка, всякому зрима да не каждому ведома...
Настала пора и нам слово обещанное исполнить, к травам сказочным вернуться, посмотреть, так ли они волшебны? А раз уж зашла речь о траве-мураве, с нее и начнем, пусть первой будет в нашей колдовской копилке.
Трава-мурава, она же спорыш, она же горец птичий. Используется в народной медицине многих стран: от лихорадки (Алжир), при нервном истощении (Австрия), для снижения кровяного давления, лечения туберкулеза, от чахотки и ушибов, при некоторых заболеваниях почек и печени.
Тирлич-трава, собираемая под Иванов день на Лысой горе, что под Киевом. Как считают чародеи, дает способность к превращению. Она же золототысячник, трава мудрого кентавра Хирона, которой лечил он раны героев. В настоящее время используется больше для улучшения аппетита.
Царские очи, что от суда неправедного спасает, в любом деле помога, жизнь семейную счастливой делает. Росянка круглолистная, не только от комаров избавляет, но и от простуд, бронхита, туберкулеза.
Дягиль кудрявый (он же дудник лесной). "Кто ест ту траву, тот человек никакой не боится порчи; если пойдешь на пир - грызи этот корень хоть раз на дню всю неделю, и всякой боли избудешь; носи тот дягиль на голове - и люди будут тебя уважать". И его используют в разных странах: при неврозах и бессоннице (Польша), гастрит и ревматизм (Западная Европа), при кашле, зубной боли, жаропонижающее (Корея, Россия).
Сколько же их трав волшебных? Видимо-невидимо. Едва ли не каждая. Потому - не станем долее говорить о них - времени не хватит. Те же, кто загадки любит, пусть поищет, например...
"Есть трава Екумедис, растет на старых росчистках, собою мохната, листочки мохнатые ж с одной стороны, ростом в пядь. А кто ее ест порану - и тот человек никакой болезни не узрит..."
"Перенос трава, собою мала и темна, цвет ворон, а как отцветет, то с стручками, в ней семечки. Та трава добра от змей, и уж спит от нее, и всякая нечисть противится (ей) не может. А семя положив в рот, пойди в воду - вода расступится..."
"Есть трава Нукокея, растет по березникам, синя
и пестра, листочки долгоньки, что язычки, а корень надвое, един мужеск, другой женск. А коли муж жену не любит, дай ему женск, - станет любить... а жена мужа не любит, дай ей мужеска...– станет любить..."
В помощь же им пусть будет книга Флоринского В.М. "Русские простонародные травники и лечебники", изданная в 1879 г. в Казани. Только помните: к каждой траве свой подход нужен, свое время, свой заговор...
– Ну что вы там мешкаетесь, не в болото, чай, попали, - позвал их Иван-царевич, уже сидевший в седле.
– Чего стали как рак на мели? Аль травы не видали?
– А ты не гони, - тотчас отозвался Конек.
– Скоро поедешь - не скоро доедешь. Прытко бегают, так часто падают...
И вновь побежала-повьюжила путь-дорожка. Где змейкой полевой, а где и прямоезжая. Долго ли, коротко ли - про то сказка ведает. Да только кончилась леса окраина, испугалась стежка открывшейся равнины, стала таиться-прятаться между холмами, тенью их укрываться. Казалось бы, ну что здесь такого страшного приключиться может? Ан нет, вот тут-то конфуз и случился.
Свернул проселок, лужа и обнаружилась. Лужа как лужа, ничего в ней особого, то ли после дождичка в четверг осталась, то ли испокон века образовалась, преградила дорогу, на солнышке нежится. Неширокая-неглубокая на вид, какая преграда для коня богатырского? Вот царевич и не стал сворачивать, знамо, не царское это дело - лужи объезжать. Вот и подался прямо. А водица та грязь непролазную скрывала, по брюхо коню. Не обошлось, знать, без козней силы вражьей. Владимир с Коньком глазом моргнуть не успели, а Иван уже завяз. Да так аккуратно въехал - ровно вкопал кто. Въехал и стоит, как памятник самому себе, ни тпру, ни ну.
– М-да, - раздумчиво протянул Конек, обойдя его кругом.
– Дела-а-а... Прям как в народе говорят: из князи в грязи. Пошел по вязье, да и сам увязнул. Ума не приложу, что делать-то...
– Аль умом пообносился?
– обидчиво заметил царевич, поняв, что без посторонней помощи ему никак не выбраться.
– Мелешь, окаянный, всю дорогу, без умолку, ветряк не догонит. Вконец уболтал. Твоя вина, вся, как есть твоя. Тебе и думать, как с бедой справиться.
– Смотреть надо было, а то глаза, небось, на версту поперед тебя ехали. А еще к Кощею собрался. Тот тебя не то что вокруг пальца обведет, так угостит - нагишом домой пойдешь. Тут думай - не думай, все одно. Ишь как засосало... Без помоги не обойтись...
– Да где ж ты возьмешь, помогу-то? Кругом куда ни глянь - ширь полей да равнин русских, ажно дух захватывает...
– повел руками царевич, словно в стремлении обнять кого.
– Видать, мухоморов на ночь много отведал, - мотнул головой Конек.
– Даль ему посредь холмов помстилась. Ты поперед шири под ноги глянь, а раньше бы глядел - так и не встрял бы. Чего руками машешь, чай, не ворон ловить. Дорога-то колеей обита, знать, телеги частенько по ней ездят. Может, и деревенька тут где затаилась... Ты, давай, покричи слово свое волшебное, авось поможет. Только погодь, уши к земле приложу...
Гаркнул царевич от безысходности, во всю силушку легких гаркнул. Подождали несколько времени...
Конек как в воду глядел. Послышался неясный гомон, затем из-за ближнего пригорка показалась стайка мужиков, о чем-то перебранивавшихся и размахивавших руками. Одеты они были ни дать, ни взять статисты со съемок фильма-сказки. Домашнего холста порты, рубахи ладные, льняные, с вышивкой, свежие онучи, парадные лапти, легкие зипуны... У всех котомки на правом боку, у двоих за красными кушаками топоры, аккуратные шапочки на головах.
Ближе подошли, глянули, поклонились поясно.
– Здоров будьте, люди добрые. Далеко ли путь-дорогу держите? Не вы ли, часом, кликали? Что за хворь-беда приключилась?
– как-то разом загомонили они, а Владимир, разинув рот, недоверчиво смотрел на них.
Двое возрастом помладше, едва растительность над губами появилась, трое постарше, средних лет, двое еще чуть старше. А молодцы - хоть сейчас в Преображенский полк. Кряжистые, крепкие, Вольги Селяниновичи, да и только. Вот только смурные немного, видать спали плохо, по причине комаров. Никак не мог Владимир в себя прийти, что не чудится ему все, не кажется, наяву видится.