Просто сказка...
Шрифт:
– И Иван что?
– полюбопытствовал Конек.
– Не замай. Не любо - не слушай, а... м-м-м... Уж не знамо, что там промеж Ивана да мужика того вышло, Скоробогатый с той поры все больше помалкивает да ревмя ревет, аки белуга, в три ручья. Гость-то Лихом оказался. Пристроился на печи, корми-пои его... За что? Ну вроде как спас, вторым родителем значица стал. Вот с той поры и пошло-поехало, запрягать не надо. То справный мужик был, Иван-от, хозяйством, а тут... Чуть не каждый день - проруха-наказание. Репа удалась - всю кроты обобрали, подсолнух взялся - вороны повыклевали, зайцы всю капусту да морковь как есть извели, да еще медведь пришел по ульи - под чистую выгреб... Да где же эти лодыри?..
– неожиданно вскипел он.
– Их только за смертью посылать!
И словно укоризной
– Не пойму что-то, разе ж я их на охоту посылал?..
– пробормотал Пахом.
Роман с Демьяном приблизились и грохнули оземь мешок, в котором что-то шевелилось и невнятно подвывало, а также два ведерных жбана.
– Ну и где вас нечисть носила?
– напустился на них Пахом.
– Пошли проведать, да и остались обедать? Так, что ли? Что это приперли? Где Иван?
– Так ты это, Пахом, остынь, погодь ругаться-то, - развел руками Роман.
– Все как есть принесли. Что заказывал. Давай-ка, подсоби мешок развязать...
Из мешка вывалился облепленный какой-то соломенной шелухой мужик, глянул невидящим глазом, помотал головой.
– Пахомушка, родненький, вот уж не чаял встретиться. Думал, исхитили супостаты... Дай я тебя облобызаю, - потянулся он к старшому, раздумал, улегся на бок и захрапел.
– Как же это...
– пробормотал непонимающе Пахом.
– Да что же это... С утречка, как уходили, здоровый был. И где ж он так подгулять-то успел, а?
– Давай все по порядку, - обратился Роман к Демьяну, - у тебя слово за слово вперебой идет, а у меня за каждый плетень цепляется.
– А чего давать-то, - протянул Демьян.
– Пришли мы, значит, к хате Ивановой, а его и близко нету. Мы - к куму Романову. Так, мол, и так, беда приключилась, помощь надобна, где мудреца нашего сыскать? Кум и отвечает. А он, говорит, с Иваном Скоробогатым сговорился, что Лихо с его хаты сведет. Подчистую. Словно и не было. Тот ему чего только не сулил на радостях, клялся всю жизнь за батюшку родного держать, хозяйства-богатства разные... Да и спохватился. Как же ты, говорит, изведешь напасть-то? Чай, не таракан. Иван и поведал думу свою. Я, отвечает, его перепью. Как есть перепью. Угощу-ка я его медом хмельным, а там и об заклад побьюсь: кто первый с ног свалится, тот просьбу супротивника должон исполнить. Любую. Понятно? Чего ж тут непонятного, говорит бедолага, очень даже понятно. Да только как же ты его окаянного перепьешь? Он ведь тоже не лыком шит, не из бревна делан. Балда ты, Иван отвечает, как есть балда. Целиком. Помнишь Василису Премудрую на пиру? Не столько пьет, сколько мимо льет, то в рукав, то под стол. А как под столом озеро образовалось, рукавом-от махнула, так и радуга тебе появилась, и лебеди поплыли... Ну, да дело это нехитрое. Там гостям что лебеди, что цапли - уже все одно было... А справишься? усомнился Иван. Отчего ж не справиться, говорит, двух воевод накормил, так неужто одно Лихо не напою?.. Взял ведро меда, подумал-подумал, второе прихватил, да и отправился...
– Ишь ты, чего удумал, - покачал головой Пахом.
– Ну-ну... Как сам он - вижу, а лиходей-то что?..
– Не запряг еще, не нукай, - почесал бороду Демьян.
– А давно, кума спрашиваем, биться пошел?.. Так уж, почитай, отвечает, часа четыре как минуло. Неужто, ахнули мы, не сдюжил, одолела его сила вражья? Как же, говорит, одолела, аль не слышите?.. Переглянулись мы, не поймем, чевой-то. Прислушались. Батюшки светы! А с дальнего конца села песня разудалая несется, в два голоса, да звонко так... Мы - туда. Где под тыном, собачкой малой, где на цыпочках, от колодца к забору, добрались, одним словом. Выглянули осторожненько в ворота открытые. Глядим - глазам своим не верим. Примостились двое поединщиков на крылечке резном, обнялись, ковшами размахивают, песни поют. Да красно так поют, ажно слезу вышибает. Тут и Роман не стерпел, щас, говорит, спою, а как про ворона черного затянули... Еле утихомирил. Ну, в общем, чего долго воздух-то молоть? Обошли мы избу, значица, с тылу, ждем, когда Ивана по нужде потянет. Мешок с тына соседнего стянули, оглоблю опять же...
– Да-а-а, - протянул Пахом.
– Яснее солнца ясного сказ твой. Небось, дальше кума и не ушли... Ну а вы, робятушки, - обратился он к остальным четверым, бросившим свои бревна еловые опричь Ивана и с недоверчивыми улыбками слушавшими рассказ Демьяна, - пошто задержались? Постой, постой, и уходили - с двумя топорами, а вернулись с одним. Что за чуда-юда такая приключилась?
– Лешой попутал, как на духу говорю - лешой, - нехотя отозвался Митродор.
– Только подошли мы к леску тому, да к дороге Муромской...
– Какой такой Муромской?
– удивился Пахом.
– Муромская - она в верхнем миру, что ты мне тут плетешь?
– А так Муромская. Три сосны при ней. Вот ежели пойтить по ней на восход, непременно в Тмутаракань угодишь. Там небо с землей сходится. Так ты прямо-то не иди, в ворота, а сверни да в калиточку. Тут тебе и мир верхний откроется...
– Сам удумал?
– поинтересовался Демьян.
– Али подсказал кто?
– Чья бы корова, - огрызнулся Митродор.
– Иди вон народ уху варить учи. Мне купец заезжий рассказывал...
– Погодь, погодь, опосля про купца врать будешь, - осадил его Пахом.
– По делу молви.
– Так я и говорю. Три сосны - оно примета верная. И все три на заглядение, сухостой, а крепкие на вид, что твой шлагбаум. Мы во мнениях и разошлись, какие две из трех взять, а какую оставить...
– Вот непутевые!
– всплеснул руками Пахом.
– Да чего уж там, помирились... Лешой, вернее, и примирил. Ну, тот, который и топор... того... В общем, вышел он на шум из-за дерев, да и говорит: вы, говорит, ребятушки, мне сейчас все зверье пораспугаете. Давайте-ка я вас рассужу. Взял он топор один, Прову протянул. Метай, мол, его подальше, со всей силушки. Кто первый найдет, тому первое слово, кто второй - второе... А остальные уж не взыщите. Пров и метнул. Не в чисто поле, а в чащу лесную, да не со всей силушки, а со всей дури своей непомерной... Только мы было искать, - засомневались. Как же это второй найдет, коли первый уже нашел?.. Мы - к лешому, разъясни, мол, а того уже и след простыл. Туда-сюда, потыкались-помыкались, делать нечего. Срубили две лесины...
А вот что касается трех сосен: Казалось бы, и песня есть, и сосен в Муромских краях видимо-невидимо, а легенды, с ними связанной, не нашлось. Как ни странно, даже известное всем выражение "в трех соснах заблудиться", также не имеет хорошего объяснения своего происхождения, хоть и встречается оно даже в солидном труде М.И. Михельсона, изданного в 1896-1912 гг., "Ходячие и меткие слова". За исключением цитат из М.Е. Салтыкова-Щедрина, где три сосны связываются с пошехонцами, нет источника, к которому можно было бы отнести возникновение данной поговорки. Более того, даже в анекдотах о пошехонцах, собранных и изданных Василием Березайским (кстати, пользовавшимися популярностью и неоднократно издававшимися), анекдота о соснах нет.
Неужели же так и останемся без какой-нибудь муромской легенды? Может быть да, а может быть и нет. Есть, как нам кажется, сказка-быличка, языком своим да содержанием очень хорошо передающая первозданную прелесть этого края. Нам кажется, а вам решать.
"... Могучи и темны вековечные леса вокруг древнего города Мурома. Живет в них зверье непуганое, хитрости человеческой никогда не знавшее.
Идет через муромские леса широкий царев тракт. А от него ныряют в дремоту буреломов заросшие бурьяном стежки-дорожки. Кто их протоптал? Куда ведут они? Никто не знает.
Но... Чу! Стук копыт по старой дороге. Всадник. Ветки хлещут по шапке собольего меха. Поворот, другой... Замерцал вдруг в чаще огонек. Цок-цок - вынес измученный конь на поляну, к черному от старости домику.
Спрыгнул с коня добрый молодец. Тишина кругом, собака не залает, не скрипнет колодезный ворот...
– Эй, хозяева! Принимай государева человека на постой! Заплутал я...
Отворил ему дверь старичок в потертом егерском мундирчике, свечой дорогу осветил:
– Кто будешь-то, сказывай.