Просто сказка...

– Иван я, сын царский, царевич, значит, царства Двунадесятого. К Кощею дело имею. А это вот Владимир, - и замялся, не желая, видимо, позорить товарища по путешествию "инженером" перед мужиками.
– Из Москвы он, - наконец нашелся Иван, отводя глаза в сторону.
– В Киев ему, к мудрецам.
– И снова замялся.
– Опять же, лошадь...

Конек свысока глянул на зардевшегося царевича, но промолчал и гордо отвернулся.

– Роман, Демьян, Лука, Иван и Митродор Губины, близнецы-братья, Пров, Пахом, потому как старшой по годам и разуму, - скороговоркой произнес на вид самый пожилой селянин, по очереди тыкая в остальных пальцем, последним задерживаясь на себе.

– Так что за беда?

– Али сам не зришь?
– накинулся царевич на Пахома.
– Ехал прямо да и попал в яму. Ввалился, как мышь в короб.

Мужики снова нестройно загомонили, гурьбой неспешно обошли завязшего Ивана и столпились кружочком. И, как то обычно бывает, сразу же взяли быка за рога - перешли от частного к общему. Частная проблема, она частная и есть, ни славы от нее, ни поживы. Другое дело - общая. Общая - она от слова общество, стало быть, всему обществу важная и нужная. А раз так, тут не до частностей. В общем, забыли мужики про Ивана. Начисто забыли. А про яму - нет.

– Засыпать ее надоть... Кум что говаривал, дня не проходит, чтобы кто в эту ямищу распроклятущую не влетел...

– Так нельзя же засыпать-то, с живым человеком? Достать сперва надо...

– Как же ты его достанешь, коли не засыпал сперва?..

– Да ты погодь, погодь, ежели бы я поначалу засыпал, он бы и не утоп?..

– Утоп - не утоп, про то бабка-ворожея ведает. Вон, Ермолай-мельник, шел себе улицей, да и наступил на грабли. Откуда, спрашивается, им взяться? Сам же и потерял. Так и тут. Может, на роду у него написано, где воробью по колено, там молодцу по пояс.

– Да ты погодь, погодь...

Ну а уж от "да ты погодь, погодь" до "ужо постой!" рукой подать. И как, скажите на милость, после этого не возникнуть драке? Сцепились вроде Лука с Иваном, остальные разнимать полезли, вот тут-то и началось. Потеха приключилась, не из лихости неуемной, не из чувства острого за обиду неправую, - из желания единственно мир учинить.

– Слышь, мужики, погодите... Ну нельзя же так... Да погодите, что скажу!
– надрывался Иван-царевич. Он явно не прочь был принять участие в миротворении, только вот болотина не пускала.

А те и не слышат - заняты. То один вылетит из кучи-малы, то другой; шмякнется на землю, посидит, головой повертит, смахнет рукавом под носом, и давай обратно в потасовку, замирять.

– А ты, молодец, не желаешь поразмяться?
– обратился Конек к Владимиру, и, заметив отрицательный жест последнего, заметил: - Твоя правда. Им человека из беды вызволять надобно, а они потеху устроили. Чисто дети малые. Теперь раньше полудня не жди. Знамо - на полдни обед...

И, словно вняв Коньку, драка постепенно пошла на убыль, а затем и вовсе сошла на нет. Мужики еще некоторое время попереругивались, вяло попихивая друг дружку со словами: "А ты хто такой?", после чего, совсем уже утихомирившись, вновь гурьбой подошли к луже.

Вот тут-то мы и остановимся, поговорим о боях кулачных, забаве исстародавней народной. Уже Нестор в своей Повести упоминает об этой "забаве", называя ее "бесовской". И вправду, как не боролись с ней... Кстати, кто? Ну, во-первых, церковь - погибших в кулачном бою запрещалось отпевать и хоронить на кладбищах. Во-вторых, государство - см., например, Указ от 24 дня 1726 г. ...а все не в прок, говоря словами И.А. Крылова.

Да и что может быть хорошего в драке? "Как скоро противники станут друг против друга, то немедленно начинается кулачный бой. И в короткое время бойцы до того остервеняются, что поражают своих противников руками и ногами в лицо, живот, грудь и другие чувствительные места (называемые нашими предками причинными местами - вот и говори после этого о честном поединке, если разрешены удары ниже пояса!). Нередко бывает, что ногие бойцы лишаются жизни на месте боя, а победители приобретают от всех похвалу и одобрение". Так пишет в своих заметках о России барон Герберштейн, оказавшийся случаем в гостях у великого князя Василия Ивановича.

И что же? А вот что.

"Когда начинаются кулачные бои, на них сосредоточивается внимание всего населения. Бросается общественное дело, бросается всякая работа по хозяйству дома. Член Правления Губкредит союза А.И.Быков рассказывал мне, что как-то на мяслянице ему пришлось быть в Большой Верейке по служебной командировке. Собралось порядочно народа, но перед самым открытием заседания все вдруг поднялись и стали выходить.

– Куда же вы, товарищи?
– обратился к ним, ничего не понимая, А.И.Быков.

– Как куда? А у нас же сегодня кулачный бой, разве не знаете? Сейчас начнется, - удивленно и обиженно заявили члены собрания, и все как один поспешно оставили зал заседания. Собрание, конечно, не состоялось".

Еще? Пожалуйста.

"...мы немедленно отправились в здание старой школы, где назначено было организационное собрание по открытию мелиоративного товарищества. Нас ожидали, но собралось всего человек двадцать.

– Почему же так мало?
– спрашивает Пашкевич собравшихся.

– Да немножко не во время собрание то, - отвечают крестьяне.
– Вот пройдут бои, тогда придут записываться. Интересуются товариществом многие, дайте только боям пройти.

Собрание прошло быстро, скомкано, в надежде, что все детально разберется потом, на свободе, после боев. Бывшие на собрании крестьяне чуть не каждую минуту смотрели в окна на двигавшиеся теперь уже довольно густые толпы кулачников, стягивавшихся все к тому же Подгоренскому мосту. По окончании собрания все присутствовавшие поспешно записались в члены мелиоративного товарищества... после чего все участники собрания чуть не бегом направились к месту боя..."

А дальше что? А вот что.

"Высокие, здоровые, уже немолодые бородачи, у которых руки были как оглобли, кулаки по доброму горшку, они били по чем попало, стараясь свалить противника с одного удара, чтобы он лягушкой распластался на снегу, и от их ударов уже несколько человек выбыло из строя и окровавленные, с разбитыми лицами, выползали кое-как на четвереньках из толпы на простор. Тут на свободе они отлеживались прямо на снегу, приходили в себя и некоторые поднимались и снова бросались в бой".

Чем же "сердце успокоится"? А вот чем.

"По окончании боя многие... разъезжаются по домам с поломанными ребрами, с выбитыми и подбитыми глазами, оглушенные на одно или на оба уха от разрыва барабанных перепонок, и чем больше таких искалеченных людей дает бой, тем больше он возбуждает разговоров... а если в результате боя бывает одно или два убийства, то эти случаи входят, так сказать, в летопись данного села..."

Это с одной стороны. А с другой...

"Сами бойцы о своих членовредительствах рассказывали с шутками, восторгаясь только что закончившимся боем, который в этом году, по их словам, особенно удался. Каждый теперь на свободе рассказывал кого он ударил, кто его ударил и как ударил. Рассказывал страстно, с увлечением, как охотник о том или ином инетерсном случае на охоте, как спортсмен".