Против течения (сборник рассказов)
Шрифт:
Попросить у отца пистолет? – Нет, не положено. Да и вообще ничего родителям говорить не надо. Мама ещё в обморок упадёт... Папа–то, конечно, что-нибудь придумает. Нет, лучше ничего не говорить, а то как Вальку Прокофьева заберут из интерната и школы и устроят на работу в гараж учеником слесаря... Нет, не хочется быть учеником слесаря. Лучше молчать и учиться. Иначе не стать Главным конструктором».
Приближаясь к дому, Серёжа размечтался о самом земном: о маминых рыбных пирогах и о Машкиных пирожках, которых он так пока и не попробовал... А хотелось.
Родители уже нетерпеливо ждали его. Мама снабдила его полотенцем и свежим бельём. Серёжа сходил в ванную, искупался, переоделся, зашёл на кухню. Там его ждал уже обильно накрытый стол.
– А Люда где?
– Да спит уже. Времени–то уже много. А ты садись за стол и кушай. – увещевала своего истрёпанного животным страхом сына мама.
Никогда ещё у Серёжи не было такого «волчьего» аппетита. Он с какой–то неистовой жадностью набросился на стоящие перед ним разносолы. Сметая всё, попадавшее под его ещё слегка дрожавшие руки. Мама и папа жалостливо, явно с сочувствием, смотрели на своего проголодавшегося сына. Может быть, они думали, что в интернате ухудшилось питание... но когда мама вышла за чем–то в Людочкину комнату, папа, видимо что–то заподозривший по необычному поведению «таёжника» Серёжи спросил:
– Ну, как сегодня добирался? Случилось что-нибудь?
– Нет. Всё нормально. Немного страшновато только по темноте идти, но ничего... привыкну. – бодро рассеивал отцовские подозрения наш основательно подкрепившийся и заметно повеселевший герой. «Подумаешь, волки! Тайга большая – всем места хватит! Ходить бы с ружьём, то не только волки, но и медведь бы матёрый убежал!» – Это так думал заметно осмелевший в родных стенах наш легкомысленный и бесшабашный герой.
Когда Серёжа улёгся в свою постель, последней его мыслью было: «Видела бы Маша Зыбина, как он шёл с кинжалом на голодную стаю волков! Каждый день приносила бы в школу по мешку пирожков... А я уже дома наелся... Ещё... один... пирожок».
Спи, наш юный герой! Ты заслужил этот отдых своей наследственной, никуда и никогда не исчезающей доблестью!
После этого случая Серёжа некоторое время предпочитал ходить из интерната домой по длинной, считавшейся более безопасной, дороге. Там он, действительно, ни волков, ни медведей, ни рыси не встречал. Но... целых 17 километров! Дорога отнимала 3–4 часа драгоценного времени быстротекущей жизни (И до сих пор любит наш Сергей Васильевич подолгу бродить по окрестностям областного центра, любуясь борющейся за своё существование природой и бессильно нервничая, видя повсюду наваленные бестолковыми горожанами всё увеличивающиеся горы зловонного городского мусора).
Потом Серёже снова пришлось идти домой по просёлочной дороге, но волков он там не встретил. А вот через неделю опять наткнулся на стоявшую на его пути волчью стаю. Снова пришлось с ножом в руке идти на алчные волчьи глаза, но волки и на этот раз уступили ему дорогу и почти не преследовали его. Серёжу даже как-то увлекла эта игра с волчьей стаей (Нет, Серёженька, это была игра со смертью... Тебе просто повезло).
Потом он даже не вынимал из–за голенища сапога сой нож, а просто проходил мимо лежащей неподалёку от дороги волчьей стаи. Волки спокойно лежали вокруг своего вожака и даже не поворачивали в сторону проходящего по дороге Серёжи свои головы (волки вообще, в отличие от праздных людишек, не любят вертеть своими башками).
Серёжа как-то раз даже подумал: «А не прихватить ли для них какого– нибудь угощения?». Но, вспомнив отцовское наставление: «Кормить надо только домашнюю скотину. Лесная дичь сама себя прокормит. А если будете приваживать её кормом, она рано или поздно погибнет. И вообще в дикой природе всё само себя кормит» передумал и отказался от своего намерения.
Хотя и мелькнула мысль: «А кормушки для косуль? Или это только на глубокий снег?».
Серёжу долго так и подмывало рассказать своей симпатичной соседке по парте Маше, да и интернатским подружкам о своей ночной встрече с волками, но он всё же не сделал этого (скромность ведь украшает человека... Не правда ли?). Зато спустя шесть десятков лет как залихватски рассказывал он о своих молодеческих подвигах
своим внукам и правнучкам! Те были в полном восхищении и гордились своим героическим дедом!... А, может, всё– таки надо было рассказать Маше об этом случае?...А потом Серёжа даже как-то сдружился с этой волчьей стаей. И действительно, у него свои дела, у них – свои заботы. Он на них не охотится, они тоже на него не нападают. Живут себе дружненько рядом. Волки вообще предпочитают нападать на ослабленных, больных, молоденьких или уж совсем израненных особей. На здоровых и сильных они нападать опасаются, потому что раненый волк сам становится добычей и, рано или поздно, погибает. Но зато наши, заповедные волки, никогда не завидовали холёным и изнеженным домашним собачкам. Может быть, они были кровными братьями нашего героя?
В те далёкие годы трудовой народ отдыхал мало, зато трудился больше и как-то самоотверженней. Первого мая все отдыхали, а уже второго мая дружно отправлялись на свои рабочие места – строить коммунистическое завтра для Вексельбергов, Гусинских, Ходорковских, абрамовичей и прочих авенов–кохов, за что те и остались признательны до гроба нашему трудолюбивому и простодушному народу.
После первомайского «праздника» второго мая все возвращались в свой родной интернат. Сходив в школу и пообедав в интернате, старшая ребятня переодевалась и скопом через железнодорожные пути шла к Ильмень–озеру. Второго мая всё Ильменское озеро было покрыто ещё толстым слоем немного посеревшего льды. Только рядом с берегом лёд на 2–3 метра отходил вглубь озера. А у берега была обжигающая ладони вода. Ребята раздевались, загорали, бегали вдоль узкой водной глади, смеялись, веселились. Потом среди них обязательно определялся один, самый отчаянный (или самый дурной, если вам так угодно), который заходил в ледяную воду, окунался с головой, шумно плавал между небольших льдин и весело подзадоривал остальных пацанов:
– Ну, кто ко мне? Вода–то тёплая! – и пулей выскакивал из этой «тёплой» воды.
Потом его примеру следовали другие ребята, потом купание становилось всеобщим... Одним словом, интернатские безбашенники второго мая первыми открывали летний купальный сезон на Урале (В те времена не только бассейнов, но даже и крытых хоккейных коробок не было).
Самым удивительным после таких массовых купаний в ледяной воде было то, что потом никто и никогда не простывал. Серёжа естественно, тоже участвовал в этом веселящем душу мероприятии. Моржами их никто тогда не называл, все просто звали их «интернатской шпаной».
Иногда к их весёлой компании присоединялся и воспитатель Пётр Николаевич. Он спускался к берегу, аккуратно расстилал газетку, садился на неё, снимал пиджак и ботинки, и тоже наслаждался весенней погодой, внимательно поглядывая на веселящихся и плавающих среди льдин сорванцов. Скорее всего, он просто страховал их от всяких возможных неприятностей. Но в интернате подобрался закалённый народ: все умели плавать и особенно любили это делать в ледяной воде среди плавающих льдин.
Потом все шумной весёлой толпой через железнодорожные пути возвращались в интернат к уже ждавшему их ужину... Да, хорошее, беззаботное было время!
Пётр Николаевич был весьма своеобразной замечательной личностью. До прихода на работу в интернат он служил в милиции. О причинах его увольнения из органов поговаривали разное, но, как это часто бывает, толком никто ничего не знал.
Мы иногда (раньше) вскользь намекали, что в «органах» у нас служат в основном малоспособные к творческому труду полубездельники и проныры. Сейчас мы приносим всем сотрудникам свои искренние извинения... Интернатский воспитатель Пётр Николаевич был чрезвычайно талантливой личностью. Прежде всего, он был замечательным художником. Портреты современников, выполненные им, вызывали всеобщий ажиотаж и восхищение. Он любил рисовать портреты интернатских воспитанников (особенно младших) и просто дарил эти классические исполненные портреты родителям своих подопечных.