…Так и было: встречали их песней недужной и вечной, —что прощанья, что встречи – у нас эта песня одна, —и с Великой войны принимая калек и увечных,над великим страданием выла больная страна.Так и было: поникли убитою славой знамёна,горьким дымом тянуло от скорбных, голодных полейнад венцом подневольным униженной царской короны,под оглохшим набатом святых Православных церквей.И от зорь нестерпимых на годы полмира ослепло, —это небо пылало, и пламени не было дна,это было исчадьем грядущего вечного пекла.И на Русскую землю всходил Сатана.
1987
«Ждать ли нам Воскресенья?..»
– Ждать ли нам Воскресенья? —Страшный ветер, дикий ветер с окраин идёт.Чёрный свет наши застит глаза, совесть жжёт.Что нас ждёт?Что – п о т о м?Царской кровью навек бесовьё повязало народ;и Царевич без крика кричит окровавленным ртом:– Вам не будет спасенья!
1987
Измышления
Бывают
странные сближения.
Стылая в небе мерцает слюда,жаркая в луже дымится звезда.Думай неспешно, тебя берегутночь до рассвета и медленный труд…Если бы нам иудейство принять, —может быть, Лазарь не смел разорятьстольной Москвы, сорока сороков?Может быть, не было большевиков?Если бы в Калке иссякла вода, —может быть, нас миновала Орда?Если бы памятным ветреным днёмморя хлебнул злополучный паром, —может быть, бунт задохнулся и сник,и не сгодился тупой броневик?Если б крестьянству поверил Колчак, —может быть, поднял сибирский кержакгрозные вилы в поход на совдеп?«Власть – адмиралу, крестьянину – хлеб!»Если б сознательный душка-эсервновь зарядил боевой револьвер, —может быть, вождь – низколоб и усат —был бы оплакан годков в пятьдесят,и не узнал мой несчастный народ,как за колючкой побудка ревёт?Если бы мы повернули штыкив тыл, где жируют и спят м – - ки, —может быть, враз был отброшен и смятэнкаведэшный расстрельный отряд? —Красное знамя повергнуть смоглии под трёхцветным к Победе пришли?Если б не клич ананасы сажать, —может… да что ж о пустом толковать?Если бы брови повыщипал тать, —может… (Но надо подробней сказать,просит душа, невозможно уснуть;славить живых ли, иль мёртвых лягнуть:долг – гражданину, писателю – честь;гневная совесть подвигла на месть, —был как живой анекдотец для всехныне покойный великий генсек,славный прозаик и много Герой,ввёл в обиход всесоюзный застой,впрочем, был прост и глядел молодцом,хоть не в ладах был с родным языком.)Если бы брови повыщипал тать, —может… но нечего боле сказать.Если бы власть не прибрал Горбачёв, —может, исполнив наказ Ильичёв,вспять повернула речная волна? —Лучшим болотом – без края, без дна —ныне б по праву гордилась страна, —хваткий парнишка, широкая кость(гвозди б… да он от рождения гвоздь!) —ставит рекорд, заплывая на срок:«Лобное место – Владивосток».Если б… да время не движется вспять.Нечего, значит, на Бога пенять.«Ухнем, дубинушка!..» Всё это сны.Эти стихи в альманах не годны,вьюношам строчки твои не нужны,критике мысли твоей не понять,в толстых журналах тебе не блистать.Стало быть, нынче пора отдохнуть,мозг отключить и спокойно уснуть.Завтра продолжишь нетленной строкой:Если бы Ельцин, народный герой,впятил им в…И т. д. Спать.
1988–1989; из цикла «Растерянность»
Пушкин
I
…Быть может, шёлк знамён, познавшихполя кровавые войны,и сон могил, и память павшихво имя трона и страны,и наших дней служенье злое,и славы ржавые венки, —в веках воистину не стоятего единственной строки…
II
…За то, что белый свет не бел,что путь наш – мрак и просветленье,что всякой муке есть предел, —России послан во спасеньеего высокий чистый глас.И он нас выстрадал, – и спасна остриях противных мнений,на столкновеньях чуждых рас, —закатной мглы – и тьмы азийской.…Вдове Поэзии российской, —его последней болью ставшейв два пополудни, в смертный час, —судья лишь Бог, его пославший.И неподсудной быть – для нас.
1985–1987
«Лишь при лампе, в ночи златоглавой…»
Лишь при лампе, в ночи златоглавой,мне покойно – и хочется жить,заслужив это горькое праводо рассвета с тобой говорить.До холодного тусклого света,до неяркого нищего дня…Голубая, всегда в эполетах,как живая, идёшь сквозь меня,осенённая бывшею славой(и её ты сберечь не смогла),над тобой простирает двуглавыйзакалённые в битвах крыла;да сияет над грязью и потомПравославья великая твердь(осквернённых святынь позолота,на года онемевшая медь);да нечаянным жаром согретыхсвет и мука любимейших книг(дорогие глаза на портретахнезабвенных страдальцев твоих), —вот и всё, чем была ты и стала,чем, возвысившись, в мире жила…В муках новую веру рождала —и больное дитя родила.И пленясь им, худым и беспутным,ради этих н е я с н ы х к р о в е йты в пути и во сне беспробудномпожирала родных сыновей.А очнувшись, всплеснула руками,огляделась в печали кругоми глушила слезу кабаками,опиваясь дешёвым вином.И тебя ли – родную – мне славить,волоча, как подстреленный,
стих? —Но дороги твоей не оставить,но себя на земле не представитьбез кровавых преданий твоих.
1987
«Сколько зим, сколько лет и который уж год…»
Сколько зим, сколько лет и который уж годбез креста, без звезды по могилам…И всё полнится список калек и сирот.Что в тебе бесновалось, незлобивый род,что вело тебя веком постылым?Ах ты, горькое горе, людишки-людьё,Русь моя, пьянь, да рвань, да тоска, да тоска без предела.Помрачась, отдала на закланье в жидьёего белое Царское тело.И для горстки ушедших в поход Ледянойчёрный саван в приданое шила,и, утративши веру, глядела с мольбой,как во мглистых степях над казачьей рекойищет смерть в искупленье Корнилов.Мы прекрасной землиуберечь от врага не смогли,тёмен край наш и дик,запустел Богородицы дом, —только как мы с ума не сошли,только как мы с ума не сойдём,видя смертные корчи единственной этой земли!И одно нам осталось: хранить наш великий язык,чтобы дальний потомок наш могведать смысл давних слов в своей светлой и ясной дали —муки, совесть и Бог.
1994
«И вот зима ступает на порог…»
И вот зима ступает на порог.
Окончен бал, и ветер свечи тушит.
И дышит вьюгой, задыхаясь, Блок, —
и н о й зимы предчувствуя удушье.
А завтра – кровь позор страны закон
временщиков нагайка хам диктатор, —
и новой ложью вызолотят трон.
И крест несёт последний Император.
1986
Никитский бульвар
Стонет весь умирающий состав мой,
чуя исполинские возрастанья и плоды,
которых семена мы сеяли в жизни, не
прозревая и не слыша, какие страши-
лища от них подымутся…
Над нами твердь звезда ми зажжена.И ветр сквозной. И кривизна земная.И в поднебесье скверная лунаплывёт из Гамбурга,куда не зная.Века разбоя. Клевета. Хула.Но был наш замысел смирен и кроток,покуда в ум заблудший не вошламысль чуждая, чужих умов забота.Земля! Отечество! – не звук пустой.Кто люб, тот бит, – поймёшь не по присловью.Тобой живёшь – и говоришь с тобойи с ненавистью, и с любовью.Отечество! Земля! – худая мать,степные сны, проклятые вопросы.Извёл и жизнь, и век – тебя понять,в чужих краях душой, —о с т а л с я с н о с о м.Полным-полна печаль твоих дорог!И в оный день, в неясном вечном шуме,себя сжигая, замолчит пророк, —войдёт убогий в з н а н ь е —и безумье…
1987
«…И сходили, как в пропасть, в могилы одни…»
…И сходили, как в пропасть, в могилы одни,и чуть брезжили давние – прежние – дни,и заря кровенела зловеще и трезво, —век смердящий лютел,по-звериному пел,выжигал человечье калёным железом.Но бессильные тянутся пальцы к перу,и – как прежде – волнуются мысли в отваге,и встают письмена – и сгорают к утру,и – рассыпавшись пеплом – летят на ветру,и немеют листы почерневшей бумаги.Наша память – кандальный Владимирский тракт —замерзает в этапах, больных и усталых,в тундрах, полных людей, обгорает в кострах,тонет чистой слезой в замутнённых каналах.…Ну а и м, – из безродья выводят и тьмыи возводят на трон сапоги-кровоступы, —от слепящих снегов туруханской зимыдо знобящих бессонниц кремлёвской тюрьмыпуть.По трупам.
1987
Завтра
…мы так же, корчась, упадём, —мы руки слабые сомкнёмна обожжённых жаром лицах,и станут пеплом и огнёмземные вечные столицы;а тот, кто выживет, сочтётдни смертной муки и проклятья,и сам в безумье проклянётотца, и мать, и ночь зачатья;и равнодушный круг луны,взойдя надмирно и высоко,на злое празднество войнывоззрит, как праведное око, —так я, разрушивший земнойприют отшельника лесного,к его обители леснойпридя нежданно и без зова,в его замшелый древний домвпустивший гибельное пламя,слежу за гибнущим жукомсухими жадными глазами,слежу, как мучимый огнёмпо пню он мечется – и мчитсяв безумье огненным путём,как панцирь глянцевый на нём,от жара лопаясь, дымится, —мы так же, корчась, упадём…
1984
Афганская баллада
Оставив дом, за грань родной державыуходим мы – куда труба звала, —как будто вновь – как встарь – орёл двуглавыйвознёс над миром хищные крыла.Горяч и ярок свод небес Востока,длинны дороги, долги злые сны.А впереди – во тьме – рабы пророка,чужого бога тёмные сыны.Зелёный флаг; зловещий полумесяц,как век, ущербен. И приказ не ждёт:в любом бою, в жестокой кровной меститебя нательный крест обережёт.Ах, не про то! И где он – бранной славы,с равнин дунайских и балканских мест —наш гордый стяг, омытый кровью правой?Где Православья, торжества Христова,стальным штыком, живым Монаршьим словомв д р у г и х боях спасённый нами крест?…Так далеко трубач поёт сраженье,тех перевалов так неясны льды.Но пыльный ветер в Русские селеньяприносит запах гари и беды.