Прыжок с кульбитом и валидолом
Шрифт:
Второе, деньги. Как обычно, их нет, и это неудивительно. Все доходы уходят на расширение бизнеса. Всего-то, что удалось купить с барышей, так это гитару. Поюзанную, но приличную Фендер, 'Страт' 1971 года. К ней предлагался комбоусилитель 'Roland blues cube artist', совсем недорого, как не взять? Прицепом пошла пара микрофонов 'Helicon MP-76' и совсем неожиданно комбик 'Marshall AS100D'. В сотню тысяч рублей не уложился, пришлось добавлять с кредитки. Координаты этого интернет-магазина сохранил - цены гуманные, еще придется туда нырять, я чувствую.
Но позже, пока денег нет.
В тяжких думах я заснул, причем без всяких путешествий. На сегодня хватит, решил я. Здесь по-стариковски поваляюсь.
Проснулся хорошо отдохнувшим. Процесс становится все более управляемым - захотел побыть один, и побыл. А как здорово просыпаться без будильника и боли в колене! Про тяжелое сердце с коликами в боку я давно думать забыл...
Утреннее солнце лезло в раскрытое окно, впуская заодно свежесть и шум недалекой улицы. Ночью прошел дождь, прибил пыль и остудил раскаленный асфальт. В двухместной палате вторая койка пустовала, что говорило о высоком уровне подаренного вчера коньяка. Еще бы, бригаде досталось по бутылке 'Еревана', а на общий стол - совсем редкий 'Двин'. Во время операции врачи роняли слюни, собираясь 'оценить' напиток после работы, в ординаторской. Им должно было понравиться, ведь этот продукт вкушал сам Черчилль. Говорят, попыхивая кубинской сигарой, старик нахваливал армянский коньяк 'Двин'.
Привычная уже последовательность 'зарядка, душ, завтрак' была сокращена до одной процедуры, завтрака. Мочить и напрягать ногу было нежелательно. А вот ходить на костылях разрешили. Потихоньку, полегоньку, без фанатизма.
Позвонил лысому доктору, и договорился о полном обследовании внучки. Схема оплаты услуг продуктами питания его вполне устроила, а с Георгием Шотовичем операция обговорена еще вчера. Ну что, теперь можно и выдвигаться. Главное - костыли не забыть еще и для Веры.
Глава двадцать третья, в которой любовный треугольник становится пирамидой
На веранде мало что изменилось. Антон занимался самолечением, девчонка кусала губы. Я тихонько переложил костыли под тахту, попил квасу из литровой кружки, и блаженно зажмурил глаза. Что ни говори, а вода и воздух здесь другие...
Повернулся к девчонке:
– Как ты относишься к операции?
– план действий у меня сложился полностью.
– Да хоть сейчас!
– сквозь зубы угадала она правильный ответ.
Ну что ж, будем считать это согласием. Опасный план, с непредсказуемыми последствиями, зато с твердой уверенностью в докторе. А что? Девчонка страдает, надо помочь.
– Нет!
– ожил Антон.
– Не надо!
– Надо, Федя, - возразил я.
– Скажи-ка, брат,
– А если не получится?
– парень стоял на своем.
– Не получится что? Голова или операция на мениске?
– Не получится вернуться! Если девчонка там застрянет?
– Не вижу проблем, - отрезал я.
– Застрянет там, будет жить дальше. И не погибнет здесь в феврале, через восемь месяцев. Ты же понимаешь, о чем я говорю?
Он понимал.
Испытания на кошках прошло с несомненным успехом. Муся, оказавшись в моей квартире, проявила исключительную живость и нюх - сразу рванула на кухню, где моментально подъела Алискин корм из блюдца. Потом напилась воды и улеглась вылизываться, поглядывая на меня - вдруг еще чего вкусного перепадет?
Моя кошка, ошарашенная вторжением, и смелостью никогда не отличавшаяся, забилась в дальнюю комнату под кровать. Пришлось ее оттуда выковыривать, дабы продолжить эксперимент. На веранде, в контрольном пункте маршрута, она немедленно повторила свой фокус с исчезновением под тахтой. И пока Муся вкушала усиленный паек космонавта, парень весь перепачкался в пыли, извлекая пропажу. Потом, уже дома, она полдня дрожала в попытке помереть со страху. Но это не путешествие во времени виновато, а трусливая натура кошки. Так что перемещение биологических объектов у меня сомнений не вызывало.
– Ты же знаешь, - сказал я.
– Знать-то знаю, поверить не могу, - вздохнул Антон.
Содержимое серой папочки с компиляцией документов, видимо, к нему перетекло успешно. Однако закончить разговор - ни с Верой, ни с Антоном - мне не дали.
Вдруг распахнулась дверь, впуская запыхавшуюся Алену. Вид у нее был растрепанный и возбужденный. Поймав мой взгляд, она облегченно вздохнула. На ощупь, привычно уже, осела на тумбочку у порога. Но терять сознание, как в прошлый раз, не стала - просто поправила на коленях славное ситцевое платьице в горошек.
– А на улице говорят - убили, - прошептала она, наконец.
Глаза набухли, по щекам потекли ручьи.
– Слухи о моей смерти несколько преувеличены, - ответил я за Антона знаменитой фразой, подходящей к ситуации как нельзя лучше.
Парень дернулся в благородном порыве, желая утешить девчонку, однако я его осадил:
– Тихо! После операции на колене нужен покой.
– Какая еще операция?
– опешил он.
– Когда это ты успел?
– Сам удивляюсь, - ответил чистой правдой.
– Но не суетись, ладно? Потом поговорим.
Вера высунула нос из-под пледа, и затуманенный взор Алены мгновенно сфокусировался до лазерной остроты, огнем высушивая слезы.
– Что здесь делает эта курица?!
– вместо соленых брызг из прекрасных глаз теперь летели голубые искры.
Антон молчал, не зная, что сказать, а я вмешиваться пока не собирался. Пусть сам разбирается со своими пассиями.
– Болею я здесь,- спокойно отреагировала Вера.
– А ты чего приперлась, сучка крашеная? Мало волос тебе вырвали на набережной?