Психология свободы

И как во всяком деле, у одних получается лучше, у других хуже, а некоторые способны на результаты уникальные. Ясно, что именно их знания – как результаты саморазборок! – являются достойной внимания человечества вещью. Даю вот и я личные психоотдифференцировки, какие сумел сделать. До которых, так сказать, добрался, доэволюционировал на стезе выбранного и обозначенного здесь направления.

Провернём сказанное на одну смысловую грань. Тогда жизненная стратегия, делающая человека подвижником, будет звучать так: взятие себя для себя. Обычно, как ни странно, человек в этой жизни того не делает, во всяком случае, делает не в полной мере, – даром что иные только и делают, что о себе заботятся. Всё потому, что в навязчивой постоянности – хитро подменяем себя как адресата. Подспудно обхитряем самих себя.

Жизнь – всецело твоё порождение. Ведь ты собираешь её для себя как что-то строго и безвыходно субъективное. Последовательно проявляешь её для себя в дифференцированной субъективистской конкретике, из недифференцированной сплошноты субъективных возможностей. В порядке чего неизбежно завязан на её всю. А потому в ней ничего не способно произойти помимо тебя, – как ни крутись, получается так.

Что ни происходит, то от тебя, хоть на первый взгляд так вовсе и не кажется. К любой происходящести (войны на другом конце Земли, ураганы, извержения, да мало ли что ещё) ты причастен, в любой происходящести из нашей жизни – наш личностный момент, хоть это и звучит дико для человека современной Западной культуры. Но ничего не поделаешь! Единственная кость, которую могу ему бросить, человеку такой культуры, это что понятие "личностный" тут можно заменить на "свойственный" – как проистекаемость от понятия "свой", – и не больше.

22. Вот примерно о каких вещах призвана идти речь в этой книге. И помнить читателю всё время надо одно: автор при всём старании не сможет никого ввести в психотехнику, если он, вводимый, не будет хотеть ввестись. 

На конец вводного раздела признаюсь: сделал его таким забористым специально – чтобы отсечь на нём людей случайных. А кто сподобился его прочесть, тому стоит сесть поудобней и по возможности расслабиться – дальше пойдёт совсем круто (но чтобы не испугать, отмечу: круто не обязательно значит сложно – в некоторых местах изложение будет вообще "на пальцах": как говорится, всё для вас за ваши деньги, дорогие клиенты).

2. НЕОБХОДИМЫЕ

ФИЗИОЛОГО-ФИЛОСОФСКИЕ НАМЕТКИ

1. Главным для нас в этой жизни является движение. С ним неразрывно связаны мышцы – как эффекторы, и, соответственно, наше мышечное чувство.

Мышечное чувство – официальный физиологический термин. Каждый из нас непрерывно ощущает себя мышечным комком, готовым в любой момент сократиться. Это и есть упомянутое "чувство". То есть каждый – воплощённая обратная связь со своими мышцами.

А задаться целью обозреть все эффекторы, то я бы начал с середины – с руки как эффектора. Наиболее значимого из наличных у человека. Значимого, прежде всего, для нашего становления именно человеком – в порядке онтогенеза. А дальше пойдут мышцы, составляющие руку, – каждая из них тоже эффектор. Затем мышечные волокна, составляющие мышцу, – и они, каждое в отдельности, эффекторы. Даже и подходящий к волокну нервный путь – с могущим распространяться по нему нервным возбуждением, в принципе тоже достоин называться эффектором – самостоятельным! Ведь если убрать мышцу с её волокнами, но оставить подходившие к ней нервы, то гонять по ним возбуждение ты сможешь вполне произвольным актом (не забывать, была вырезана мышца руки, а эти мышцы принадлежат к разряду произвольно двигаемых – как и все поперечно-полосатые мышцы). Ясно, что это мы доискиваемся до самого первичного эффектора, своею работой стоящего за работой всех остальных, когда она у них совершается.

Тут надо дать понятие эффекторики, или двигательной активности. Которая есть сокращение эффектора, совершающее ту внешнюю работу, к которой тот эффектор конструкционно призван. И если нейрон с отходящим аксоном брать за эффектор, то возбуждение им импульсации и пробег её по аксону – будет здесь эффекторикой. Чем-то гомологичным сокращаемости мышечного волокна, ежели брать в принципе. Внешняя работа, выполняемая такой "сокращаемостью", есть заставляемость мышцы сокращаться. То бишь генерация и перемещение нервного импульса – это некая форма движения, прилагающаяся к мышечному волокну. Движение это, как ясно, специфическое, и подпадает под понятие движения в философском смысле, а не обычном, житейском.

Ну и что же дальше, за таким эффектором? Очевидно, в этих поисках всё более неспецифического эффектора сможем дойти вплоть до протоплазмы клеток: у некоторых простейших (ну, существ из таксономического типа "простейшие") протоплазма видится единственным существующим эффектором, первым и последним в ряду эффекторной надстраиваемости – как характерной черты телесной самоорганизации живых существ. В смысле что протоплазма, организованная в способность выборочно представать струёй, суть эффектор, а получающийся этак ток её – эффекторика простейшего. Оборачивающаяся необходимой ему работой (читай: изменениями!) во внешней среде. Такими изменениями могут быть, к примеру, новые положения клеточного тела амёбы – за счёт ложноножки, выдвинувшейся током протоплазмы.

Итак, протоплазменные токи, вызываемые простейшим внутри своего тела-клетки – в разных направлениях, в зависимости от требований среды, где оно находится. Этакое мы вполне наблюдаем на практике. Правда, не все простейшие так просты, как амёба. У некоторых в наличии эффекторы, надставленные над подобным "голопротоплазменным". Например, всяческие жгутики. А вот амёба – как раз "простейшее простейшее". Надставленный – в первой ступени – эффектор у неё бывает всегда временно, создаваясь по прецеденту внешнего вынуждения и втягиваясь обратно по исчезновению того вынуждения. Из-за подобной временности это получается недоэффектор – ежели подходить к понятию эффектора в полном смысле слова. Такой недоэффектор – псевдоподия, или ложноножка. А так – только протоплазма самой амёбной клетки. Если только не начать говорить об атомно-молекулярном уровне материальности той клетки: уж не знаю, насколько амёба способна – по своему произволу! – взаимодействовать с отдельными молекулами своего клеточного наполнения (а не только с цельными "протоплазменными струями" в нём). Будучи в лице этих контактов тоже как-то там организована в эффектор – в порядке являемости себе своей амёбной жизни.

Об эффекторах, как механизм последовательно надставляющихся над базовым, можно сказать, что они более составные. Поскольку каждый структурно складывается из набора более простых, своими двигаемостями в сумме – пространственной и временн'oй – составляющих двигаемость этого эффектора.

2. Теперь вернёмся к человеку. Он в разводимом контексте видится состоящим из эффекторов, и ни из чего боле! Эффекторы производят работу – совершаемостью характерных движений. Таким образом, человек волей-неволей выступает конгломератом своих движений. Последовательно надставляющихся над себе подобными. Вот что есть наша человеческая объективность! А уж каждое из них, этих движений из конгломерата, неизбежно предстаёт в нас как-то там и субъективно.

Таким образом, каждый из нас получается неким сводом неизбежных внутреннепредстающестей ему движений, им же совершаемых. Читай – набором того, чем предстают ему его сократительности. Ибо именно локальной самосокращаемостью – по смысловой канве, задаваемой каким-нибудь эффектором – и предстаёт субъектности совершаемое ею движение. Самосокращаемость твоя по абрису эффектора, где каждый эффектор своей включённостью выступает частью той условной глины, что "наполняет" субъектность.

Так что – субъектность как набор сократительностей. Сократительностей как сокращательностей и сокращённостей. Впрочем, этак выражаться даже излишне, потому что любая сокращённость может быть – как статика – страктована в качестве непрерывно-сокращательности на одной "ноте".

Итак, вы есть набор лишь сократительностей, то бишь сократительность – элементарный акт у человеческой субъектности. У ней, а заодно и в ней! Задайтесь вопросом, что надо субъектности сделать (какое такое поползновение), чтобы произвести в себе сократительность, или сказать – выступить локальноохватною сокращённостью. После долгих мук – в сердцах родится ответ: производство сократительности у меня заключается в том, что "просто беру и делаю" её! Такой речевой оборот и есть указчик на элементарность. В смысле, если принципиально не можешь найти то, из чего производится прецедентное нечто, то оно и есть элементарность, это прецедентное. По крайней мере, конечный пока этап на пути к элементарности (всегда остаётся возможность, что нынешняя принципиальная немогущесть сменится будущей могущестью – когда сам изменишься). И вот субъектность и есть для себя, прежде всего другого, поле сократительностей как элементарных своих актов, причём не обязательно совершающихся – культивация ею лишь возможности совершать их, то есть совершаемость готовности к их совершению, тоже (и даже прежде всего) задаёт означенное поле.