Пустой мир 3. Короны королей

— Не беспокойтесь, — покачал головой Аллирд, — если оппозиция есть и здесь, я знаю, что они попытаются сделать. А этого мне достаточно, чтобы подготовиться. Лучше сосредоточьтесь на выполнении моих приказов. Зная, что могу не волноваться за Саальт, я смогу покончить с оставшимися проблемами и здесь.

— Гораздо большие проблемы могут доставить не внутренние соперники, а противники за линией фронта, — мрачно напомнил Меньшрих, но Аллирд впервые за долго время улыбнулся, чем сильно удивил своего собеседника.

— Вы подготовили хороший доклад, мой друг, — сказал король Саальта. — Однако нам действительно пора снова переходить к наступательным действиям. Резервы, прибывшие из королевства, будут введены в строй в ближайшее время, и мы снова вернем себе тактическую инициативу.

***

Тристанский замок практически не изменился с тех дней, когда в его залах было объявлено о помолвке Эдварда с дочерью карийского барона. Над пепельными равнинами все так же возвышались высокие крепостные стены, усиленные башнями комплексной зашиты и орудийными батареями. Только некоторые форты первой и второй оборонительных линий, разрушенные чуть ли не до основания во время нападения гористарских войск, до сих пор восстанавливались. Крепостные укрепления были введены в строй в первую очередь, а во внутренних помещениях и дорогах еще шли строительные работы.

Из-за введенного в Тристане военного положения прибывающие корабли пользовались не внутренними портами, а заходили во внешние, находящиеся в оперативной близости к замку. Дрейфующие причалы и станции, размещенные по периметру вокруг замковой территории, постоянно принимали корабли, военные и грузовые, поскольку замок все еще оставался важным транспортным узлом, через который шло снабжение большей части войск, сражавшихся на тристанском фронте. Поэтому свободных мест на причалах практически никогда не было, а большинство военных кораблей, прилетающих к замку, дрейфовало возле станций, уступая место огромным и неповоротливым сухогрузам и более мелким по размерам грузовым транспортам. Для быстрой загрузки и разгрузки кораблей, висевших в дрейфе, использовались многочисленные лихтеры, проворно снующие между ними, поэтому, приближаясь к замку, приходилось двигаться очень осторожно, постоянно сверяясь с координационной сеткой маршрутов, чтобы случайно с кем-нибудь не столкнуться.

Корвет, на котором вернулся в замок тристанский барон, стал единственным исключением в этой системе, после обмена всеми необходимыми идентификационными кодами сразу перенаправленный во внутренний порт. Эдвард редко пользовался своим личным паролем, обычно было достаточно сообщения о том, что он присутствует на борту. Однако сейчас, когда в рейнсвальдском тылу активизировались саальтские диверсанты, и увеличилось количество нападений и подрывов, офицеры безопасности все меньше доверяли словам, а пропускные коды обновлялись каждый день, что усложняло работу не только вражеских диверсантов, но и всю общую логистику тылового снабжения.

Внутренний порт тоже не пустовал, там стояли грузовые и пассажирские корабли, доставлявшие в замок новое снаряжение и гарнизонное пополнение из столицы бароната. Постоянный шум работающих кранов, разгружавших и загружавших контейнеры с военным оборудованием, дроидами, боеприпасами и различным снаряжением, начиная от прицельных блоков до дополнительных частей для замковых орудий был такой же неотъемлемой частью работы порта как и постоянный поток судов, поэтому на еще один подошедший к внутренним причалам корвет внимания практически никто не обратил. Барона встречала только небольшая группа портовых офицеров, дожидавшаяся на причале возле выдвинувшегося трапа.

— Добро пожаловать домой, господин барон, — поклонился старший из встречавших, майор с нашивками интендантской службы замка. — Мы рады, что вы смогли найти время, чтобы снова нас посетить.

— Я рад снова оказаться дома, но у меня нет времени на церемонии, так что давайте сразу перейдем к делу, — ответил Эдвард, спустившись по трапу вместе со своей свитой. Среди его сопровождавших был и тоскарийский наемник, сменивший форму на тристанскую, но тоже без знаков отличия. — Мне сообщили, что в замок для встречи со мной прибыл остезейский лорд. Где он в настоящий момент?

— В своих гостевых покоях, — ответил встречающий. — Ему уже сообщили о том, что вы прибыли, и он надеется на скорейшую встречу.

— Через полчаса проводите его в зал для аудиенций. Встреча пройдет за закрытыми дверями, — приказал Эдвард, уже направляясь к выходу. Заставлять высокого гостя ждать было невежливо, но еще более невежливым было бы явиться к нему вот так с корабля в полевой форме. Поэтому сначала барон отправился в личные покои, где его уже дожидалась прислуга и сервисные дроны, чтобы привести себя в порядок и сменить мундир на парадный камзол, предназначенный для встреч с особо важными гостями.

Тристанский замок, при всей его помпезности и масштабности, для Эдварда все-таки оставался домом, который хранил множество памятных вещей и воспоминаний, в том числе связанных с Изабеллой. Даже церемониальный костюм, в который его переодевали, был для него больше памятью, чем предметом одежды. Пока сервисные дроны, тихо попискивая, закрепляли все регалии и элементы декоративной брони, барон снова погрузился в собственные мысли, стараясь сосредоточиться на настоящем и предугадать, почему остезеец прибыл так внезапно, и о чем он собирается с ним говорить. Кроме того, положение хозяина дома накладывало на него определенные обязательства, и если ему выпала возможность провести вечер дома в компании друга, то почему бы не организовать ужин в честь приезда дорого гостя. Даже если переговоры пройдут удачно, в непринужденной обстановке разговаривать все равно легче, ведь хорошая еда и вино развязывали языки лучше любых палачей. Он вызвал адъютанта и передал необходимые распоряжения дворецкому и церемониймейстеру по поводу приема и ужина, соответствующего статусу гостя.

Эдвард отправился в зал для аудиенций в сопровождении двух вооруженных гвардейцев, оставив свиту свободной. За время, пока шел по коридорам замка, он успел понять, насколько отвык от всех этих неудобных помпезных одеяний, увешанных невероятным количеством тяжелых и абсолютно бесполезных побрякушек. Привыкший к лаконичному и удобному крою военной формы, Эдвард чувствовал себя некомфортно. Да он в комбинезоне и тяжелой броне двигался свободнее и легче, чем в этих ставших вдруг ненавистными дорогих шелках, тонких кружевах и бесконечных складках, шнуровках и пряжках. Только тяжесть фамильного клинка в ножнах успокаивала и придавала бодрости духа.

Зал для приемов сейчас пустовал. Помещение с высоким потолком и фальшивыми окнами, на которые проецировалось изображение неба с редкими облаками, освещали большие люстры с десятками ламп, на толстых цепях свисавшие с арочного потолка. Здесь без особого стеснения мог собраться весь дипломатический корпус представительств феодов и других государств, имевших контакты с Тристанским баронатом, и еще оставалось достаточно свободного места для танцующих пар. Стены и колонны, украшенные золотой вязью и барельефами, показались Эдварду слишком высокими и помпезными, может быть, он просто отвык, или пустой зал, гулким эхом отзывавшийся на каждый шаг, был действительно огромен для одного человека. Блестящий мраморный пол отражал свет ламп под потолком и создавал иллюзию безграничного пространства. Барон старался ступать как можно мягче, прислушиваясь и вспоминая какие шумные балы давал здесь прежде.

На противоположной стене зала висел гобелен с изображением герба и девиза Тристана, под ним на небольшом возвышении стояло кресло, сидя на котором барон раньше встречал гостей и послов, но Эдвард не стал подходить к нему, оставшись стоять на середине красной дорожки, проходившей от центральных дверей до самых ступенек этого возвышения.

Только когда двери распахнулись снова, барон повернулся, чтобы встретить своего гостя, тоже одетого для торжественного момента, со всеми необходимыми регалиями Остезейского Союза, хотя некоторые он раньше не видел. Возможно, это были новые, соответствующие статусу лорда, а не главы Совета, заменявшие их прежде.