Пустой мир 3. Короны королей
Шрифт:
— Так точно, — кивнул офицер и почти сразу же переключился на канал внутренней связи, запросив своих подчиненных. Скорее всего, для того, чтобы еще раз убедиться в том, что все приказы сюзерена будут исполнены.
— А если у этого наемника нет ничего, что бы меня заинтересовало, я сам его повешу, — добавил Эдвард спокойным тоном, когда они подходили к контрольно-пропускному пункту. Старый терминал был полностью разрушен в ходе бомбардировки, от него остались только обгоревшие стены с кусками арочных конструкций, когда-то поддерживавших потолок, и на его месте развернули временный блокпост, оснащенный автоматическими турелями, нервно попискивающими и сразу наводящими стволы скорострельных излучателей на приближающиеся к ним объекты.
Внутри
Эдварда проводили наверх, в небольшие комнатки, где в мирное время располагалась служба безопасности и кабинеты чиновников. Теперь там находился гарнизонный штаб, который координировал работы по восстановлению инфраструктуры порта. В одну из комнат перевели Стивки, после приказа барона сменив его статус с пленника на гостя. Его людей, прибывших с ним, держали отдельно, но также постарались обеспечить максимально удобные в данной ситуации условия проживания. Во всяком случае, так сказал офицер прежде, чем Эдвард зашел внутрь, оставив всех сопровождающих и свиту снаружи.
Сам наемник, расстегнув китель тоскарийской офицерской формы без знаков отличия, расположился на кушетке и читал при свете небольшой лампочки. Эдвард удивился, увидев в его руках небольшую, чуть больше ладони, настоящую книгу в потертом кожаном переплете. Бумажные книги, не отличаясь особой практичностью, были необычайной редкостью и стоили невероятно дорого.
— Не думал застать вас за чтением, — заметил Эдвард, хлопнув дверью в тот момент, когда Стивки поднял на него глаза. Без боевого снаряжения этот человек оказался гораздо ниже ростом, но широкоплечим и крепким. Руки, не скрытые перчатками, покрывала сетка свежих тонких шрамов.
— Почему-то мне казалось, что люди вашего круга должны быть более сдержаны в оценке чужих предпочтений и уж точно должны здороваться, входя в помещение, — сухо заметил наемник, продолжая смотреть на него поднятыми над книгой глазами.
— А мне казалось, что люди вашего круга должны приветствовать дворянина стоя, — вернул колкость Эдвард. — Если вы считаете, что в праве разговаривать со мной в таком тоне, то наш разговор закончится для вас виселицей, я не намерен продолжать его, — тристанец повернулся, собираясь выйти.
— Ваша прямолинейность мне нравится, — Стивки закрыл книгу и убрал ее за пазуху, но так и остался сидеть, — подход настоящего боевого офицера. Однако сейчас я хочу, чтобы вы вели себя как истинный дворянин, — наемник выделил последнее слово, — и выполнили ваше обещание.
— Граф Тоскарийский мертв? — задал Эдвард прямой вопрос, развернувшись обратно. — Вы прибыли, чтобы сообщить мне об этом? Можете говорить открыто — все, что будет здесь произнесено, останется в этих стенах. Это в первую очередь и в моих интересах.
— Граф Тоскарийский мертв, — согласно кивнул наемник, вытащил что-то нагрудного кармана и бросил Эдварду. Барон перехватил рукой летящий в него предмет и, посмотрев на него вблизи, узнал медальон, сделанный в виде символа богини Неба и украшенный алмазным напылением. На этом кусочке металла с изображением
пары крыльев, можно было разглядеть засохшие капли крови и гравировку с цитатой из молельной книги на оборотной стороне, а чуть ниже — имя человека, для которого делали этот оберег.— Что это? — хмыкнул Эдвард, внимательно рассматривая медальон на ладони. — Вы хотите оскорбить меня? Думаете, я поверю куску металла, который вы принесли в качестве доказательства? — он бросил украшение обратно. — Это всего лишь безделушка.
— Снятая с тела графа, моего бывшего сюзерена, — усмехнулся наемник, перехватив его и положив рядом с собой на кушетку, — конечно, я бы мог предоставить вам более веские доказательства, но ваши люди не слишком гостеприимны и слишком подозрительны — у меня все отобрали при обыске. На борту моего челнока есть металлический кейс, прикажите его принести, там вы найдете неопровержимое доказательство смерти графа.
— Это легко проверить, — кивнул Эдвард, почти уверенный в том, что наемник не врет. Слишком он был спокоен. Этот человек либо был насколько уверен в себе, что сохранял каменное спокойствие в подобной ситуации, либо ему было принципиально все равно, что с ним сделают, чтобы заставить его пожалеть о своем появлении здесь. Не отрывая взгляда от наемника, Эдвард активировал свой коммуникатор и велел немедленно доставить с борта челнока небольшой металлический кейс, — если в нем достаточно веские доказательства, чтобы меня убедить, я выполню свою часть договора. А пока мои солдаты заняты его поисками, можете мне рассказать, как вы смогли найти меня на линии фронта?
— А вы считаете, что это так сложно? — удивился наемник, снова доставая свою книгу. — Вы, барон, даже не пытаетесь скрываться, появляясь на линии фронта, и там, где вы оказываетесь, сразу же начинается наступление. Отследить ваши передвижения смог бы и ребенок, не говоря уже о том, кто намеренно ищет встречи с вами.
— Разумно, — согласился Эдвард, сложив руки на груди и прислонившись к стене. — Так что же вы все-таки читаете? Еще и в полноценном печатном варианте?
— «На заре справедливости» — ответил наемник, снова оторвавшись от чтения, немного удивленный вопросом. — Насколько я помню, эта книга в Рейнсвальде запрещена, не так ли? Устоявшаяся система власти препятствует распространению подобных вещей, подрывающих ее основы…
— Если она запрещена, то это не значит, что ее здесь нет, — пожал плечами Эдвард, вспоминая это название. Его учитель на занятиях в залах библиотеки Тристанского замка заставлял наследника бароната внимательно читать и более вольные труды, пропагандирующие идеи, противоречащие устоям рейнсвальдского общества, а потом анализировать взгляды автора и делать собственные выводы. Настоящий феодал должен хорошо знать не только своих подданных, но и врагов, внешних и внутренних. Эдвард вздохнул, — «На заре справедливости» описывает нежизнеспособные в наших условиях идеи равенства и братства. Если автору этого произведения дать в руки власть, королевство утонет в анархии еще до конца его правления.
— То есть вы считаете глупостью утверждение, что люди изначально, с рождения, обладают одинаковыми правами? — криво усмехнулся Стивки. — Или вас такой подход не устраивает, потому что не позволяет оправдывать войны, что вы ведете, неравенством тех, кто их начинает, и тех, кто в них умирает?
— Смотрите, — Эдвард медленно вытащил шпагу, не включая силовое поле, и продемонстрировал ее наемнику. — Видите? Клинок — это народ. Лезвие — дворянство. Острие — король, а эфес — феодальные вассалы. Все части важны, не будь одной из них, все остальное станет железным мусором, но считать их равнозначными бессмысленно. Вы же не станете хвататься за лезвие рукой или пытаться зарезать противника не заточенной частью клинка? У каждого есть свое предназначение, которое следует помнить и выполнять. А попытки сделать всех равными и дать право голоса каждому есть ни что иное как попытки пассажиров указывать капитану, каким курсом должен двигаться корабль.