Путь небес. Преодолевая бурю

Саньяса хотел переименовать R-54. Подобно всем чогорийцам, он воспринимал прозаические названия боевых кораблей как личное оскорбление. Торгун не позволил.

— Это к невезению, — сказал он легионеру. После Просперо бывший хан постоянно думал о везении, чего раньше с ним не бывало. — Скоро наши имена забудутся, так позволим ему сохранить прежнее.

Боевые братья погибали один за другим. Отделение сократилось до десяти, затем восьми, потом семи воинов. После смерти Вай-луна их осталось шестеро, чего едва хватит для управления курьером, даже при наличии минимального экипажа из простых смертных и сервиторов. Торгун, который и в прошлом редко именовался ханом, теперь стал даргой арбана, наименьшего из подразделений.

Но они по-прежнему действовали за линией фронта. Основные силы Пятого легиона давно разделились и совершали отдельные атаки на разных участках, чтобы избежать полного уничтожения. Уцелевшие отряды сагьяр мазан оттянулись ближе к передовой, хотя и держались до последнего. Они следовали единственной стратегической цели — не отрываться от врага, нападать на его пути сообщения, убивать командиров, мешать подвозу припасов.

Все штрафные отделения смертников теми или иными окольными путями узнали о событиях на Двелле. Там все почти получилось. Успех операции стал бы величайшим достижением для них всех, его признали бы даже в высших эшелонах легиона. Никто, впрочем, не знал, где теперь находится Хибу-хан, исчезнувший после контрудара мстительных Сынов Хоруса. Порой приходили вести о Медузоне, командующем Железных Рук, хотя в его случае правду с трудом удавалось отделить от слухов и дезинформации. Изгнанники черпали силы в этих туманных, обрывочных историях и легендах о великих деяниях. Мифы подпитывали честолюбие бойцов, не давали обреченным на гибель поддаться отчаянию.

Так они и существовали, будто в полусне, вечно на краю праведной смерти, встречали грудью прилив вражеского наступления и кусали неприятелей, словно оводы, в ожидании часа, когда неумолимая волна захлестнет их. Тот день не принесет воинам горести — тогда, по законам Алтака, они очистятся от грехов, как Вай-лун, как до этого все остальные штрафники.

Торгун сел на металлическую койку в своей каюте. Держа в руке старую глефу Вай-луна, он провел пальцем по древку с рунической резьбой. Павший был степняком, и братья захотели бы проводить его по обряду степей — сжечь оружие, чтобы оно оберегало дух воина в странствии по пустому небосводу. Если бы сохранилось тело, с него сняли бы броню и отдали мертвеца бездне, подражая традициям той эпохи, когда война велась на боевых конях.

Путь Небес — так чогорийцы называли мифический мост, что соединял царство душ с владениями плоти. Торгун, как и почти все терране, знал об их обычаях куда меньше, чем следовало бы. Поначалу ему мешали рационализм и неприятие суеверий. Затем, когда все изменилось, людям предстали не боги, а демоны, и каждый вдруг осознал благотворность неведения о потустороннем мире.

Белые Шрамы очень близко подошли к краю. Никто из них не понимал этого — уж точно не полностью. Порой Торгун просыпался от кошмаров, залитый потом, и вспоминал голоса, говорившие с воинами на «Звездном копье».

С того момента последствия отступничества проявились более чем наглядно. Легионер сражался против искалечивших себя Детей Императора, против Сынов Хоруса, что вступили в союз с якша, и апостолов Несущих Слово в рясах, пропитанных кровью смертных. К счастью, Торгуна избавили от подобной судьбы. По сравнению с ней гибель в бою казалась бесценной наградой.

Из коридора донесся стук сабатонов. Бывший хан положил глефу на стойку, и в каюту вошел Саньяса, пригнувшись в дверном проеме, рассчитанном на простых людей.

— Получили перед входом в варп, — сказал он, подавая командиру инфопланшет. — Прямым сигналом.

Торгун посмотрел на пластину со стеклянным экраном. Там было не астропатическое сообщение, а коммюнике легиона. Их транслировали по зашифрованным субварповым каналам, эстафетой между истребительными командами смертников. Вследствие этого радиус связи уменьшался во много раз, но возрастали скорость и безопасность передачи. В последний раз такое послание пришло два года назад, в нем от помеченных смертью требовали убраться с дороги наступающих частей орду. С тех пор — ничего.

Терранин нажал руну активации, запустив сканирование сетчатки. Саньяса держался у порога, не собираясь подходить ближе.

Затем Торгун прочел коммюнике. Потом еще раз. После этого удалил содержимое и включил инфочистку катушки памяти.

— Когда вы хотели провести каль дамарг? — спросил он, бросив планшет на крышку алтаря сбоку от себя.

— После следующего выхода из варпа. Что там сказано?

— Запрет на действия в секторе. Приказ держаться подальше от Лансиды и Гетморы.

— Мы в месяцах пути от обоих.

— Вот и прекрасно. Как там корабль?

Саньяса несколько секунд смотрел на командира, потом опустил взгляд к стойке с оружием Вай-луна.

— Неплохо. Оцзат заметил что-то на авгуре. Возможно, стоит пуститься в погоню.

— Хорошо, я посмотрю. — Встав, Торгун шагнул к двери, и легионер отошел в сторону. — На Клефоре мы одержали победу, брат. Вай-лун достойно погиб ради нее.

— Пусть наша судьба окажется такой же, — кивнул Саньяса.

— Верно, — согласился командир, направляясь на мостик. — Будем на это надеяться.

Глава девятая

Коненос шагал по коридорам Замкового Камня, ударами ног отбрасывая с дороги обломки. С нижних уровней еще доносились глухие звуки стрельбы — погоню за главными силами лоялистов задерживали отделения смертников. Истребить их оказалось нелегко, но в течение часа все будет кончено. Дети Императора отбили доки Калия, разминировали заложенные бомбы, подготовили причалы для десантных кораблей с бригадами ремонтников.

Хорошая оборонительная операция, в которой враг понес тяжелый урон. Наверное, следовало бы порадоваться.

Войдя в Зал Образов, оркестратор едва взглянул на статуи Имперских Добродетелей — абстрактные изваяния качеств, когда-то активно поощрявшихся властями: Стойкости, Благоразумия, Трудолюбия и Бережливости. Когда-то его ошеломляла убогость монументов, этих бездарно слепленных болванчиков, которых Управление пропаганды создавало в промышленных количествах во время Экспансии.

Еще до просветления Коненос не представлял, что Фулгрим когда-нибудь позволит разместить такую мерзость на боевом корабле Третьего легиона. Впрочем, его воины осквернили памятники в Замковом Камне — насадили на их шеи отсеченные головы Белых Шрамов, отрубили статуям разведенные руки и заменили другие части тел всяческими непристойными штучками. В общем, жизнь при новом мироустройстве стала более приятной.

Азаэль добрался до арки, за которой начиналось Зеркальное Убежище цитадели, где Эйдолон разместил свой командный пункт. Стражники — два легионера с наличниками шлемов в виде аквилы, выложенной золотом и сапфирами, — поклонились прошедшему мимо них консулу.

Стены за дверями мерцали отраженным светом. Фронт не продвинулся так глубоко внутрь крепости, и помещение уцелело, но трэллы с подавленным восприятием все равно полировали, начищали, переставляли убранство. С потолка свисали ряды шелковых портьер, легчайшая ткань колыхалась в клубах дыма из парящих в воздухе курильниц с измельченными благовониями. Сотня смертных рабов пала ниц перед Коненосом, прижав лбы к полу в черно-белую клетку, и замерла в ожидании распоряжений. Большинство созданий были изменены — вытянуты, сжаты, ослеплены, наделены дополнительными глазами, искажены ради воплощения любых фантазий плетельщиков плоти. Среди них лениво бродили легионеры: одни шлифовали клинки, другие пребывали в ступоре после боя.