Путь небес. Преодолевая бурю

Сам Эйдолон восседал на троне из лазурита и кованой бронзы. Подлокотники сиденья были вырезаны в форме вскинувшихся змей, литая спинка изображала разинутую пасть с загнутыми клыками. На ней сплетались пейзажи преисподней, слегка колеблющиеся в свете множества канделябров или, возможно, по иным причинам.

Лорд-командующий, развалившись на троне, вертел в латных перчатках какую-то вещицу. Шлем он снял и выглядел как-то сентиментально.

Консул знал, в чем дело, поскольку чувствовал себя так же. После каждого сражения они испытывали все более сильный похмельный синдром. Жестокую ломку от нехватки стимуляторов лишь отчасти компенсировал прием меньших доз. Мир вне поля битвы почти всегда казался смутным, тихим, размытым по краям, словно во сне.

«Пока мы хотя бы не умираем от абстиненции, — подумал Азаэль, четко понимая, куда ведет такая дорога. — Это может измениться».

— Оркестратор, — Эйдолон чуть приподнял разбитый подбородок, — твоя броня не в порядке.

Коненос улыбнулся. Последний легионер Белых Шрамов, убитый консулом, сумел расколоть ему наплечник. Голова противника лопнула от вокс-крика, что вырвался у Азаэля, но это не сделало утрату симметрии менее раздражающей.

— Будет исправлено, господин, — ответил он. — Ремесленники уже получили приказ.

— Не сомневаюсь, ты придумал что-то особенное.

— Да, скажем так… с чогорийскими мотивами.

Рассеченная Душа переместил взгляд на шелковые занавеси. Его моторика замедлилась даже заметнее, чем ожидал консул. Вероятно, Эйдолон слишком увлекся инъекциями.

— Я надеялся, что с ними явится он. Боевой Ястреб.

— Тогда мы могли бы проиграть, — заметил Коненос.

— Вероятно. — Лорд-командующий выглядел задумчивым. — Но как высоко бы вознеслись в ином случае, верно? Убийство примарха… Это способно нарушить равновесие.

Оркестратор промолчал. Эйдолон, пожалуй, имел право предаваться фантазиям, после того как истребил стольких врагов на стыковочных палубах. Среди легионеров, одаренных адским психозвуковым оружием, Рассеченная Душа бился искуснее всех.

И вообще, кто знает, — возможно, он прав? Быть может, Фабий превратил Эйдолона в воина, способного одолеть прародителя легиона. Или же в нем просто говорит прежнее высокомерие, налитое в новый сосуд.

— Получены доклады о других налетах, — сказал Азаэль.

— Читал их, — безразлично отозвался лорд-командующий. — Где-то победа за нами, где-то за ними.

— Мы выпустили врагам немало крови.

— Согласен, но я все же полагаю, что их главная цель осталась скрытой. Скажи, ты слышал название «Эревайл»?

— Столичный мир субсектора Тельгам. Выведен из Согласия два месяца назад. Находится на последнем этапе покорения. Почему вы спрашиваете?

— Что там, на Эревайле?

Коненосу пришлось задуматься.

— Промышленное производство среднего уровня. Густонаселенная планета, имелись планы формирования полков. Кроме того…

— Да-да, все очень уныло и уже известно мне. Но знаешь ли ты, что Эревайл стал их главной мишенью? Белые Шрамы готовы были отдать Калий, лишь бы скрыть атаку на ту планету. Лоялисты знали о ней больше, чем мы. Это был наш мир, подвластный нам, но мы что-то проглядели.

— Я могу отправить команды вызнавателей, — нахмурился консул.

Эйдолон лениво усмехнулся:

— Пока они доберутся туда, Белые Шрамы давно улетят. Ты же их знаешь.

— Тогда погонимся за ними! — При этой мысли Азаэль ощутил последнюю вспышку энергии от боевых коктейлей. — Лоялисты бегут от нас, господин. Можем перебить их, пока они удирают.

— Мне уже дали такой совет. Взгляни.

Коненос одной рукой поймал планшет, брошенный ему лордом-командующим. Это была стандартная инфопластина, используемая для хранения текстов с интерпретацией астропатических посланий. Строчки рун на кристаллической поверхности были закрыты двойным кодом и защищены на смысловом уровне отсылками к мифологии Кемоса. Прозреватели грез, принявшие сообщение, наверняка уже были мертвы — передачи из таких источников оберегали с особым тщанием.

Оркестратор не сразу расшифровал содержимое.

— Магистр войны, — произнес наконец Азаэль, но умолчал о том, что немедленно пришло ему в голову.

«Значит, Хорус больше интересуется делами легиона, чем наш генетический отец».

— Интересно, правда? — заметил Эйдолон. — Повелитель Смерти мчится к нам. Луперкалю отчего-то взбрело в голову, что мы сработаемся с Четырнадцатым. Мне такое кажется маловероятным, а тебе?

— Послушайте, мой господин, вы же этого и хотели, — ответил Коненос, пристально изучая текст распоряжения. — Санкции на атаку против всего Пятого легиона. С помощью Гвардии Смерти мы можем добиться успеха.

— У меня уже была «санкция». Я не какой-то безмозглый слуга или Сын Хоруса, чтобы мной командовало отродье, вздувшееся от варпа. — Рассеченная Душа то и дело поглядывал на шелковые портьеры, словно за ними скрывалось нечто интересное. — Поэтому я не склонен выполнять данный приказ. Хватит с меня варваров, лучше найду новые души для пыток. Разве тебе не нравится шалить с сынами Ферруса? Они умирают так медленно, в такой ярости…

Консул собирался ответить, но тут с грохотом распахнулись огромные двери в Убежище. По полу с лязгом прокатились стражник в окровавленном шлеме и оружие, выбитое у него из рук. Резко повернувшись, Азаэль выхватил собственный болт-пистолет. Легионеры по всему залу навели болтеры на вход.

Внутрь спокойно шагнул одинокий воин в доспехе Третьего легиона, с виду безоружный. Точеные черты, не скрытые шлемом, выдавали в нем кемосского аристократа. Голубые, как лед, глаза с невозмутимым презрением взирали на двор лорда-командующего.

— А теперь, — пробормотал Эйдолон, — будут пытать нас.

— Мой господин! — крикнул Раваш Карио, переступая через корчащегося стражника и направляясь к трону. — До меня дошли слухи, что Рассеченная Душа еще не бросил воевать. Стоит ли им верить? Объясни, почему ты до сих пор не в пустоте!

Лорд-командующий заинтригованно смотрел на незваного гостя. Дети Императора в зале понемногу расслабились, но все так же целились Карио в голову.

— Придворный Клинок, — произнес Эйдолон. — Великая честь. Но где же твоя труппа, префектор? Неужели растерял по дороге?

Пока Раваш подходил к лорду-командующему, Коненос неотрывно наблюдал за ним. Мечник безукоризненно держал себя, его осанка была безупречной, но отсутствие улучшений плоти разочаровывало. Оно говорило о недостатке честолюбия, а судьба умела карать и за подобную гордыню.