Путь небес. Преодолевая бурю
Шрифт:
Очередной мир разрубали на куски, город за городом. Четвертый легион прибыл на еще одну из тысячи боевых операций, проводимых этим огромным воинством мастеров осады. Но точное обозначение врага не интересовало тех, кто ринулся сквозь мрак навстречу передовому отряду подобно звездам, сорвавшимся с небосвода. Они не думали о жизни и смерти, только о принесенной клятве.
Их клин возглавлял Торгун, сразу за ним мчался Саньяса. Летевшие позади, припав к седлам, держали машины над самой землей. Магнопластины гравициклов подвывали, касаясь отравленной почвы, но ничто не могло засечь такие скоростные цели на столь малой
— Ты утаил от меня правду, хан, — воксировал Саньяса и наклонился, уходя от пылающего скопления металлических балок.
— Когда это? — Командир взвел холань, магнитные мины, и переключился на прицеливание с малой дистанции.
— Когда пришло сообщение с флота.
— Брат, сейчас неподходящее время.
Поддерживая строй, Белые Шрамы устремились к колонне «Лэндрейдеров». Гравициклы оставались незамеченными, но уже были в зоне видимости врага. Все легионеры эскадрона с громкими щелчками дослали снаряды в патронники тяжелых болтеров.
— Неважно. Ты утаил истину.
— Сосредоточься, нас заметили!
Бронемашины огрызнулись трассирующими очередями, следом запрыгали вспышки отдельных выстрелов. Танки грузно разворачивались вокруг своей оси, пехотинцы, быстро рассредоточившись, залегали и наводили оружие.
Слишком поздно.
— Прикончить их! — взревел Торгун, набирая скорость.
Гравициклы поглощали расстояние до целей, прореживая вражеские отряды сосредоточенным болтерным огнем. Перед ними взметался земляной вал, в котором мелькали обрывки внутренностей солдат, растерзанных ураганом.
Проносясь над «Лэндрейдерами», всадники сбросили мины-холань. Звездообразные магнитные заряды врезались в адамантиевые корпуса и прочно зафиксировались на них. Через долю секунды Белые Шрамы уже были на другой стороне колонны и на полном ходу улетали прочь, преследуемые ответными залпами.
Мины сдетонировали. Два «Лэндрейдера» взорвались, полностью уничтоженные десятками небольших цепких устройств. Еще три содрогнулись и постепенно замерли в грязи, дымя выхлопными трубами. Остальные семь, с незначительными повреждениями, загромыхали в погоне по изрытому воронками полю, рассекая ночь лазерными лучами и рокочущими очередями болтеров.
Слишком медленно, сагьяр мазан с победными кличами набрали высоту, удаляясь от жаждущих возмездия танкистов. Они мчались над разоренной землей, резко снижаясь и закладывая виражи. Белые Шрамы преодолевали шквал лазерного огня, словно моряки — бурное море.
Быстро оторвавшись от погони, они безоглядно помчались к десантному судну. Теперь неприятель знал о легионерах, и его ударные силы на планете уже стягивались к их позиции. У смертников было примерно семь минут на то, чтобы выскользнуть из клещей и уйти в пустоту.
— Так что там говорилось? — спросил Саньяса, безжалостно подгоняя гравицикл.
— Я же сказал тебе, — раздраженно воксировал Торгун.
— Орда не станет атаковать Лансиду. Не станет атаковать Гетмору. К сожалению, ты лжешь мне, дарга.
Бывший хан оглянулся на воина, казавшегося на такой скорости размытым пятном.
— Повтори это, когда в руке
у меня будет клинок.— Нас отозвали к флоту.
Клин мчался дальше, уходя по дуге от обреченного Крёза. Их отчаянная гонка терялась среди миллиона других сражений, охвативших планету.
— И что, если так? — отозвался Торгун. — Какая разница? Искупить вину смертью — все, что нам осталось.
— Выбор сделали за нас.
— Мы сами выбирали судьбу.
— Она может измениться. Мы все еще живы.
— Если ты не заткнешься, это тоже может измениться.
Впереди снижалось десантное судно, укрытое за плотными облаками сажи и легкого пепла. Корабль опускался в режиме безмолвия, о его появлении сообщили только носовые авгуры. Снизив скорость до минимума, гравициклы со скрежетом проскользнули по опущенной рампе в ангар. Как только последний смертник оказался внутри, атмосферные двигатели транспорта снова вышли на полную мощность. Герметичные двери отсека медленно сдвинулись.
Ударив ногой по педали, Торгун заглушил мотор, вылез из седла и зашагал к Саньясе, занятому тем же. Схватив воина за кирасу, командир прижал его к стене ангара.
— Еще раз так заговоришь со мной, и тебе конец!
Саньяса не сопротивлялся, даже опустил руки. Вокруг легионеров осторожно собрались остальные сагьяр мазан.
— Я последую за тобой даже в ледяные загробные чертоги, мой хан, — спокойно произнес смертник, обращаясь к Торгуну по старому званию. — Не нужно скрывать от нас правду.
Спустя несколько мгновений командир отпустил его. Сняв шлем, Торгун отвернулся и провел латной перчаткой по коротко стриженным волосам.
— Иди ты к черту! — выдохнул дарга. — И они тоже пошли к черту!
— Наверное, Орда в беде, если там вспомнили о нас. — Саньяса тоже скрутил шлем.
— Конечно в беде! — огрызнулся Торгун. — И что это меняет? Мы теперь сами по себе, как они и хотели. Каждому из нас вынесен приговор.
Раздался глухой треск разрывов, транспортник содрогнулся. Десантное судно набирало скорость, попав под обстрел.
Примагнитив шлем к бедру, Саньяса вытер лицо.
— Что сказано в приказе?
Все уцелевшие смертники, столпившиеся вокруг, смотрели на Торгуна. Никто не тянулся за клинком, но взгляды их были неумолимыми. После четырех с лишним лет изгнания воины хотели знать правду.
Командир неожиданно вспомнил, как в последний раз видел «Звездное копье» — с борта челнока, в котором его доставили на флагман для допроса. Вспомнил, какой испытывал стыд. Как технодесантники соскребли разряд молнии с его наплечника. Какие выражения были на лицах судей — чогорийских, чужих лицах.
Саньяса не двигался. Никто не шевелился. Корпус больше не вздрагивал — транспортник успешно вышел из-под зенитного огня и направлялся обратно к R-54.
Значит, они выживут, чтобы вновь пойти в бой. Чтобы нанести врагу еще один удар.
— Что сказано в приказе? — повторил Саньяса.
Торгун взглянул на его по-прежнему гордое лицо. Даже после изгнания легионер воплощал собой образец воина-степняка. Он до сих нор хранил веру.
Бывший хан никогда не верил по-настоящему, даже в самом начале. Вот в чем крылась разница между ними, из которой родилась слабость.