Путь
Шрифт:
— Это просто у вас черногорцев много, — фыркнула Бо, — за счёт этого и средний рост выше — общеизвестный факт, между прочим
— У нас всяких полно, — усмехнулся Александр. — И факт ли это? Не знаю, не знаю.
— По крайней мере, так люди говорят.
— Про ваш полис тоже много чего говорят.
— И что же, например? Чего там о нас лопочут?
— Что скандинавы, к примеру, не любят жениться.
— Не скажи! У меня был скандинав, так он женатый был.
— То есть как? — без особого желания задал вопрос Александр.
— Да вот так. Полгода встречалась с парнем и только потом узнала, что он женат, представляешь? Я чуть дара речи не лишилась. На хер его сначала послала,
— Нет, нет, — Алекс взял её под локоть, видя, что девушке, возможно, нужно выговориться. — Расскажи.
Бо неохотно поморщилась.
— Да что рассказывать? Он меня любил, причём, на самом деле, страстно любил. Такие пируэты исполнял, столько денег тратил, что просто отношениями это не назовёшь. Мобиль мне подарил вот. И ни разу не обмолвился о нём, даже сейчас, хотя мы уже давно не вместе. Я тогда как-то успокоилась, смирилась с этой, с его женой и параллельной жизнью. Он же чуть ли не на коленях стоял, плакал, говорил, что не может её оставить, что дочь с сыном любит. В общем, я махнула рукой и жила себе, коптила небо. А потом знаешь, что поняла? Что это у него любовь, конечно, но больше к самому себе. Ни ко мне, ни к ней, жене его, а к себе, любимому! Да и вообще, они с супругой, значит, вместе мчатся по семейному пути, а я на запасном прохлаждаюсь. Разбежались мы, а ведь три года вместе были, представляешь?
— То есть ты всё это время жила с ним, понимая, что не туда идёшь не с тем человеком?
— Да-а-а, — махнула Бо рукой.
— А почему так? Почему у нас всегда вот так? — задумался о своём Алекс.
— Да чёрт его знает! Удобно было. Комфортно, — ответила ему Бо.
— А потом что? — пнул Саша шишку.
— Потом мы объяснились, я поплакала и отпустила его. Я пришла к выводу, что не стоит жить ради удобства. Его высокопарные слова о высоких чувствах, на самом деле, лишь оправдание себя, своей инфантильности, мне кажется. Он не обо мне, а только о себе думал. У него-то в жизни всё срослось — молодой ещё, рублы есть, живёт и с той, и с этой. Разнообразие — класс! Как себе любимому в этом отказать? Жена на крючке из-за детей, а я — из-за денег. Но на самом деле, знаешь, что это? Мне тогда показалось, что это эгоизм — не думать о других людях и их чувствах. Ведь я же плакала, я ночи не спала, пока однажды не пришла к выводу, что с его стороны — это просто мерзкая полость! И тогда я решила, что не буду с ним никогда. Всё! Точка! Лучше я займусь собой!
— И? — он поднял брови. — И что ты решила сделать?
— Я? Что я решила? Я решила стать лучше, чем была на тот момент. Во многом. Курить вот бросила, хотя до этого всю жизнь не могла. Бегаю несколько раз в неделю, в любую погоду. Да и в себя не пропускаю никаких негативных мыслей, никаких лишних эмоций. Силу воли воспитываю.
— То есть если тебе дать сигарету, то ты не закуришь?
— Зачем, если я не курю? — усмехнулась Бо и поглядела смеющимися глазами в его душу.
— Понятно. Достойно всяческой похвалы, признаю, — он отвёл взгляд.
— Просто я осознала, что однажды мне всё равно придётся делать выбор, и лучше я сделаю его сейчас, чем потом. Это я и о сигаретах, и о своём бывшем. И мне стало наплевать на его «удобно». Я поняла, что такое любовь, и это явно была не она. Ладно, Саш, давай не будем об этом. Правда, чего душу бередить?
— Хорошо, только ты мне только расскажи, что такое любовь? Раз уж ты поняла. Есть ли она на самом деле, или ее придумал кто-то? — видно, Алекса глубоко задевала эта тема, раз он решился на такой горький вопрос.
Бо надолго замолчала. Наконец ответила вопросом:
— Радуга
была красивая?— Чего? Я недопонял тебя.
— Радуга, говорю, красивая?
— Конечно, но при чём это тут?
— Ты сейчас сможешь её описать?
— Что?
— Ты сегодня ещё не выспался, Сашка, — дружелюбно усмехнулась она. — Я тебя спрашиваю, ты сможешь описать радугу с тем же ощущением, насколько красивой она тебе кажется?
— Да нет, наверное, — немного подумав, сложно ответил тот.
— Вот так же сложно говорить о любви. Невозможно описать чувство, его можно только ощутить самому. Хотя, если представить радугу без одного цвета — это, наверное, и будет любовь.
— Бо, а почему без одного цвета?
— Потому что радуга с семью цветами — это влюблённость, а с шестью — любовь.
— Ха, интересное предположение, — усмехнулся Саша представленному. — А какой цвет исчезает, интересно?
— Красный — цвет безудержной страсти.
— А почему не фиолетовый, например, или оранжевый.
— Да ты чего, Сашка? Оранжевый исчезнуть не может, иначе он разрушит гармонию градиента, поэтому радуга способна лишиться только крайних цветов — или фиолетового, или красного. И она лишается цвета страсти и влюблённости — красного! Фиолетовый — это цвет полного равнодушия, мы даже так говорим: «да мне на тебя фиолетово», что означает «мне на тебя наплевать». Иногда радуга любви сгорает до этого цвета и тогда, действительно, становится параллельно. Поэтому, как бы это ни звучало нелепо, когда кончается влюблённость — начинается любовь. Ведь влюблённость просто на многое закрывает глаза, а любовь любит, даже зная недостатки, прощая и принимая их.
— Да ты философ, Бо, — уважительно покивал головой Сашка.
— Да нет, просто я это на себе прочувствовала, — ответила Бо.
Повисла неловкая пауза, и вдруг девушка весело спросила:
— А ты? Женат? Дети? Внуки?
— Не, я шалопай, — махнул Сашка.
— Холостой, что ли? — уточнила она.
— Да, молодой ещё, щегол! — ответил он.
— Не хочешь об этом говорить? Ты скажи, я…
— Да всё нормально. Просто не люблю насчёт неё…
— Сам смотри, не хочешь — не рассказывай.
— Так, а ничего такого. Влюбился в девушку.
— А что она? Сбежала, или упаси боже, что-то…
— Не. Просто, как это… не было взаимности у нас.
— То есть ты её не любил? А! Это она тебя не любила?
— Да, она меня так и не полюбила, ведь я не из их общества.
— И… У вас что-то было, или это такая платоническая любовь?
— Какая платоническая? Мне ведь тридцать лет?! Конечно же было!
— Прости, не хотела тебя обидеть. И что ты? Разлюбил? Влюбился снова?
— Нет, не разлюбил. Я до сих пор её люблю, но, знаешь, уже без красного цвета.
Они улыбнулись друг другу и намёку на радугу, давно сгоревшую в солнечных лучах.
— Ты её сейчас каким цветом любишь? Оранжевым или Жёлтым?
— Я и сам не понимаю, люблю, конечно, но с открытыми глазами.
— То есть? Что значит — с открытыми глазами? Не моргая? Как удав?
— Да нет! Регулируя лобными долями активность амигдалы — вот так.
— Круто! Правда я мало что поняла! Но слово «регулируя» даёт надежду.
— Да ты всё верно поняла, люблю её, люблю, но всё же контролирую себя.
— Это радует, Сашка, это радует. Однажды… Ладно, кстати, вот мы и пришли.
И действительно, через пару шагов они вышли из леса на узкую поляну, в конце которой возвышалась громадная насыпь Союзной трассы «Путь» метров десять высотой. Слева её прерывал арочный проём, на вершине которого гудела проезжающим составом квадратная коробка закрытого моста, а под ним «путинку» прорезала небольшая речушка, шумя о камешки.