Путь

— Нет, но ведь сначала снимают верх! Штаны в последнюю очередь.

Оливия сделала уморительную мордаху.

— Это чем-то предписано, что ли? Кто-то, может быть, сначала носки снимет, а потом уже всё остальное. Кому какая разница? Так что, мне кажется, зря ты это…

— Да не в этом дело, — снова вздохнула Бо. — Я бы, может, и легла с ним, но, представляешь… — тут она замолчала, как будто не желая рассказывать дальше.

— Что, что? — загорелась любопытством Лив, даже наклонилась вперёд и легла грудью прямо на спину подруги, оказавшись губами у самого уха Бо. — Что он ещё натворил? Он извращенец, да? — быстро зашептала она.

— Да нет, он начал меня успокаивать, говорить всякие приятные слова ласковые…

— И? И что?

— И назвал меня Алисой.

— Вот мудак, — выругалась Лив и даже пришлёпнула.

— Я думаю, что он даже сам не заметил. Но у меня в голове как-то всё сошлось, и то, что он штаны сначала снял, и Алиса эта, и то, что он её любит до сих пор. Короче, я сказала, что хочу сходить в туалет, а сама переоделась в халат и попросила его уйти. Вот так.

— Да, Бошечка, вот так история, — переживая за подругу и почему-то втайне радуясь, что у той ничего не получилось, выпрямилась Лив и стала размазывать по своему животу прилипшее массажное масло. — Ты мне лучше вот что расскажи, он на тебя сильно обиделся?

— Да не обиделся он, а вот разозлился — это точно!

— А что ты хотела, нельзя показывать собаке кость, а потом угощать морковкой. И как только тебе в голову пришло совершить такой необдуманный поступок? На тебя не похоже, это всё травка твоя виновата, я тебе давно об этом говорю, — закончила она массаж и шлёпнула подругу по ягодице.

— Спасибо большое, Оливка, вроде получше стало, — отозвалась Бо. — Да у меня самой ум за разум зашел. Я представила, а вдруг он решит, будто я шалава, которой нужен только секс? Короче, я тогда подумала, что если дам, то это на один раз, а потом я стану ему неинтересна. И…

— И?

— И тогда его потеряю. Всё в кучу смешалось в голове, и я сделала то, что сделала…

— Я тебя понимаю, — вдруг заняла её позицию Оливия, соскользнув со спины и растянувшись рядом. — Может, ты и права. Секс на первом свидании — не лучший способ остаться с мужчиной.

— Вот, вот, — снова приподнялась на локтях Бо. — С другой стороны, заодно и проверю, какой он. Если ему нужен был только интим — это одно, а если что-то большее, если я его чем-то зацепила, то у нас ещё есть шанс. В общем, такая проверка отношений.

— Ну да. Может быть, — посочувствовала сложной ситуации Оливка.

— Правда, вот сейчас я лежу, разговариваю с тобой и думаю…

— Что думаешь?

— А не дура ли я набитая, а? — жалобно спросила Бо, и её глаза увлажнились.

— Тоже может быть, — полностью поняла её Оливия.

— И что, есть какой-то выход?

— Есть! Всегда есть выход, Бошечка моя милая.

— И какой же?

— Затащить его в постель и не вылезать оттуда пару дней, — распахнула объятия Лив, положив голову подруги себе на грудь и погладив волосы несчастной. — Но это уже зависит не от тебя, а от него.

— А ещё, когда он уходил, то сказал, что между нами выросла стена. И возвела её я, — словно не расслышав слов Оливки, произнесла Бо.

БЕРЕГ

Стена рухнула. Пыль полетела в стороны после того, как у основания железобетонных плит синхронно рванули детонаторы, а два мощных экскаватора дёрнули за приваренные крючья. Преграда упала, как подкошенная, заслонив было серой пылью солнце, но вскоре гравитация взяла своё, и сумрак словно растворился, развеявшись в ветрах.

Александр глядел на эту картину издалека, широко расставив ноги, с каской на голове, заложив большие пальцы в карманы. Он внимательно наблюдал за тем, как вокруг кипела работа — с помощью таких вот контролируемых подрывов строительная техника сносила накренившиеся остовы зданий, угрожающе окостыжившихся ржавой арматурой. Вечная стройка, полтора десятилетия разводившая кампусы, как широкая река далёкие берега, вдруг ожила и начала погибать.

Всё менялось на глазах. «Русы» и «Дойчи» учились дружить, хоть пока это очень плохо получалось, но, по крайней мере, теперь эти национальные прозвища понемногу переставали носить негативный подтекст. Процесс объединения, начавшись сверху лидерами общественного мнения обоих кампусов, шёл одинаково быстро во всех стратах общества, сплачивая людей разных национальностей. Торговля соединяет, а война разобщает — все жители прекрасно уяснили простое правило человеческой цивилизации. А несогласные с этим имели право катиться из полиса на все четыре стороны. Хотя, признаться, таких было мало, потому что все уже по горло нажились в прежней Ганзе, и никто не хотел повторять ошибку.

Немецкий Двор стал именоваться Ганзейским. В него вошло несколько новых членов из русского кампуса. На своём первом заседании законодательно-исполнительный муниципальный орган принял решение о частичной реставрации, частичном возведении нового участка скоростной четырёхполосной скоростной магистрали от расположенного неподалёку узла синей промышленной ветки к третьему кампусу своего полиса — Хабу, который, проходя под «путинкой», расположился вдоль федеральной автотрассы. Это означало начало эры оптовой торговли напрямую с Союзом, минуя главный узел их ветки — Аквилею. Кстати, по плану, новый путь должен был проходить аккурат на месте долгостройки, между русским и немецким кампусами.

Вторым решением Ганзейский Двор разрешил всем желающим организовывать торговлю. Власти выдвинули только одно условие, чтобы членами коммерческих сообществ были жители минимум двух кампусов полиса. Либо на основе гражданских договорённостей, либо являясь членами одной семьи.

Разрабатывать генплан постановили доверить известнейшему союзному архитектору Артуро Гальяни, который вскоре спроектировал прекрасную автодорогу, учитывающую изгибы ландшафта, словно скользящую по ним, как мужская рука по женской талии. Кафе, техобслуживание, дилерские центры, запчасти, магазины, бары, кабаки, и, конечно же, гостиницы — всё это должно было растекаться вдоль трассы, концентрируясь между Сталинградом и Райхом. А в Хабе уже начали расчищать участки под крупный транспортный узел. Хранилища контейнеров и транспортировка грузов, аренда мобилей и турпоездки в Союз, дешевые мотели и паркинги, и прочее, прочее, прочее должны были возникнуть в ближайшее время.

В строительный кооператив понемногу вступали люди, видя, что работа началась по-настоящему. Валера Берет с нескольких тайных счетов завёл средства от лица дропов* (несуществующих людей), полностью профинансировав первый этап строительных работ. Пайщики заплатили за генплан и даже подарили его автору малахитовую шкатулку ручной работы. Бо договорилась о пресс-конференции, и знаменитый архитектор Гальяни рассказал на весь Союз о том, что за прекрасное дело огромного масштаба им предстоит.

Вскоре полисный кооператив начал расти, как на дрожжах. В него потоком входили не только физические, но уже и юридические лица и тоже вносили деньги. Уверенность людей возросла, когда на их глазах рабочие подогнали технику, расклеили на подъездах объявления о начале взрывных работ, попросили не обижаться на шум и рьяно принялись за расчистку территории между кампусами. По задумке, на месте бывшей стройки планировалось проложить дорогу, но так, чтобы она не делила полис напополам, а наоборот — объединяла. Этого добились тем, что, во-первых, по дну оврага проложили путь, соединивший кампусы широкой, пока ещё грунтовой рукой дружбы. Во-вторых, непосредственно над оврагом было предложено создать изящный виадук — такой, чтобы он стал достопримечательностью полиса. Работы уже начались, так что строительная техника не простаивала ни минуты.

И полис очнулся.

Александр с Англичанином и Лойером денно и нощно мотались по объектам. Везде успевали — отдыхать не приходилось. Доктор предложил Бо нанимать людей и помогать по общим вопросам. Она согласилась вроде, но видно было, что не очень это ей и нравится. Оливия как-то рассказала Оливеру о том, что Бо спрашивала себя, чем бы хотела заниматься, но пока не видела ответа на свой вопрос. Да ещё и в личной жизни проблемы. Наверное, Оливия думала, что брат расскажет об этом Саше, но Оливер почему-то не рассказал.