Реабилитация

– Кто научил вас так рассуждать?

– Жизнь.

На какое – то время воцарилось молчание, и мне начало казаться, что я перегнула палку, и произвела на человека не лучшее впечатление. Но порой стоит быть жестокой и властной, чтобы тебя услышали.

– Вы, знаете, Вика, я понятия не имею, что жизнь такого может натворить за короткие двадцать пять лет жизни, но один в поле не воин.

Этот человек вдруг незримо напомнил мне моего отца. Тот так же был уверен во всем, что делает.

– А вам и не нужно иметь на это понятия. Я – врач, вы – тренер.

Как я и ожидала, это ему не понравилось. Но нужно отдать должное, Макеев был терпелив и вежлив. Сама бы себе я ответила куда резче.

– На том и закончим. Приятно было поговорить, Виктория Юрьевна.

Почему то мне казалось неправильным, что хоккей ставился на первое место, а вторым было здоровье Егора. И каждый, кто придерживался этой позиции, автоматически заносился мной в графу - враги.

Я проследила взглядом за уходом главного тренера, и вновь принялась пить кофе. Ничего, придет время, и жизнь собьет с меня всю спесь.

Зазвонил мобильник, и я вновь захотела отключить звук, видя на дисплее фото Корсакова.

– Да, Алекс.

– По голосу слышу, я опять не вовремя?

Это был, пожалуй, единственный человек, превосходство которого принимала моя душа, и в связи с последними событиями, мне в голову закралась мысль – а что если это и есть моя судьба и я напрасно от нее бегу?

– Нет, Лекс, просто устала.

Так сокращенно я называла его лишь в минуты полного бреда, потому что знала, как мужчину это злит.

– А что делаешь?

– Кофе пью, - монотонно пробубнила я себе под нос.

– С круассанами? Ты же их ненавидишь.

В нутрии что-то предательски забилось.

– А ты откуда знаешь?

– А ты обернись маленькая!

Секунду спустя я с диким визгом, помчалась по коридору спортивного комплекса, прямо в руки Александра Корсакова. Знакомый запах, знакомое тепло, знакомый голубой свитер. Словно прощания на вокзале и не было, и мы встретились с утра, в ординаторской.

– Скучала?

Он по-детски взъерошил мне волосы и поцеловал в лоб.

И только теперь я поняла, что очень. А самое страшное, что в его глазах читался немой вопрос – поцеловать, или нет? А мне просто хотелось, чтобы он как старший брат, которого у меня никогда не было, взял меня на ручки.

Если кто и понимал меня хорошо без слов, так это Алекс.

Он выпустил меня из рук, больше не прикасаясь.

– Я видел Щукина на льду, он хорошо держится.

Похвалил меня Лекс, а у меня в голове как шестеренки заскрежетали.

– Погоди, а когда ты приехал?

– Только что.

– Но Щукина не должно быть на льду, ты обознался.

– По-твоему я бы с кем - то спутал, гада, что отнял тебя у меня?

– Твою ж мать! – грязно выругалась я и, не разбирая дороги, понеслась из буфета ко входу на лед.

На бегу я молилась лишь об одном, чтобы у этого придурка Щукина, хватило мозгов на то, чтобы не начать самостоятельную тренировку.

По дороге я врезалась в Кисляка и чуть не сшибла беднягу с ног.

– Андрей? Щукин на льду?

– Да.

– Пожалуйста, вытащи его оттуда взашей!

Я так выкрутила руку бедного парня, что он без дальнейших расспросов, понял, что дело серьезное. Кисляк что-то крича, выводит Егора со льда, но у меня внутри уже все и так кипит, как можно быть настолько безответственным и не понимать чем это грозит для тебя!

– Андрей, - я назло другому парню, беру Кисляка за руку, - если он еще хоть раз выйдет сегодня на лед, вы останетесь без капитана. Проследи за этим, пожалуйста. А мой рабочий день на сегодня закончен.

Умница Егор, даже не стал останавливать меня, потому что я вовсе не была уверена в том, что не влеплю ему еще одну пощечину на глазах у всех.

Где – то здесь, еще бродил Корсаков, но видеть никого не хотелось, какими же глупыми бывают мужчины, когда речь идет о достижении их целей. Алекс ждал меня у входа, стоя рядом со своей машиной и погрузившись в глубину салона, я только теперь начала успокаиваться.

– Зачем ты приехал?

А сама щелкаю пальцами по приборной панели. Здесь все как я хотела, бежевая обивка, та музыка, что нравится слушать мне. В бардачке завалялись мои заколки, ручки, и прочие мелочи. Я проникала во всю жизнь Алекса, и почему то мужчине нравилась вот такая метка места, даже если у него возникали романы и подружки были против моего присутствия в его жизни, выкидывали их, а не меня.

– За тобой.

А я так хотела избежать этого разговора.

– Алекс….

– У меня здесь дела, нужно забрать многие бумаги. Я на три дня, маленькая, не беспокойся.

– Щукин самовольно вышел на лед, это ты туда умчалась?

– Да, - скрипя сердцем, призналась я.

– Вик, я знаю, как ты злишься, когда что-то идет не по-твоему, но парня можно понять.

– В чем? Покалечить себя?

– Нет, доказать тебе, чего он стоит.

Глава 30.

Она не знала, почему так случилось — настало время, когда никто не может говорить то, что у него на уме.

Джордж Оруэлл “Скотный двор”.

Приглашать Алекса домой не хотелось, но мне было нужно переодеться перед тем, как мы оба поедем к Николаю Константиновичу.

– А у тебя ничего не изменилось, - сказал Алекс, обводя взглядом мою двухкомнатную квартирку.

Мы оба знали, что он ожидал здесь увидеть вещи хоккеиста, но это было абсурдным.

– Раньше тебе здесь нравилось.

– И сейчас нравится. Просто ты изменилась, я думал, что и поменяешь все вокруг.

Я возвела глаза к потолку, надеясь, что сквозь тонны бетона, Боженька увидит мой жалостливый взгляд.

– Ты хочешь сейчас это обсудить?

– Нет, иди, переодевайся.

Как только дверь в мою комнату захлопнулась, я обессилено рухнула на кровать. В чем – то Алекс был прав, я изменилась, только было сложно понять, как вернуть саму себя назад и стоило ли это делать вообще? Мелькнула мысль позвонить матери, но тут же погасла, она мне сейчас не помощник. Другим человеком, способным дать дельный совет, был Вознесенский, но и пожилой учитель был недоволен моим отказом от выгодной работы. Они оба знали, что я совершаю ошибку и пытались меня вразумить, но это не под силу, когда сердце человека идет в разрез с головой. Третий близкий человек, сейчас с кем - то разговаривал в прихожей моего дома, и выходить к нему, не было ни какого желания.