Реабилитация

Страшно было даже представлять такое, но одно я знала точно, из окна бы я не выпрыгнула. Скулила бы, выла, ненавидела весь мир, но жизнь бы себе сохранила. О многом можно забыть, многое пережить, но жизнь свою вернуть, уже не удастся.

И сейчас я понятия не имела, как подступиться к ребенку, которого семеро мужиков, сделали в миг взрослой.

– Алекс? А где ее отец?

– Занят, - почти сквозь зубы прорычал он.

– Понятно.

Вот отсюда и корень всех проблем. Лишь одно чувство во всем мире может воскресить – любовь, и лишь равнодушие может добить. Не многим дано выжить, вопреки всем и всему.

– Я не знаю даже с какой стороны к ней подойти.

Бинт на моей руке насквозь пропитался кровью.

– Котенок, не уверен, что тебе стоит продолжать этим заниматься.

Голубые глаза были непреклонны, и я бы согласилась, да вот только другой кандидатуры не было. Обезболивающее воздействие начинало проходить, и рука «ныла» нестерпимо. Мне действительно повезло, что карандаш девочка воткнула в руку, а не в горло, к примеру.

Стоило ли так рисковать, да и после подобной выходки, если бы не связи богатого отца девушки, ее бы уже определили в психиатрическую больницу. Я вспомнила ее взгляд, там некого было спасать. Не мала вероятность, что поставь я ее на ноги, их она использует лишь для того, чтобы добраться до очередного витка своей смерти.

– Это ведь важно для тебя, Лекс?

Приходилось подстегивать себя тем, что передо мной все еще тот человек, который выносил меня из любого пожара на руках, ни капли, не думая о себе. Его испуг, как и мой, пройдет, оставляя осознание беды.

– Не важнее тебя.

Вот он, передо мной тот человек, который бы понимал меня с полуслова. Страшно представить себе, как отреагирует Егор, на то, что на работе в меня воткнули заточенный карандаш – дротик. Я бы не став очевидцем, не поверила бы, что такое бывает.

И все же….

Именно со Щукиным, я бы и хотела сейчас очутиться. Пусть он и не понимал, как это быть мной, но он отлично понимал, какого это испытывать боль. А человек, понимающий это, всегда смотрит на мир иначе.

– А должно быть! Алекс, пусть там, в палате, уже одна треть от девочки, которую ты знал, но грош цена нашей Гиппократовой клятве, если мы ничем ей не поможем!

– Девочка опасна.

Он, разумеется, был прав.

– Не опаснее многого в моей жизни.

– Верно.

Нам больше нечего было друг другу сказать. Он слишком хорошо меня знал, чтобы спорить. А я была слишком убита обезболивающим, чтобы хоть, сколько то мыслить здраво.

– Я вызову такси, а потом отгоню твою машину домой. Тебе будет, кому помочь, в квартире?

И опять Корсаков прощупывает почву, хотя я думала, мы уже все обсудили. Но в чем-то он был прав, звонить и пугать маму мне не хотелось, звонить Егору, тоже не вариант, парень на соревнованиях и отвлекать его от этого, мне совершенно не хотелось. У парня была своя жизнь, ответственность за команду, и отнимать у него это было бы шантажом.

Ну что ж, и сама справлюсь.

– Не переживай за меня Алекс.

Я попыталась выдавить из себя улыбку, но рука все еще так сильно болела, что получалось у меня худо.

– Ты уверена?

Ничуть.

– Да, Алекс.

Я вовсе не была одинокой, у меня были близкие люди, подруги, друзья. Но так уж повелось, что я с проблемами привыкла справляться сама. По крайней мере, не до степени фанатизма, но настолько насколько могла.

– Ладно, выспись хорошенько.

Глава 40.

Я смеюсь, чтобы не плакать, не выть, не стонать, не кричать, не вопить дурным голосом, не ругаться на чём свет стоит.

Смех — это просто ещё один способ дать выход эмоциям.

Чак Паланик “Уцелевший”

– Привет, сходим куда-нибудь?

Мозг выдавал информацию постепенно, маленькими порциями. Следуя совету Алекса я, как только приехала домой на такси, сразу рухнула спать. И, похоже, проспала не мало, раз у Егора уже закончились занятия и тренировка. Взгляд вновь упал на перебинтованную руку, такое не спрячешь. И, разумеется, за руль я сесть не смогу.

– Прости, я так сегодня устала на работе, прямиком поехала домой. Сейчас перекушу и спать лягу.

Собственно это и было правдой, я действительно сейчас больше всего на свете хотела заснуть снова.

– Что-то случилось?

– Нет, только устала, - я заставила голос не дрогнуть, но как же я не любила врать. Хотелось верить, что это спасительная ложь. Парню и так сложно понять, с чем же я связала свою жизнь, а увидь он, что это вполне может меня изувечить, речь пойдет совсем не о том. Так реагировала мама, когда начала замечать, что работа для меня скорее наркотик, чем способ обеспечить свою жизнь.

– Вик, ты уверена, что в порядке?

Еще один шанс не соврать.

– Да, до завтра.

Я отключила связь и поставила телефон на беззвучный режим. Было сложно делиться проблемами, казалось это уже патология. Но это касалось только меня. Раз я могу это вынести, к чему перекладывать этот груз на плечи других.

С трудом встав, я сменила себе повязку. Обращаться со всем этим одной рукой, было крайне сложным, но все же возможным. Еще раз поблагодарила гены за то что, как и моя мама, я левша. Рана уже не кровоточила, но по краям была воспаленной и горячей, болела не мало, но все это можно было с легкостью пережить.

Трель дверного звонка, отвлекла меня почти на полпути, на скорую руку, замотав рану, я пошла, открывать дверь. На пороге стоял Егор, недоверчиво осматривая меня с ног до головы и сильно морщась, смотря на мою перебинтованную руку.

– Мне Алекс, позвонил.

Вначале не поверила своим ушам, Корсаков делает странные вещи.

– Рассказал, что тебя поранили, и ты никому об этом не расскажешь. Ты ведь мне соврала. Опять.

Я прямо слышала точки между его фразами. Так было нельзя, тем не менее, я считала своим долгом ограждать милого мальчика, от злого мира. С него хватит и того, что он кормилец всей семьи, большего он попросту может не вынести. А проверять, я не хотела.

– Я же сказала по телефону, со мной все в порядке.

Голос не дрогнул, хотя внутренне мне хотелось осесть к его ногам, и признаться в том, что у меня и у самой сил немного осталось.

Щукин не спрашивая, убрал меня со своего пути, и зашел в квартиру. Помыв руки, поставил чайник и сделал бутерброды.

– Ела?

– Нет.

Сложно вспомнить, когда обо мне так в последний раз заботились, и признаться это было приятным.

– Готовить я особо не умею, но судя по твоему рациону, ты не далеко от моих навыков ушла.