Редактор Линге

Все шло такъ, какъ предсказывалъ Линге: вначал лвая какъ будто онмла отъ удивленія, затмъ «Норвежецъ» высказалъ свои соображенія, на это возражали «Новости», — и страстная борьба загорлась но всей стран. Линге, впрочемъ, не оставался безъ поддержки, онъ не оставался одинъ: часть лвыхъ въ стортинг и провинціальная пресса протянули ему руку. Редакторъ «Отландской Газеты», человкъ, честность котораго была такъ велика, что въ ней не сомнвалась почти половина страны, — этотъ человкъ не могъ предоставить Линге бороться одному: онъ перешелъ на сторону «Новостей» и началъ вмст съ нимъ борьбу.

На Лепорелло лежала обязанность разузнавать, каково настроеніе въ город; онъ ходилъ въ «Грандъ», прислушивался у Гравезена, заглядывалъ посл театровъ къ Ингеброту, ловилъ членовъ стортинга на улиц — и длалъ все возможное, чтобы разузнать настроеніе города. А что говорили въ город? Боролся ли городъ или молчалъ по поводу него, принималъ ли участіе въ этомъ зрлищ, или только наблюдалъ, Линге все равно ничего не выигрывалъ.

Вотъ какъ? Значитъ, ему оказывали противодйствіе? Ему хотли заградить путь къ побд? Линге напрягъ вс свои силы и привелъ все въ такое замшательство, что исходъ борьбы нкоторое время былъ неизвстенъ; число его приверженцевъ въ нсколько дней увеличилось вдвое. Перо Линге работало дятельно и напряженно; но разв это было не странно? Онъ не могъ больше метать искръ; казалось, огонь его изсякъ.

Линге написалъ нсколько статей, въ которыхъ выражалъ свое удивленіе передъ первымъ министремъ. Въ его нападкахъ не всегда соблюдалась мра, выраженія въ его газет иногда бывали рзче, чмъ бы слдовало такой газет, какъ «Новости»; но теперь было не время думать объ этомъ; теперь лвая должна стараться объединиться, какъ одинъ человкъ, чтобы спасти страну отъ консервативнаго правительства. Первому министру нужно еще разъ дать возможность испробовать себя въ работ съ людьми, пользующимися довріемъ страны, самыми избранными людьми изъ лвой. Это былъ единственный исходъ, другого выхода не было. И Линге считалъ серьезной мысль, высказанную однимъ иностранцемъ по поводу того, что если будутъ держаться за правительство, стоящее у кормила правленія въ Норвегіи, это будетъ правильно, это будетъ работа противъ реакціи въ Европ.

«Норвежецъ» былъ попрежнему упоренъ. Онъ спрашивалъ, врно ли онъ разслышалъ, что намреніе «Новостей» — удержать министра-президента, называвшаго не разъ листокъ лживымъ и измнническимъ.

Линге отвчалъ ему насмшкой: «Да, удивительно, не правда ли? Несмотря на то, что дважды два четыре, что въ Кита голодъ, и что король Фердинандъ умеръ, — тмъ не мене онъ хочетъ лучше либеральнаго норвежскаго министерства, чмъ пустить къ кормилу правленія правую. Понятно это „Норвежцу“?

Въ залахъ и коридорахъ стортинга царило страшное безпокойство. Представители партій дергали другъ друга за петлички, настораживали уши и были исполнены непоколебимыхъ убжденій и скрытыхъ мыслей. Если бъ можно было знать, на чьей сторон будетъ побда? Гд же была правая? Вс думали о выборахъ и не знали, что длать. Старый министръ-президентъ не могъ дать имъ никакихъ указаній; все, что они могли отъ него добиться, когда онъ проходилъ мимо нихъ, заложивъ руки за спину и склонивъ голову на бокъ — это, что, къ сожалнію, онъ ничего не могъ сказать, онъ не склоняется ни на ту, ни на другую сторону; въ этомъ отношеніи онъ чистъ сердцемъ; а если бъ ему пришлось примкнуть къ какой-нибудь партіи, то охотне всего онъ примкнулъ бы къ обимъ сразу.

Линге ковалъ свое желзо, вызывалъ знакомые звуки, махалъ шляпой; но какъ ни странно, люди не шли за нимъ, желзо оставалось холоднымъ! Никогда еще онъ не работалъ такъ неутомимо, — онъ зналъ, что у него много поставлено на карту, и если онъ проиграетъ, дорого придется расплачиваться. Было даже что-то трагическое въ его усиліяхъ. Ничего не ломогало. Лепорелло день за днемъ приносилъ неутшительныя всти о настроеніи города, и Линге приходилъ въ бшенство. Какъ! въ „Гранд“ посмли надъ нимъ смяться? Разв дйствительно нельзя было удержать реакцію въ Европ?

А ко всему этому — еще какой-то человкъ съ рукописью. Человкъ этотъ низко кланяется редактору и сообщаетъ, что онъ Бондезенъ, Андрэ Бондезенъ…

Да, редакторъ зналъ его. Онъ зналъ его, какъ радикала, какъ товарища по убжденіямъ, который, вроятно, раздлялъ его страхъ передъ консервативнымъ министерствомъ?

Бондезенъ опять кланяется, — господинъ редакторъ не ошибается, и это радуетъ его. Онъ сочувствуетъ теперешней политик Линге, онъ даже хотлъ бы присоединиться… но, кром того, у него еще есть другое дло, — да, во-первыхъ, у него есть маленькая замтка о пожар на Анкерштрассе; можетъ быть, она пригодится господину редактору?

Линге просматриваетъ маленькую статью и сейчасъ же замчаетъ, что въ ней что-то есть. Это превосходная статья, въ ней много жизни, много огня, — одинъ студентъ чуть было не погибъ въ огн, онъ съ трудомъ выбрался изъ окна третьяго этажа; выскочилъ онъ въ одной рубашк, но съ портретомъ родителей въ рукахъ. Разв это не красиво? Линге, не знавшій, что во всей этой замтк не было крупицы правды, кром самаго пожара, былъ очень благодаренъ за статью.

Тогда Бондезенъ обращается къ своей настоящей цли. Къ сожалнію, у него есть свднія о заговор противъ Линге; противъ него готовится брошюра, она уже въ печати; появится она, вроятно, въ одинъ изъ ближайшихъ дней. Бондезенъ долженъ былъ увдомить господина редактора объ этомъ; это возмутительно, что одинъ изъ самыхъ заслуженныхъ людей въ стран втаптывается въ грязь какимъ-то негоднемъ.

Линге слушалъ спокойно эту исторію. — Да? Ну, и что же дальше? Разв на него не нападали и безъ того уже часто? Но понемногу онъ началъ усматривать опасность въ томъ, что брошюра появится именно теперь, когда онъ шелъ на жизнь или на смерть со своей перемной политики. Онъ сггросилъ о содержаніи, о характер нападокъ. Это политическая брошюра?

— Да, если хотите, врне — это подлый намфлетъ. Вондезенъ считалъ его вдвойн подлымъ, потому что это анонимная статья.

— Господинъ Бондезенъ знаетъ автора?

Къ счастью, Бондезенъ знаетъ, что авторъ — нкій Лео Хойбро, служащій въ такомъ-то и такомъ-то банк. Можетъ быть, господинъ редакторъ помнитъ человка, выступавшаго однажды въ рабочемъ кружк противъ лвой и, между прочимъ, сравнившаго себя съ блуждающей кометой?

Ну, конечно, Линге помнитъ его; онъ хотлъ тогда посмяться надъ нимъ, высмять его, какъ плохого оратора, но фру Дагни просила тогда за него. Это было какъ-то вечеромъ, онъ разговаривальсъ фру Дагни и она просила за него. Разумется, онъ помнитъ его, — онъ черный, какъ мулатъ, неповоротливый, какъ медвдь, и, кром того, этотъ человкъ не читалъ „Новостей“. не такъ ли?

Вотъ именно. Бондезенъ удивлялся памяти господина редактора.

Линге задумался.

Но разв эта брошюра носитъ чисто личный характеръ? Можетъ быть, это только нападки на его политику?

Нтъ, брошюра эта носитъ въ высшей степени личный характеръ.

Линге опять задумался; онъ морщитъ лобъ, какъ всегда, когда думаетъ о чемъ-нибудь со злобой. Дло зашло черезчуръ далеко; противъ него начали издавать брошюры, уничтожали его же собственными средствами. Разв это не было смло со стороны такого мулата? А что, если онъ расправитъ свои крылья и положитъ вс свои силы? Вдь Богъ милостивъ къ каждому червячку, лежащему на дорог.

Онъ спросилъ:

— Имя этого человка Хойбро?

— Лео Хойбро.

Линге записалъ имя на кусочк бумаги. Потомъ онъ смотритъ на Бондезена. Столько честности и деликатности въ человк, которому онъ никогда ничего не сдлалъ. Линге не могъ отнестись къ этому равнодушно, его юношеское сердце было тронуто, и онъ спросилъ, можетъ ли онъ въ благодарность оказать господину Бондезену какую-нибудь услугу. Ему будетъ очень пріятно, если онъ сможетъ когда-нибудь помочь ему.

Бондезенъ кланяется. Онъ очень доволенъ и проситъ позволенія притти какъ-нибудь опять. Онъ хочетъ написать стихи, состоящіе изъ однихъ настроеній, и ему бы очень хотлось, чтобы они были напечатаны.