Режиссёр смерти: Последний дебют

Услышав имя возлюбленной, Стюарт посерел и поджал губы.

– Всё будет хорошо... – прошептал в пустоту поэт и снова тяжело вздохнул.

Когда все успокоились и немного пришли в себя, они спустились на второй этаж и почти сразу погрузились в тревожное царство сновидений и кошмаров, кроме Гюля, что сел у стены и принялся наблюдать за спящими рядами.

Глава 6.4. Какао

Тихо сопели спящие: кто-то похрапывал, кто-то что-то бормотал сквозь бредовый сон, а кто-то шумно дышал и ворочался из стороны в сторону. Монотонно запевали часы: тик-так, тик-так, тик-так...

Пробил час ночи.

Клонило в сон, но Гюль держался как только мог. В очередной раз потерев глаза и зевнув, он тихонечко поднялся, вновь осмотрел спящих коллег, пересчитал их и, убедившись, что все спят, решил спуститься в столовую попить воды или чего-нибудь ещё. Его начала мучить странная жажда: хотелось испить чего-то холодненького, освежающего и вкусненького – в общем, хотелось что-то сладенького для жуткого сладкоежки поэта.

Окутанный молчанием Гюль с керосиновым фонарём в руках спустился на первый этаж, осмотрелся, зашёл на кухню, сделал себе вкусный холодный какао, взял пряничек и словно мотылёк зашёл в почему-то горящую светом столовую. Внутри было, как и ожидалось, пусто, безлюдно, тихо, только лампочки тихонечко трещали над головой. Он сел за стол посередине и принялся за сладкий перекус.

– И странно, однако... – жуя, вслух думал он. – Почему Добродей стал внезапно кровожадным безумцем? Мы, вроде, хорошо ладили и общались, мы не ссорились ни разу, потому что я не умею нормально ссориться, и, однако ж, почему так вышло? Что случилось? Что в нём переменилось так резко и неожиданно?

Он глубже погрузился в думы о Затейникове и вспомнил недавний эпизод.

– Перед этим проектом мы разговаривали по душам, и Добродей сказал мне выписать из списка наследников Эдика... Он сказал, что болтал с ним, пока Эдик был пьян, и тот сказал ему, что собирается забрать всё моё наследство самым коварнейшим способом... У меня почему-то было смутное предчувствие, что Добродей прав, потому я последовал его совету и выписал его из списка... но зачем? Почему? Доживу ли я или этот список вскоре станет действительным? Правда ли Эдик так коварен? И чем я думал, пока?..

Гюль доел пряник, зашёл на кухню за добавкой и снова сел за стол.

– Эдик, брат мой младший... Бедный и несчастный брат мой младший... Беспокоишься ли ты за меня? Или тебе действительно наплевать на всё, кроме моего наследства? А как там мои Нелли с Кристиночкой? Знают ли они, во что меня ввязали? Надеюсь, нет; не хочу их лишний раз тревожить. Они и без меня тревожны по своей натуре, незачем мне их волновать лишний раз.

Он доел второй пряник и запил его какао.

– А правильно ли я защитил Максима? Правильно ли нагрубил Борису и даже ударил его?.. Может, я был не прав и Максим действительно является убийцей? В конце концов, русые волосы в кулаке бедной Эллы... – он вздохнул. – И зачем я ударил Бориса? Я ведь никогда ни на кого не поднимал руку, а тут само по себе так вышло... Надо утром поговорить с Борисом и извиниться перед ним. Но прав ли я? Но ведь русые волосы могут принадлежать не только Максиму, но и Еве, к примеру. А. может, убийца вновь подставил кого-то? Убийца... Хитёр и... жесток. Жесток, по-настоящему жесток. Но кто может быть настолько жесток? Все вокруг кажутся такими безобидными и добрыми ребятами, так кто из них притворяется? Кто лжёт прямо в лицо?

Кусок третьего пряника был тщательно пережёван и проглочен. Гюль откинулся на спинку стула и погрузился в тёплые семейные воспоминания: вот они с внученькой Кристиночкой гуляют по парку: он катает её на своих могучих плечах, а она смеётся своим звонким голосочком, обнимает его голову и говорит, как сильно любит своего доброго дедушку... А вот они с дочуркой Нелли и Кристиночкой сидят под деревом и едят мороженое, общаясь на самые различные темы и беззаботно смеясь, смеясь!.. Гюль улыбнулся воспоминаниям.

– Подождите меня, Нелли и Кристи, я обязательно к вам вернусь, и мы снова будем есть мороженое и смеяться! Да, я обязательно к вам вернусь, только подождите меня...

Пробило полвторого.

Гюль посмотрел на часы, поднялся, отряхнулся и, взяв с собой пряник, допил какао.

– Пора возвращаться. Надеюсь, ничего не произошло, пока я тут раздумывал и...

Ворожейкин с пряником во рту и с кружкой какао в руке обернулся, но не успел он и пикнуть, как вдруг его огрели по голове. Яркая вспышка, – и всё вокруг поглотила вечная тьма...

Глава 7: Нет защиты. Часть 1: Кастрюля

Кайдерск, 31 января, 1043 год

Время 04:13

Местонахождение неизвестно

Стюарт очнулся, но почти сразу понял, что всё ещё находится во сне, а не в реальности. Он стоял в глубокой квадратной яме, окружённый земляными стенами с кишащими в них чёрными блестящими жучками и склизкими противно-розовыми червями. Воняло железом, воняло кровью.

– Где я опять?.. – шёпотом спросил тяжело вздохнувший Стюарт, осматриваясь и кончиками пальцев ощупывая свою «тюрьму» в поисках возможного выхода, однако проклятые стены были невероятно ровны и не копались, как бы он ни впивался пальцами в почву и как бы ни пытался сделать самодельную лестницу.

Посмотрев наверх, скрипач с ужасом заметил, как к яме подошёл Добродей Затейников в чёрном костюме с красной бабочкой и хищно осклабился своим противным ртом. Почему-то именно сейчас он казался Стюарту особенно мерзким, особенно жутким и пугающим до мурашек, что ордой пробежали по его горячей спине, сжатым в кулаки рукам и серым щекам. Добродей стоял, заложив руки за спину, и отвратительно облизывал сухие губы.

– Что тебе нужно от меня?! – с отчаянием в голосе вскричал Стюарт и хотел было прыгнуть на злодея, но тот первее схватил багровую лопату и начал невероятно быстро закапывать нашего героя.

– Ты должен был умереть! – хохотал Затейников, хороня Уика. – Ты, ты, ты! Но ты не умер, так умри же сейчас от моих рук, моих!

Стюарт пытался уворачиваться от земли, старался держаться, так сказать. «на плаву», однако у него не получалось: ноги по колено увязли в земле, в которой копошились половинчатые окровавленные черви. Он закричал, начал щипать себя за руки, чтобы поскорее проснуться и вырваться из лап кошмара, однако он никак не хотел просыпаться. А Затейников всё бросал в него землёй и бросал...

Вскоре Стюарта накрыло с головой, и он тотчас ощутил странную невесомость и лёгкость. Открыв глаза, которые ужасно жгло от попавшей в неё почвы, он узрел, как падает куда-то вниз, как отдаляется от него противная рожа режиссёра и как утихает его безумный надрывистый хохот. Болезненный толчок в спине и колющий холод, – он, одетый в белое тряпьё, упал в снег.

– Где я?.. – снова шёпотом спросил он пустоту, но ему, конечно же, никто не ответил.

Сложив руки на груди в форме креста, Стюарт закрыл глаза. Вставать ему совсем не хотелось, хоть и было до боли холодно. Нет, ему не было лень, ему просто не хотелось продолжать этот проклятый и ненавистный сон! Почти каждую ночь его мучают странные кошмары, почти каждую ночь он видит Затейникова и не может избавиться от его образа! И он уже жутко устал ото всего.

И вот, лёжа в снегу, он смотрел, как в воздухе порхают подобно бабочкам снежинки: он видел их рельефы и витиеватые узоры, рассматривал их и восхищался их красотой. Как давно он не видел такой красивой улицы... как давно они не выходили на свежий воздух. И это чувство сладкой свободы... Он так соскучился по нему.

Внезапно с правой стороны раздался чей-то задорный голос:

– Стю-юарт!

Стюарт повернул голову и заметил, как вдали расплывались нечёткие тёмные силуэты. Прищурившись, он увидел улыбающихся Ванзета Сидиропуло, Лебедину Грацозину и всю свиту Затейникова, кроме самого режиссёра; все махали ему рукой и звали.