Режиссёр смерти: Последний дебют
Шрифт:
– Нас?.. – спросил недоумённый Стюарт.
– А теперь хочу пожелать вам удачи! Расследуйте это дело и отыщите, наконец, этого грязного душегуба! Удачи-удачи!
И под конец прогрохотал его жуткий, пробирающий до мурашек безумный хохот.
– Почему он сказал «нас»?.. – всё задавался вопросом Стюарт, но его никто не слышал. Все пребывали в шоковом состоянии и не могли понять, что происходит.
Первой из оцепенения вышла Ева Вита:
– Нам надо отнести тела в комнаты... Если, конечно, вы закончили исследование.
– Да, мы закончили. Улик очень мало, – сказал Стюарт. –
Сэмюель был совсем не рад этой новости и сильнее побледнел. Ему было боязно прикасаться к смерти, к мёртвому телу только-только живого друга. Было ужасно страшно от осознания, что пару минут назад это был живой человек! Страшно, ужасно страшно.
Лев и Пётр подхватили тело Гюля с двух сторон и поволокли его на второй этаж, Сэмюель и Стюарт поступили так же с телом Бориса, но потащили его на четвёртый этаж. На мгновенье скрипачу показалось, что он слышит сердцебиение, но это была лишь мимолётная галлюцинация.
Закрыв трупы в комнатах и накрыв их одеялами, мужчины вернулись в фойе к остальным; все, вооружённые тряпками, убирали место убийства и самоубийства от крови. Завершив уборку в молчании, они промыли тряпки, бросили их в углу кухни и собрались в столовой.
– Я только что поняла, что имел в виду Борис... – прервала тишину Ева Вита. – Он сказал, что докажет свою невиновность своей смертью. Будь он убийцей, нас бы уже выпустили на свободу, но нас, как видно, не выпускают...
– Ага... И что нам делать дальше? – спросил Максим Убаюкин.
– Пытаться понять, кто убийца, – Стюарт встал во главу стола и прочистил горло. – Мы с Табибом и Илоной заметили, что Ворожейкина убили в стоячем положении, то есть кто-то ростом плюс метр семьдесят пять ударил его кастрюлей по голове. Из этого следует, что Убаюкин, Черисская и Штуарно вне подозрений, как и покойный ныне Феодов. Значит, Лонеро, Вита, Бездомник, Радов и Такута могут быть потенциальными убийцами.
– А тебя не смущает, что доктор постоянно падает в обмороки при виде крови? – спросила Марьям, скрестив руки на груди.
– Это может быть всего лишь хорошее притворство.
– Как и ты можешь пг’итвог’яться следователем... – заметил Максим.
– Не отрицаю, но я сам себя знаю и уверенно заявляю: я не убийца. И, если следовать этому списку, то улик ещё не было на Бездомника, Такуту и Радова. На Лонеру и Виту уже были подозрения, если вы помните дела Ванзета Сидиропуло и... Эллы Окаоллы.
– Ты пытаешься пойти методом сужения круга подозреваемых? – поинтересовался Пётр.
– Да. Бездомника не было на деле Сидиропуло, что тоже может избавить его от подозрений.
Стюарт метнул взор на встревоженную Еву Виту, прикусил согнутый указательный палец и подумал про себя: «Да, возможно, это она. Но если я начну на неё давить, к ней на защиту встанут остальные, ибо она очень хрупкая и невинная, так сказать... Как доказать её виновность? А может это Сэмюель, который действительно умеет хорошо притворяться? Или Табиб, который может отыгрывать падучего? И Пётр... тихий и неприметный человек, про которого можно легко забыть, ибо он редко участвует в разговорах. Может, это он?..»
– О чём ты задумался? –
пихнула его в бок Илона.– Об убийце и о нашем списке...
– М-м... То есть ты хочешь сказать, что Максим вне подозрений? А как же клок волос, который мы нашли у Эллы?
– Он может принадлежать так же Еве Вите, – он поднял грозный взор на испугавшуюся женщину.
– Я-я?! – взвизгнула она.
– Не тг’огайте её! – воскликнул в защиту Максим, приподнявшись. – Она не может быть убийцей: как такая хг’упкая женщина способна на такие звег’ские пг’еступления?!
– Это может быть всего лишь образ, тем более, она хорошая актриса, – сказал Стюарт, понимая, что вновь настраивает Максима против себя.
– Ты тоже можешь быть всего лишь актег’ом-следователем!
– Смотри: против неё есть несколько улик. Кольцо с дела Сидиропуло, клок волос с дела Окаоллы. Тем более она хорошо подходит под рост для убийства Ворожейкина. Знай, что Сатана может скрываться под ликом добродетеля, Максим.
– Вы сейчас меня хотите оклеветать убийцей?! – вскричала, поднявшись, Ева. Она начала тяжело дышать.
– Нет, я всего лишь предполагаю...
– Это всё –клевета, ложь! – разгневался Убаюкин.
– Да, я согласен с Максимом, – подал голос Табиб.
– Тем более такая хрупкая и тонкая девушка не могла бы перетащить труп Эллы! – воскликнула в защиту Евы Марьям.
– Почему же? Всё возможно, – парировал Стюарт. – Она может всего лишь притворяться слабой.
– Ложь! Это всё ложь! Я не убийца! – с отчаянием в голосе вскричала Ева и расплакалась.
– Вот, смотг’и, до чего ты довёл бедную девушку! – возмутился Убаюкин.
– Она не виновна!
– Она слишком слаба для таких убийств!
– Это было бы слишком жестоко с её стороны! – кричали многие, заставив скрипача сильнее задуматься и замолчать. Илона и Сэмюель тихо наблюдали за прениями и по большей части смотрели на Стюарта, которого пытались загнать в угол, но он не поддавался и оставался хладнокровным.
– А может это вообще ты убийца?! – вновь начал гнуть свою линию Максим. – Ты, скг’ывавшийся под личиной следователя, убийца!
– А ведь в этом есть смысл...
– Да, может, это действительно он?
– Тем более он приехал внеплановым вместе с Сэмюелем! Может, он действительно пешка Затейникова?..
– Он единственный музыкант здесь, не считая композитора!
– Он не очень значим, в отличие от нас!
– Да, всего лишь оркестровый музыкант, коих было много на репетициях!
– Как белая ворона среди чёрных! – зашептались остальные, но Стюарт оставался непоколебим и стоял, скрестив руки на груди и закрыв глаза в раздумьях.
Споры об убийце продолжались ещё около двух часов, однако они ни к чему не привели: сторонники Убаюкина приняли версию убийцы-следователя, некоторые совершенно не могли принять ничью точку зрения и запутались в собственных размышлениях, а сторонников Уика, который больше всего подозревал в убийствах Виту, казалось, совсем не было. Завершив прения, все поняли, как сильно проголодались и устали, и решили приготовить завтрак. Те, кто умеют готовить, отправились на кухню, остальные остались сидеть в напряжённой тишине в столовой.