Режиссёр смерти: Последний дебют
Шрифт:
В тот же момент с левой стороны раздался другой восклик:
– Стюарт, дружище!
Он повернул голову уже в иную сторону и узрел всех живых коллег, что так же махали ему рукой и звали к себе. Уик тяжело вздохнул.
– Господи, да разорвите меня уже кто-нибудь! Дайте мне проснуться! Хватит, хватит, хватит!
Стюарт зажмурился и схватился за голову, сев на снегу, как вдруг к его горячему лбу прижались чьи-то холодные губы. Он поднял глаза и увидел перед собой улыбающуюся Эллу, что отводила от его головы руки.
– Стюарт, дорогой, пошли домой.
– Элла?..
–
– Элла...
– Стюарт, чего же ты ждёшь?
– Элла...
– Стюарт, идём со мной!
– Элла...
– Стюарт!
– Элла...
– Стюарт, любимый мой, дорогой мой!
– Элла, нет! Прекрати, умоляю! Я знаю, что ты мертва, я прекрасно понимаю, что нахожусь во сне, так не мучай меня, прошу тебя! Я тебя потерял и это только моя вина, что я не сумел тебя уберечь и спасти! Прости меня и не мучай, умоляю тебя!
– Стюарт, я жива...
– Нет! Это ложь!
– Я жива...
– Нет!
– Я...
– А-А-А!
Стюарт с болезненным вздохом распахнул глаза и сразу же сел на самодельной постели из простыни. Все вокруг него так же неожиданно и резко проснулись от пронзительного крика с нижних этажей, и переглядывались друг с другом.
Самой первой из шока вышла Ева Вита:
– Вы слышали крик?..
– Кого нет? – тотчас спросил Максим Убаюкин.
– А где Табиб и Гюль? – нахмурился Лев Бездомник.
С минуту помолчав, все одновременно вскочили на ноги и бросились на первый этаж, откуда раздался крик. В дверях лестницы они встретили посеревшего Табиба, что был на грани обморока и дрожал, как осиновый лист.
– Гюль убит! – закричал он и без памяти рухнул в руки Бездомника, что отвёл его к диванчику и уложил. Остальные тотчас ринулись в столовую, где перед ними предстала страшная картина: на полу меж столов лежало грузное тело Ворожейкина со вскрытой ножом затылочной частью, откуда виднелся мятый череп. Рядом была написана кровью надпись: «От любимого братишки» и лежал большой кухонный нож. На столе стояла как ни в чём не бывало окровавленная кастрюля. К горлу некоторых подступила тошнота и они ушли со столовой, чтобы перевести дух, остальные остались стоять, как вкопанные, в том числе и Стюарт, который просто спросонья не понимал, что происходит.
В тишине раздался смешок, – Борис пустым взором смотрел на мёртвое тело и криво улыбался.
– Гюль, ты реально умер или притворяешься? – шёпотом спросил он, подошёл к телу ближе и резко схватил его за запястье. – Поднимайся, ёмаё, поднимайся! Ты же шутишь, я знаю, ты шутишь! Хватит!
– Борис... – побледнел Сэмюель и подошёл к солисту.
– Поднимайся, едрён-батон! Хватит, Гюль, хватит! Ну поссорились мы чуточку, с кем не бывает?!
– Как он притвог’яется интег’есно... – сказал Убаюкин, подняв уголок губы.
– Да, однако ж, притворяется он знатно. Актёр, как-никак, – поддакнула хмурая Марьям. Ей, конечно, было ужасно жаль мёртвого поэта, но презрение к солисту было сильнее. – Я своими ушами слышала, как он желал господину Ворожейкину смерти! Небось и сам убил его!
Борис замолк и замер, отпустив руку трупа.
– ...чё ты вякнула,
тварь?– Правду «вякнула»!
– Я тебе сейчас эту правду...
– Ребята, не ссорьтесь! – вмешался Сэмюель, но было уже поздно.
– Ты убийца и специально валил Максима, чтобы мы тебе поверили и отвели от тебя подозрения, но мы не поверили! И именно поэтому ты так сдружился с Илоной, потому что она была ослеплена ложью!
– Какой смысл мне убивать лучшего друга?!
– А кто тебя знает?! Ты отбитый наглухо!
– Заткнись!
– Ты в порыве ярости мог убить господина Ворожейкина! – Заткнись, заткнись! – враз кричали они.
– Ты в помутнении чуть не прирезал Максима! – Затки своё лицо, дура!
– Тебе вообще нельзя давать ничего в руки! – Ты реально тупая или тоже притворяешься?!
– Ты забил господина Ворожейкина до смерти кастрюлей! – Я тебя сейчас...
– Ну давай, попробуй меня прирезать, раз уж я тебе надоела! – Ты действительно не думаешь головой, дура тупая!
Их крикливые голоса смешивались в единый невыносимый гул.
– Хватит! – закричала Ева Вита, закрывая уши. – Хватит! Нам надо всем успокоиться! И вы оба – тише! Тише! Голова уже болит!
Марьям и Борис тотчас замолкли, прожигая друг друга гневными взорами. Стюарт подозвал к себе фотографа Илону.
– Илона, сфотографируй место преступления, – попросив всех разойтись, он присел на корточки перед телом. – Мы принимаемся за осмотр. Пусть здесь останутся только Илона. Позовите Табиба, Петра и Льва.
Когда все названные подошли к следователю, тот обратился сначала ко Льву и Петру:
– Вы оба сможете после осмотра отнести тело Ворожейкина в его комнату? Ну или в чью-нибудь ближайшую?
– Да. – Probablement... (фр: Наверное…)
Когда все покинули место преступления, Стюарт принялся за тщательный осмотр места убийства вместе с шатающимся от ужаса Табибом.
– Как думаешь, чем его убили? – спросил музыкант.
– С-судя по вмятине, его забили кастрюлей, а уже потом вскрыли ему голову. Правда зачем?..
– Просто потому, что убийца жесток и в его действиях нет логики...
– Не думаешь ли, что это в самом деле Борис?
– ...думаю. Но это будет слишком очевидно.
– Стюарт, это не книга и не игра, тут не очевидного и не очевидного! Это реальная жизнь!
– Но преступники многое берут из книг, потому я и считаю, что это слишком очевидно. Тем более не мог же Борис убить лучшего друга на эмоциях спустя столь длительное время! То, что они поссорились, это факт, но...
– Господи, это же Борис! Он мог сделать что угодно!
Стюарт замолк.
– Его убили не так давно... – задумчиво сказал он.
– Да. И это страшно! Он буквально пару часов назад был живой, говорил с нами и прочее, а сейчас его нет! Пуф! Он мёртв!
– Не паникуй, лучше пойми, что только человек определённого роста мог ударить его по затылку. Судя по его позе, он стоял, когда его ударяли. Если бы его ударили за столом и только потом скинули на пол, он был бы в другой позе. Передвинуть так его вряд ли бы могли, ибо он достаточно тяжёл, поэтому...