Родная партия

А что, если меня пытались убить?

Глава 26. Уточни свое будущее

Размышления о возможном покушении на меня не покидали всю ночь. То и дело думалось, что это могли быть как моджахеды, так и свои. Ведь тот клочок бумаги, в котором меня убедили принять согласие, исходил не от Виктора Максимовича. Секретарша соврала мне про источник записки, но зачем? Значит, есть что скрывать. Наконец, от долгих болезненных переживаний я провалился в тяжелый сон.

Сперва под ногами рассыпался трухлявый паркет. Сквозь щепки и деревянную крошку показалась черно-фиолетовая тьма, зовущая в бесконечное падение. Я удерживал себя в кресле, рваном и просиженном многолетным присутствием пациентов в госпитале, пытаясь не упасть в бездну; стены треснули, и ветер загонял в рассыпающийся госпиталь сухой и холодный воздух, гнал его вниз, утягивая близлежащие предметы.

Руки цеплялись за бревна, кирпичи, остатки кресел, но всё летело внутрь бездны. Лишь когда мое тело окончательно рухнуло на дно, я обнаружил перед собой уже знакомую студию. Посередине зала стояла голографическая голубая фигура в виде серпа и молота.

Люди выжидающе смотрели на сцену, оценивая новую технологию. Видимо, они меня не могли видеть из-за общей темноты, хотя я лежал прямо перед ними, распластавшись на полу. Мужчина с удушающим ароматом духов подошел ко мне, накрутил платок на руку и этой самой рукой помог встать.

– Вот так, Андрей, поднимайтесь. Здравствуйте. Видите то красное кресло? Вам туда, идите и садитесь.

– Простите, вы кто?

Надушенный мужчина оскорбился:

– Это издевка? Да меня знает вся страна, знаешь ли, – он взглянул на часы. – Ладно, потом поговорим про твое поведение. Мы скоро выходим в эфир. Иди в свое кресло, парень.

Я покорно направился, куда отправили. Тени бегали рядом. В один момент свет прожекторов схлестнулся на моей фигуре, и аудитория дико заверещала.

– Андрей! Андрей! Андрей! – скандировали из зрительского зала.

От стеснения кровь прилила к лицу.

– Андрей, мы за тебя! Тащи дальше движ! – крикнула какая-то девчонка с первых рядов. Рядом с ней танцевали совсем уж мелкие ребята, и на их белых футболках красовалось мое лицо с подписью Mr Краш.

Огромный перекаченный мужик из охраны волосатой ручищей усадил её обратно. Зал стихал под умасливающие звуки ведущего.

– Дамы и господа, в эфире как всегда – “Пусть покричат”. С вами Михаил Сбитнев. Не переключайтесь.

Зал оглушительно хлопал в ладоши, крича мое имя.

– Сегодня в нашей программе любимец российских зумеров, целеустремленный комсомолец и представитель золотой молодежи СССР – Андрей Велихов, он же мистер Краш, он же комсомолец номер один. Борец, лирический герой, очень ранимый и любящий подолгу размышлять в своей голове. Аплодисменты юноше.

Зал аплодировал, хлопали в ладоши и специальные гости, однако среди них имелись и протестующие. Генерал Кротопоров, например, не только не хлопал, но ехидно осклабился. Лариса Гузеева, одетая в джинсовку, наспех собирала волосы резинкой, а рядом сидевший розовощекий блогер Karton то кричал в такт залу, то снимал самого себя на громоздкий айфон.

Мне было очень стыдно. Опять это ненужное и недостойное внимание обращено к к моей персоне. Я пытался защититься осознанием, что это всего лишь сон, но эмоции переполняли разум, безнадежно травили его.

– Нашей команде с большим трудом удалось извлечь героя из его временной линии. Как мы знаем, Андрей Велихов плотно взялся за будущее нашего мира, о чем говорят его поступки за последние полгода. Вся Россия переживает, как Андрей будет спасать Советский Союз. Как обычно случается, наше общество разделилось надвое: одни за то, чтобы СССР сохранился, а другие за то, чтобы Андрей оставил всё как есть, то есть дал возможность этой стране исчезнуть.

На этой памятной фотографии мы видим, как герой стоит вместе с Егором Кузьмичем Лигачевым и Виктором Максимовичем Мишиным перед отправкой в Кабул. Комсомолец добился многого: женился, получил карьерный импульс, прославился в Европе как защитник природы, назначен на ответственную должность советника ЦК ВЛКСМ в Афганистане.

Аплодисменты в зале.

– Я не понимаю, Михаил, к чему эти бравурные слова? – генерал Кротопоров взялся за микрофон. – Ну, Миш? Зачем? А? Не понимаю такого.

Гузеева закатила глаза. Рядом сидевший розововолосый Karton мягко вставил слово:

– Ну вот вы снова недооцениваете зумерское поколение. К чему такая токсичность?

– Я делюсь своим мнением, мальчик.

– И снова токсичность. Мне девятнадцать.

– Да для меня всё равно ты молокосос, – генерал надул губы.

– Так, мальчики, успокоились, – Гузеева положила на плечи обоих свои руки. – Давайте вернемся к нашему герою. Не будем отнимать эфирное время, хорошо? Миша, ты продолжи, а мы присоединимся.

– Андрей, что скажете обо всём случившемся с вами? – ведущий указал пальцем на меня. Прожектора ударили в глаза с новой силой.

Я попытался ответить, но скотчем рот связало. Ни слова не выговорить, ни промычать даже.

– Мальчик-зайчик настоящий, – вкрадчиво улыбалась Гузеева. – Такой маленький, такой хорошенький, ему ещё погулять нужно, потанцевать, с девушкой пообниматься, а его отправили спасать страну.

– Не только страну, а весь мир предстоит спасти, – ведущий в сером пиджаке так поставил акцент, что мне стало ещё стыднее за собственные промахи. – Андрей, перестаньте молчать. Говорите! Можете покричать, если хотите. Тяжело спасать человеческую цивилизацию?

Я крепко вдохнул.

– А что сказать? Спрашивать постфактум, когда всё уже случилось, не имеет смысла.

Аплодисменты в зале. Михаил Сбитнев затряс планшетом в воздухе – аудитория смолкла.

– Но всё же расскажите о своих переживаниях. Мы смотрели ваши сны, ваши мысли в голове, ваш дневник…

– Вы и такое умеете? – удивился я.

– Конечно! Зря недооцениваете наши возможности. Cтудия может очень многое.

– Это неправильно.

– Вот! Нельзя нарушать личные границы, о чем я говорил раньше, – Karton показал кивком в мою сторону. – Есть нормы экологического сканнинга мыслей и убеждений человека…

– Кончайте ломать трагедию, товарищи. Строите из этого Андрея черти что, какого-то бога-спасителя России. Передо мной никакой не герой.

Зал недовольно загудел от Кротопорова. Генерал ни разу не застеснялся. Вместо этого он стал бить себе по груди, указывая на боевые ордена.

– Кто он, и кто я – об этом зал должен сейчас подумать, об этом общество должно подумать, вся Россия должна подумать. Кто герой, а кто лох простой, девочка в мужских штанах.

– Да что у вас все лохи? – Гузеева подняла голос. – Других оскорблений больше нет?