Родная партия

– Как вы планировали её повысить?

Инна быстро переводила с пушту на русский и наоборот. Свою работу девушка исполняла честно.

– Этот вопрос я хотел задать вам.

– То есть у вас нет конкретных предложений.

– В Афганистане всё сложно, – увиливал Абдул. – Терпеть – тяжелая участь. Мы работаем не покладая рук, товарищи, но народное доверие восстановить сложно.

– Помнится, у вас ещё и раскол имеется на халькистов и парчамистов. Это так?

Переводчица посмотрела на меня с удивлением, но перевела.

– Да, всё так. Но в этой провинции проблема решена.

– Ясно.

Наступила неловкая тишина. Абдул и его товарищ точно ожидал моего приказа. Повернула голову переводчица.

– Андрей Григорьевич?

– Что? – с возмущением отреагировал я. – Контекста мало.

– Товарищ Абдул Назар, Андрей Григорьевич просит больше объяснений.

Усы на лице афганца словно вспыхнули.

– А что ему ещё сказать? У нас очень маленькие возможности. Мы ожидали поддержку Советского Союза, всего социалистического содружества. К тому же в вашей стране большой опыт борьбы с контрреволюцией.

– Он не всегда может быть полезен для других, товарищ Назар.

Я выпил чаю, закусив его куском сахара. На удивление вкусно. Афганцы принялись тоже пить. В возникшую минуту для раздумий я взялся за папку с бумагами и стал перекладывать листы так, будто читаю: “Просьба не мешать”.

Абдул прав. Борьба с контрреволюцией всегда была одной из самых сильных сторон в России. Но мне как историку известно, что в историческом сюжете всегда бывает сторона не только А, но и В. Победителей стараются не судить, конечно. В учебниках могут дать намек: “Возможен был другой исход”... Но дальше тихого голоса рассуждений ничего. А зря.

Уничтожение “контрреволюции” позволило установить жесткую, или даже жестокую власть в Союзе. Были разные результаты, и положительные, и очень отрицательные, но общий знаменатель – государства не стало. Ни коммунизма, ни марксизма-ленинизма, ни научного социализма. Зато всеобъемлющий олигархат и в нескольких бывших республиках тихий уголок с намеком на лучшее будущее. В 2028 году, я сужу по тому, что меня выбросило в самое начало Перестройки, а не куда-нибудь ещё, распад СССР оказал фатальное значение для истории. Иначе зачем я тут оказался?

Нет, определенно нужен другой подход. Афганистану можно предложить что-то другое, отличающееся от сценария, реализованного с 79-го по 89-й. Не только винтовки и медикаменты, а также советских солдат как заслон для сохранения собственной тонкошейчатой власти.

– Вы говорите, что здесь сильны позиции исламских контрреволюционных сил? – спросил я у Абдула.

– Да. В Кабуле ещё относительно спокойно, но в провинции работать намного сложнее.

– А что именно они предлагают?

– Сопротивляться иностранному влиянию. Защищать веру, выступать против безбожников.

– Хм. А они прямо-таки единым фронтом идут?

– Что это значит? – переспросил Абдул у переводчицы.

– Андрей Григорьевич, объясните им проще.

– Хорошо. Абдул, контрреволюция действует сообща, из единого центра?

– О нет, моджахеды мобилизуют людей из местного населения. Но здесь живут самые разные народы, и у них много противоречий! Очень большие противоречия. У моджахедов много и от перебежчиков из афганской армии. Есть много разных политических движений, многие находятся не у нас, а в Пакистане.

– Ясно. Значит, нужно действовать так, что оккупанты не мы, а они.

У переводчицы лицо побелело, несмотря на духоту в кабинете. Инна осторожно перевела мои слова. Абдул тоже смутился.

– Вы всё правильно поняли, товарищи. Инна, так и переводите. Нужны люди против контрреволюции? Давайте их искать. Мобилизовать необходимые кадры следует через подтверждение вашей независимости от меня, к примеру. Молодежь, если пойдет в ваш комитет ДОМА, должна знать, что борется не за какой-нибудь марксизм-ленинизм и социализм, который рассказали мушаверы из Советского Союза. Молодые люди будут сражаться за Афганистан, за свое будущее. Не за мое или за будущее товарищей из социалистической Европы. Понимаете?

– Мне тяжело вас понять, – мучился Абдул. Рядом с ним его товарищ от напряжения выпил пятую чашку чая.

– Вот в этом и проблема. Вы несамостоятельные. Слишком напираете на наши идеи. Афганский народ их не понимает, судя по вашим же сообщениям нашим советникам.

– Но как же иначе. Саурская революция…

– Сначала установить мирную жизнь, потом перейти к завоеваниям социализма, – перебил я.

Абдул протяженно молчал.

– Постепенно наладим жизнь таким образом, что вы будете полновластными распорядителями своей страны. Вы, а не мы. Когда на улицах стоят советские танки, то вряд ли это воодушевляет афганцев работать сообща. Если мы снимем это противоречие в общей картине, то у моджахедов будет выбита почва из-под ног. Они же кричат про то, что мы здесь иностранные оккупанты? Что ж, вам пора быть более самостоятельными в решениях. И ещё, я бы обратил внимание на то, как работают ваши агитаторы в районе.

– Ну да… – неопределенно промычал Абдул. – Давайте займемся насущными задачами. У нас есть вопросы к вам.

Мы приступили к бумажной волоките. Изредка я поглядывал на Абдула Назара. Он либо обиделся, либо ушел в свои раздумья. Если второе, то это определенно победа. Лучше них никто в Афганистане не разбирается. Советские советники хоть и существуют ближе всех с афганцами, но статус иностранца никак и никогда ты не снимешь. Нужно, чтобы государство в Афганистане принадлежало самим афганцам.

Сквозь дальнейшие бюрократические дела я уловил себя на мысли – может ли такое случиться, что коммунисты сами виноваты в собственном провале? Афганистан медленно двигался вперед, случилась революция, потом переворот, затем советские войска приходят для стабилизации режима, но вместо этого обратный эффект.

Кто именно допустил тут ошибку? Афганские коммунисты? Черт побери, часть их идей мне правда импонирует. Революционные изменения необходимы, потому что народ тут откровенно нищенствует. Но я же зумер, мне ближе всего Европа с постмодерном и сытой жизнью, а не исламский Восток. Афганцам, опять же, виднее в путях развития страны. Зачем вытягивать за уши человека, которому удобно сидеть на своем месте?

С другой стороны, есть советские коммунисты. Напугались переворота и сунулись аж целой армией в соседнюю страну. Гениальный ход. Теперь мы тут теряем своих пацанов за чужой холивар, пусть его начали идейно близкие к коммунистам политические афганцы, тратим ресурсы, которые пошли бы на реформы… О, как я заговорил у себя в голове. Да я уже почти что государственник!

Уже на выходе из здания, прямо у машины Инна внезапно заявила:

– Вы были совершенно бестактны, товарищ Озёров.

– К чему это сейчас сказано, Инна?